Мне хватило пары минут, чтобы напиться вдрызг. Нам с Селией всегда подавали коктейли очень быстро, но видела бы ты, как юлили официанты перед Брендой Фрейзер! Я не успела поесть и разнервничалась после перепалки с Энтони. (Наша ссора представлялась мне величайшей трагедией современности, и страдала я страшно.) Алкоголь сразу ударил в голову. Биг-бенд играл нещадно громко. Когда к нашему столику подошел Луи Прима, я уже ничего не соображала. Мне совершенно не было дела до Луи Примы. — Что у вас с Артуром? — шепнула я Селии. — Да так, ничего, — ответила та. — У вас интрижка? Она повела плечами. — Селия, не молчи! Она взвесила все варианты и, видимо, решила сказать правду. — Строго между нами — да, у нас интрижка. Он тупица, но да. — Селия, он ведь женат. Женат на Эдне. — Кажется, я говорила слишком громко, и несколько человек — их имена не имеют значения — повернулись и уставились на нас. — Давай-ка выйдем и подышим воздухом, — предложила Селия. Через минуту мы стояли на пронизывающем мартовском ветру. Я не захватила пальто, ведь с утра был теплый весенний денек. Но погода меня обманула. Меня все обманули. — А как же Эдна? — спросила я. — А при чем тут она? — Она его любит. — Она любит молоденьких. И меняет их как перчатки. Новый спектакль — новый хахаль. Так Артур говорит. Любит молоденьких. Таких, как Энтони. Увидев выражение моего лица, Селия продолжила: — Пораскинь мозгами, Вивви! По-твоему, у них обычный прочный брак? Думаешь, Эдна вышла в тираж? Она же звезда, да еще распоряжается всеми деньгами. Она безумно популярна. Думаешь, станет она сидеть дома и поджидать своего клоуна-муженька? Черта с два! Он не подарок, сама видишь, хоть и симпатичный. И с какой стати ему сидеть и ждать ее? Они же из Старого Света, Вивви. Там так принято. — Где там? — спросила я. — В Европе. — Селия широко повела рукой в сторону предполагаемого континента, где живут совсем по другим законам. Я была потрясена. Несколько месяцев я ревновала Энтони к хорошеньким танцовщицам, но ни разу не заподозрила, что угроза может исходить от Эдны. Ведь Эдна Паркер Уотсон моя подруга, и притом она старуха. Зачем ей мой Энтони? А она ему зачем? И что теперь будет с моей драгоценной любовью? Сердце сжал спазм обиды и тревоги. Как я могла так ошибаться в Эдне? А в Энтони? Я не видела ни малейших признаков измены. И как я могла не заметить, что моя лучшая подруга спит с Артуром Уотсоном? Почему она мне раньше не сказала? Потом я вспомнила, как Пег и Оливия танцевали в гостиной под «Звездную пыль» в тот вечер и каким шоком для меня стало это открытие. Чего же еще я не знаю? И когда прекратится этот поток внезапных открытий? Когда люди перестанут меня удивлять своей похотью, своими грязными секретами? «Как дитя малое», — сказала про меня Эдна. В тот момент я и чувствовала себя глупым, наивным ребенком. — Ах, Вивви, ну что ты как дурочка, — пробормотала Селия, увидев мое лицо. Она обняла меня своими длинными руками, и я уже собиралась прижаться к ней и разразиться жалкими, безутешными, пьяными рыданиями, как услышала за спиной знакомый голос. — Решил вас проведать, — сообщил Артур Уотсон. — Раз уж я взялся сопровождать таких красоток, нельзя оставлять их без присмотра, верно? Я хотела разомкнуть объятия и отодвинуться от Селии, но Артур сказал: — Погоди, Вивиан. Не нужно из-за меня смущаться. И он обхватил нас обеих. Теперь мы обнимались втроем. Роста мы с Селией были немаленького, но Артур, мужчина крупный и сильный, крепко сжимал наши тонкие фигурки в кольце своих рук. Селия рассмеялась. Артур тоже. — Так-то лучше, — пробормотал он, уткнувшись мне в волосы. — Правда так лучше? И в самом деле — так было лучше. Намного лучше. Во-первых, я согрелась. Стоять без пальто посреди Пятьдесят второй улицы под ледяными порывами ветра было ужасно холодно. Пальцы рук и ног онемели. (А может, вся кровь прилила к моему несчастному израненному сердцу.) Но теперь мне стало тепло, по крайней мере местами. Со спины ко мне прижимался Артур, плотный и крепкий, как гранитная статуя, а спереди меня грела чудесная мягкая грудь Селии. Я уткнулась носом ей в шею, вдохнула знакомый запах. И тут Селия зашевелилась, подняла голову и поцеловала Артура. Увидев, что они целуются, я сделала слабую попытку — на грани приличий — высвободиться из объятий. Но не слишком старалась, если честно. Мне было очень с ними уютно, уютно и хорошо. — Вивви у нас сегодня грустный маленький котенок, — промурлыкала Селия, когда наконец закончился их долгий страстный поцелуй прямо у меня над ухом. — Кто у нас грустный маленький котенок? — спросил Артур. — Ты? И теперь уже поцеловал меня, по-прежнему обнимая нас обеих. Мне и раньше случалось целовать кавалеров Селии, но не в дюйме от ее лица. Вдобавок это был не просто кавалер Селии, а Артур Уотсон, которого я почти презирала. И чью жену обожала. Впрочем, означенная жена сейчас, скорее всего, занимается сексом с моим возлюбленным — и если Энтони своим волшебным языком вытворяет с ней то же самое, что делал со мной… Это было невыносимо. В горле у меня встал ком, и я оторвалась от Артура, чтобы перевести дыхание, но не успела опомниться, как Селия начала целовать меня в губы. — Вижу, вы уловили суть, — изрек Артур. За месяцы своих сексуальных приключений