— Жаль. Терять преданных почитателей всегда больно. А брат твой, которого назвали в честь меня? Уолтер? Про него что расскажешь? Уж не знаю, с чего это Уолтер Уинчелл решил, будто моего брата назвали в его честь, но спорить я не собиралась. — Мой брат Уолтер во флоте, сэр. Проходит офицерскую подготовку. — Записался добровольцем? — Да, сэр, — кивнула я. — И ради этого бросил Принстон. — Вот что нам сейчас нужно, — заметил Уинчелл. — Побольше таких ребят, как твой брат. Кому хватает отваги добровольно сражаться с Гитлером, хотя никто их не принуждает. Он славный парень, твой брат, да? Хорош собой? — Да, сэр. — Еще бы, с таким-то именем. Снова подошел официант спросить, не нужно ли нам чего-нибудь, и я чуть было не заказала по привычке джин с газировкой, но, к счастью, вовремя опомнилась. Официанта звали Луи. Мы с ним как-то целовались. К счастью, он меня не признал. — Послушайте, — проворчал Уинчелл, — идите-ка вы подобру-поздорову. Вы портите репутацию моему столику. Как вас вообще сюда пустили, в таких-то нарядах. — Мы уйдем, только если вы пообещаете, что имени Вивиан в завтрашней газете не будет, — заявила Оливия. Ее упертости можно было позавидовать. — Дамочка, вы пришли в мой клуб, сели за мой столик и диктуете мне свои условия? — огрызнулся Уинчелл. — Я вам ничего не должен. И ничего обещать не стану. — Он повернулся ко мне: — Я бы посоветовал тебе впредь быть поосторожнее, дитя, но знаю, что ты меня не послушаешь. Рыльце у тебя в пушку: ты поступила скверно и попалась. Наверняка ты и раньше грешила, только прежде тебе это сходило с рук. Что ж, сегодня не повезло. Негоже девушке из порядочной семьи путаться с чужим мужем и этой оторвой Селией Рэй. Готов поспорить, ты еще наделаешь глупостей. Одно скажу: когда такая милая девчушка якшается с отребьем вроде Селии Рэй, пора научиться самой стоять за себя. Эта старая карга, твоя так называемая тетя, вцепилась мне в шею бульдожьей хваткой, но храбрости ей не занимать. Уж не знаю, какой смысл ей за тебя биться и чем ты заслужила ее преданность. Но отныне, дитя, придется тебе самой за себя сражаться. А теперь убирайтесь обе с глаз долой, и хватит портить мне вечер. Только распугиваете важных людей. Глава двадцатая На следующий день я решила как можно дольше не показывать носа из комнаты. Я все ждала, когда же Селия вернется домой, чтобы поговорить о случившемся, но она так и не пришла. Я совсем не спала и вся изнервничалась. Голова гудела, точно в ней одновременно звонили тысячи дверных звонков. Я не вышла к завтраку и даже к обеду, боясь наткнуться на кого-нибудь, особенно на Эдну. После обеда я тихонько выскользнула на улицу и купила газету, чтобы прочесть репортаж Уинчелла. Я открыла ее прямо возле киоска, сражаясь с мартовским ветром, который стремился унести прочь дурные известия. Они напечатали нашу фотографию: мы с Артуром и Селией в тройном объятии. На снимке был виден мой профиль, хотя никто не сказал бы с абсолютной уверенностью, что это я. В скупом свете все красивые брюнетки выглядят одинаково. Но лица Артура и Селии пропечатались очень четко. Полагаю, они были важнее. Я сглотнула ком в горле и заставила себя прочесть заметку. Из колонки Уолтера Уинчелла в «Нью-Йорк дейли миррор», дневной выпуск от 25 марта 1941 года: Не далее как вчера в неподобающем и неджентльменском поведении был уличен супруг миссис Эдны Паркер Уотсон. Этот ненасытный сластолюбец пытался согреться в объятиях не одной, а целых двух американских артисток бурлеска! Да-да, вы не ослышались: Артура Уотсона видели у входа в клуб «Прожектор» в жарких объятиях его коллеги по спектаклю «Город женщин» Селии Рэй и еще одной длинноногой уроженки Лесбоса… Вот чем занят господин Уотсон, пока его земляки сражаются с Гитлером не на жизнь, а на смерть, — устраивает спектакли прямо на панели!.. Надеемся, нашим голубкам понравилось позировать перед камерами, ведь не надо большого ума, чтобы понять: еще одному звездному браку потребуется Рино-вация[33]. Могу поспорить, женушка вчера задала Артуру трепку по высшему разряду… Дрянной у Уотсонов выдался денек! Лучше бы оставались в постельке… Вот что птичка на хвосте принесла. «Длинноногая уроженка Лесбоса». Никакого имени. Оливия спасла меня. Около шести в дверь моей комнаты постучали. Это оказалась Пег, вся зеленая с похмелья. Выглядела она премерзко — примерно так же, как я себя чувствовала. Она присела на мою кровать, заваленную одеждой. — Вот дерьмо, — сказала она, как нельзя лучше обозначив сложившуюся ситуацию. Мы долго сидели молча. — Ох, малышка, ну и набедокурила ты, — наконец вздохнула она. — Простите, Пег. Мне очень жаль. — Не извиняйся. Отчитывать я тебя не собираюсь. Но неприятностей теперь не оберешься. Самых разных. Мы с Оливией с раннего утра пытаемся восстановить хоть какое-то подобие порядка в этом дурдоме. — Мне очень-очень жаль, — только и могла повторить я. — Брось. Извиняться будешь перед другими. Мне твои сожаления ни к чему. Но нам с тобой есть что