Итак, ранней весной 1971 года Фрэнк сказал, что вы с Уинстоном решили пожениться и устроить скромную церемонию. И попросил сшить тебе платье. — А сама Анджела хочет, чтобы я шила ей платье? — уточнила я. — Она пока не знает, — ответил он, — но я с ней поговорю. И попрошу, чтобы она с тобой встретилась. — Ты хочешь познакомить нас с Анджелой? — Анджела — моя единственная дочь. И, зная ее, могу предположить, что это будет ее единственный брак. Я прошу тебя сшить для нее платье. Это много для меня значит. Поэтому — да, я хочу вас познакомить. Ты появилась в бутике утром во вторник, очень рано — ведь к девяти тебе нужно было на работу. Отец привез тебя на машине, и вы вошли вдвоем. — Анджела, — сказал Фрэнк, — это Вивиан, моя старая подруга, о которой я тебе рассказывал. Вивиан, это моя дочь. Что ж, оставлю вас. И он вышел. Еще никогда я так не нервничала при встрече с клиенткой. Хуже того, я сразу поняла, что ты приехала ко мне не по своей воле. И не просто с неохотой, а с глубоким раздражением. Ты не понимала, зачем отец, который прежде никогда не вмешивался в твои дела, заставил тебя сюда приехать. А еще я видела, что не нужно тебе никакое платье (я инстинктивно чувствую такие вещи). Готова поспорить, ты считала свадебное облачение старомодным, дурацким и унизительным для женщин и собиралась надеть на торжество тот же наряд, что был на тебе день нашей первой встречи: просторную крестьянскую блузку, джинсовую юбку с запа́хом и сабо. — Доктор Грекко, — произнесла я, — рада знакомству. Я надеялась, тебе понравится, что я назову тебя по ученой степени. Прости, но за годы я столько слышала о тебе, что сама гордилась твоим докторским званием! Ты ответила безупречно вежливо: — Я тоже рада, Вивиан, — и постаралась улыбнуться как можно приветливее, хотя тебе вовсе не хотелось приезжать сюда. Ты показалась мне совершенно поразительной, Анджела. В отличие от отца, ты была невысокого роста, но в остальном очень на него похожа. Те же темные внимательные глаза, смотревшие на мир не только с любопытством, но и с подозрительностью. Те же густые, хмурые брови — видимо, ты их не выщипывала, и мне это понравилось. Ты буквально светилась интеллектом, и в тебе, как и в отце, чувствовалась та же пульсирующая, беспокойная энергия. (Слава богу, не настолько беспокойная, как у Фрэнка, но явная.) — Значит, ты выходишь замуж? Поздравляю, — сказала я. Ты решила не тратить время на любезности: — Знаете, я не люблю все эти свадебные финтифлюшки… — Прекрасно тебя понимаю, — кивнула я. — Хочешь верь, хочешь нет, я тоже не люблю свадебные финтифлюшки. — Тогда странную вы выбрали профессию, — заметила ты, и мы обе рассмеялись. — Послушай, Анджела, если хочешь, можешь уйти, — предложила я. — Я ни капли не обижусь, если ты не станешь заказывать у меня свадебное платье. Кажется, ты испугалась, что оскорбила меня, и пошла на попятную: — Да нет же, я рада, что приехала. Это важно для папы. — Да, — согласилась я. — Мы с твоим отцом друзья, и человек он очень хороший. Но в моей профессии не имеет значения мнение отца. Или матери, раз на то пошло. Прежде всего меня интересует, что думает невеста. При слове «невеста» ты слегка поморщилась. За годы работы я встречала два типа невест: первым нравится эта роль, вторым она глубоко противна, хотя замуж они все равно выходят. Ты явно относилась ко второму типу. — Анджела, позволь сказать тебе кое-что. Кстати, ничего, что я обращаюсь к тебе по имени? Так странно было называть твое имя — такое родное и близкое, которое я столько раз слышала! — Конечно, — ответила ты. — Осмелюсь предположить, что одна мысль о традиционной свадебной церемонии тебе противна. — Вы не ошиблись. — И ты предпочла бы просто заглянуть в муниципалитет в обеденный перерыв и расписаться, а то и вовсе не связывать себя узами брака, а просто продолжать жить со своим партнером, не приплетая государство? Ты улыбнулась. И снова я заметила блеск интеллекта в глазах. — Вы явно читаете мою почту, Вивиан. — Значит, настоящая свадьба нужна