я ни разу не целовалась с девушкой. Мне даже в голову такое не приходило. Ты, верно, подумаешь, Анджела, что к этому времени я могла бы перестать удивляться извивам и вывертам судьбы, но поцелуй Селии привел меня в изумление. Она целовала меня все крепче, а я продолжала изумляться. Мое первое впечатление от поцелуя с Селией: он показался мне невероятно роскошным. Как и она сама. Вся такая мягкая. Такая нежная. Такая родная. Меня словно накрыло теплой волной — я тонула в бархатном прикосновении ее губ, в ее пышной груди, в знакомом цветочном аромате. Мужчины целовались совсем иначе, даже Энтони, который умел это делать очень нежно. Самый мягкий поцелуй мужчины не шел ни в какое сравнение с прикосновением губ Селии. Они напоминали бархатный зыбучий песок. Я не могла от них оторваться. Да и кто в здравом уме смог бы? Целая тысяча лет миновала, как в бреду, а мы все стояли под фонарем, и я позволяла Селии целовать меня и отвечала на поцелуи. Мы смотрели друг другу в глаза, такие прекрасные и такие похожие, целовали такие прекрасные и такие похожие губы друг друга, и наш абсолютный взаимный нарциссизм достиг пика. Голос Артура вернул меня к реальности. — Жаль прерывать вас, девушки, но, думаю, пора нам отсюда убраться. Я как раз знаю чудесный отельчик неподалеку. Он улыбался, словно сорвал большой куш. В каком-то смысле, наверное, так и было. Мечты далеки от реальности, Анджела. Знаю, многие женщины фантазируют о таких вещах и представляют, что очутились в шикарном отеле на королевском ложе с красивым мужчиной и прекрасной девушкой. На деле же я быстро обнаружила: когда сразу три человека предаются сексуальным наслаждениям, это проблематично и напряженно даже с точки зрения элементарной логистики. Слишком много отвлекающих факторов, понимаешь? Слишком много рук и ног. Постоянно натыкаешься на кого-то, и приходится извиняться: «Ой, прости, я тебя не заметила». Только устроишься поудобнее, как другой решает поменять позу, и приходится прерываться. А еще непонятно, когда именно все заканчивается. Вот ты получила удовольствие, но оказывается, что остальные настроены продолжать и снова втягивают тебя в активное взаимодействие. Возможно, этот опыт принес бы мне больше радости, будь на месте мужчины кто угодно, но не Артур Уотсон. Артур был опытным и горячим любовником, но и в постели страшно раздражал меня по тем же причинам, что и в жизни. Он смотрел только на себя и думал только о себе, и это было невыносимо. До одури самовлюбленный, Артур как будто специально красовался, чтобы мы вместе с ним могли вдоволь насладиться его привлекательностью и мускулатурой. Я видела, что он ни на минуту не перестает позировать для нас и восхищаться собственным телом. Можешь представить такую глупость, Анджела? Можешь представить мужчину, который в постели с такими созданиями, как Селия Рэй и я во цвете двадцати лет, любуется только самим собой? Что за тупица! Что до Селии, я не знала, как с ней обращаться. Все в ней было для меня чрезмерным — ее вулканическая пылкость, лабиринты ее потайных желаний. Она змеилась, разветвлялась, как молния. Я видела ее словно впервые. Почти целый год мы спали в одной постели, прижавшись друг к другу, но это была другая постель и другая Селия. Новая Селия оказалась чужой незнакомой страной, чужим языком, на котором я не понимала ни слова. Я не узнавала свою подругу в этой загадочной незнакомке с плотно закрытыми глазами и беспрерывно извивающимся телом, которым, казалось, овладел неистовый демон, в равных частях состоявший из страсти и ярости. Я никогда не чувствовала себя такой потерянной, такой одинокой, как в эпицентре этой бури, в ее самых неистовых водоворотах. Должна сказать, Анджела, что я почти пошла на попятную у самой двери гостиничного номера. Почти. Но потом вспомнила обещание, данное себе самой много месяцев тому назад, — что впредь никогда не оставлю подругу одну в опасной ситуации, никогда не струшу. Раз Селия решила совершить безумство, я тоже приму в нем участие. И хотя обещание наполовину забылось и уже утратило смысл — ведь столько всего изменилось за последние месяцы, и с какой стати мне придавать старой клятве такое значение, с какой стати поддерживать подругу во всех ее эскападах? — я все же сдержала слово. Осталась с Селией. Как ни парадоксально, для меня это было делом чести. Впрочем, мной двигали и другие мотивы. Я все еще чувствовала резкое движение плеча Энтони, когда тот стряхнул мою руку и заявил, что он не моя собственность. Помнила его презрительное: «Сестренка». Видела лицо Селии, когда та рассуждала о супружеских отношениях Артура и Эдны — «Они же из Старого Света» — и смотрела на меня как на самое наивное и бестолковое существо на всем белом свете. Я слышала голос Эдны, когда та назвала меня малым ребенком. Кому хочется быть малым ребенком? Вот почему я осталась. Вот почему каталась по постели от одного края к другому — потому что в Европе так принято, потому что я не хотела быть ребенком, — сплетаясь с божественными телами Артура и Селии, пытаясь доказать нечто важное самой себе. Но в то же время самым краешком сознания, не затуманенным алкоголем, обидой, похотью и глупостью, я совершенно ясно понимала, что это решение принесет мне только горе. И до чего же я была права.