обсудить. Во-первых, хочу тебе сообщить, что Селия уволена. Уволена?! Раньше из «Лили» никого не увольняли. — Но куда она пойдет? — спросила я. — Куда глаза глядят. С Селией покончено. Ноги ее больше не будет в «Лили». Я велела ей забрать вещи сегодня во время вечернего спектакля. И попрошу тебя уйти на то время, когда она будет здесь. Не хочу еще больше нагнетать обстановку. Селия уезжает, а я даже не смогу попрощаться! Но куда ей деваться? У нее ни гроша за душой, я абсолютно точно это знала. Ей негде жить. У нее никого нет. Она же пропадет. — У меня не было выбора, — заметила Пег. — Не могу же я заставлять Эдну и дальше делить сцену с этой женщиной. И если бы я не уволила Селию, остальные артисты взбунтовались бы. Все очень злы на нее. Мы не можем рисковать. Селию заменит Глэдис. Она не так хороша, но сойдет. Жаль, что нельзя уволить Артура, — Эдна не позволит. Возможно, она сама его прогонит, но тут уж ей решать. Он тот еще паршивец, спору нет, но что я могу поделать? Она его любит. — И Эдна сегодня будет выступать? — потрясенно спросила я. — Конечно. А почему бы ей не выступать? Облажалась-то не она. Я поморщилась. Однако меня потрясло, что Эдна согласилась выйти на сцену как ни в чем не бывало. Я-то думала, что она будет прятаться — сбежит на курорт восстанавливать душевный покой или как минимум запрется в комнате, оплакивая свою несчастную судьбу. Я бы не удивилась отмене спектакля. — Вечер едва ли будет для нее приятным, — продолжала Пег. — Разумеется, колонку Уинчелла читали абсолютно все. Наверняка публика будет шептаться. Смотреть на нее жадными глазами и ждать, что она сорвется, даст слабину. Но Эдна — боец, ее так легко не проймешь. Она сделает вид, что ничего не произошло. Шоу должно продолжаться — вот ее девиз. Нам повезло, что она такая сильная. Не будь в ней этой решимости, не будь она мне такой доброй подругой, сбежала бы без оглядки — и что тогда стало бы с нами? Благодари Бога, что Эдна такая стойкая. Она останется несмотря ни на что. Пег закурила и продолжала: — Сегодня я говорила с твоим приятелем Энтони. Он хотел уволиться. Сказал, что мы ему надоели. Что мы его «жучим», что бы это ни значило. Особенно ты. Я сумела убедить его остаться, но он потребовал прибавку к зарплате и отдельно оговорил, чтобы ты к нему «не лезла». Потому что ты поступила с ним «по-свински». Он не хочет с тобой знаться. Ему надоело, что ты к нему «цепляешься». Я просто повторяю его слова, Вивви. Надеюсь, смысл ты уловила. Не знаю, сумеет ли он сегодня хорошо сыграть, но скоро мы это выясним. Оливия сегодня долго с ним разговаривала, пыталась вразумить. Но тебе лучше к нему не соваться. Просто сделай вид, что его не существует. Меня будто вывернули наизнанку. Селию выгнали. Энтони больше не хочет меня знать. А Эдне придется выступать перед целым залом кровопийц, жаждущих ее краха. И все из-за меня. — А теперь скажи начистоту, Вивви, — продолжала Пег. — Давно ты путаешься с Артуром Уотсоном? — Я с ним не путаюсь. Это было только один раз. Только вчера. Тетя пристально посмотрела на меня, словно пытаясь определить, говорю ли я правду. А потом отвела взгляд. Не знаю, поверила она мне или нет; может, решила, что это уже не важно. А у меня попросту не осталось сил защищаться. Да и защищать было нечего. — Почему ты так поступила? — спросила Пег скорее с недоумением, чем с осуждением. И поскольку я не сразу ответила, она быстро добавила: — Не отвечай. Причина всегда найдется. — Я думала, Эдна путается с Энтони, — проблеяла я. — Что ж, это неправда. Я знаю Эдну и готова за нее поручиться. Она никогда так не делала — и не сделает. А если бы и сделала, Вивиан, это не оправдание. — Простите, Пег, — снова пробормотала я. — История попадет во все газеты. И не только в Нью-Йорке — везде. «Вэрайети» не упустит такого случая. Как и голливудские таблоиды. Не говоря уж о лондонских. Оливии весь день названивают репортеры и просят прокомментировать ситуацию. У служебного входа дежурят фотографы. Для Эдны с ее безупречной репутацией это катастрофа. — Пег. Скажите, чем я могу помочь. Умоляю. — Ничем, — ответила она. — Единственное, что от тебя сейчас требуется, — сидеть тихо, помалкивать и надеяться на милость толпы. Слышала, вы с Оливией вчера ходили в «Аист»? Я кивнула. — Не хочу драматизировать, Вивви, но ты ведь понимаешь, что Оливия спасла тебя от позора? — Понимаю. — Можешь представить, что сказали бы твои родители? Такое пятно на репутации, в вашей-то среде, да еще и с фотографиями в подтверждение. Я могла представить. Я и представляла. Всю ночь. — Ты так легко отделалась, что это даже нечестно, Вивви. Остальные участники истории огребли с лихвой, и Эдна больше всех, но тебе все сошло с рук. — Знаю, — ответила я. — Мне очень жаль. Пег вздохнула: — Что ж. В который раз Оливия всех выручила. Я уже со счета сбилась, сколько раз за эти годы она нас выручала — выручала меня саму. Самая замечательная, самая достойная женщина из всех, кого я знала. Надеюсь, ты ее поблагодарила?