кому-то из твоих близких, а не тебе. Кому? Твоей матери? — Уинстону. — Ага. Жениху. — И снова ты поморщилась: я неправильно выбрала слово. — Или лучше сказать — партнеру? — Спасибо, так лучше, — согласилась ты. — Да, дело в Уинстоне. Он хочет настоящую свадьбу. Хочет, чтобы мы встали перед всем светом и заявили о своей любви. — Как мило. — Ну да, наверное. Я и правда его люблю. Но была бы не прочь послать на свадьбу дублершу, которая постоит у алтаря вместо меня. — Не любишь быть в центре внимания, — кивнула я. — Твой отец говорил. — Терпеть не могу. И не хочу надевать белое. В моем возрасте это смешно. Но Уинстон вбил себе в голову, что хочет видеть меня в белом платье. — Женихи все такие. Белое платье — помимо пресловутой непорочности — почему-то символизирует для мужчин исключительность дня свадьбы, его судьбоносное значение. Рядом с невестой в белом платье они чувствуют себя избранными. Я много лет работаю с новобрачными, Анджела, и за это время поняла, что мужчине очень важно видеть, как невеста идет к нему навстречу в белом. Это успокаивает все мужские страхи. А страхов у мужчин на удивление много. — Как интересно, — заметила ты. — Страхов я как раз повидала достаточно. Кажется, ты расслабилась и начала потихоньку оглядываться по сторонам. Потом подошла к вешалке с готовыми моделями и стала с мученическим выражением лица перебирать пышные кринолины, атлас и кружево. — Анджела, поверь, ни одно из тех платьев тебе не понравится. Скажу прямо: они покажутся тебе ужасными. Ты опустила руки, признавая поражение: — Правда? — Послушай, сейчас у меня нет готовых моделей, которые тебе подошли бы. Я не позволю тебе даже примерять их — они не для той, кто в десять лет самостоятельно чинит велосипед. Знаешь, Анджела, из классических правил портновского искусства я признаю только одно: платье должно подчеркивать достоинства не только фигуры, но и ума. Сейчас здесь не найдется ни одного платья тебе по уму. Хотя у меня возникла идея. Давай присядем у меня в мастерской, выпьем чаю и поговорим. Раньше я никогда не приглашала невест к себе в мастерскую, находившуюся в глубине дома. Здесь всегда царили беспорядок и хаос. Я предпочитала показывать клиенткам только фасад: прелестный, волшебный зал, который мы с Марджори обставили французской мебелью. Стены здесь были кремовые, а с улицы сквозь витрину струились солнечные лучи. Мне хотелось создать иллюзию женственности, так как большинство невест мечтает пребывать в неведении и жить в мире грез. Но тебя, Анджела, мир грез не интересовал. И мне подумалось, что мастерская — место, где кипит настоящая работа, — придется тебе по вкусу гораздо больше. И еще я хотела показать тебе одну книгу, а она лежала там, в мастерской. И вот мы прошли в подсобные помещения, и я заварила тебе чай. А потом принесла книгу. Это был альбом со старинными свадебными фотографиями: Марджори подарила мне его на Рождество. Я показала тебе снимок невесты из Франции 1916 года. На ней было простое прямое платье длиной чуть выше щиколоток, без всяких кружев и украшений. — Мне кажется, тебе подошло бы что-нибудь вроде этого. Никаких традиционных свадебных нарядов. Никаких оборок и кружев. А в таком платье ты будешь чувствовать себя комфортно и сможешь свободно двигаться. Смотри, верх очень напоминает кимоно. Лиф состоит из двух простых отрезов ткани, перекрещивающихся на груди. В начале века платья в японском стиле одно время пользовались большой популярностью, особенно во Франции. Мне очень нравится такой силуэт: простой, как халат, но очень элегантный. Некоторые сочтут его даже слишком простым, но я нахожу это платье восхитительным. По-моему, оно тебе пойдет. Видишь, какая высокая линия талии? А вот тут широкий атласный пояс с крупным бантом сбоку. Напоминает оби. — Оби? — Кажется, я сумела тебя заинтересовать. — Японский церемониальный кушак. Знаешь, что мы сделаем? Я сошью тебе такое платье из сливочно-белой ткани, чтобы порадовать поборников традиций, но вместо пояса мы возьмем настоящий японский оби. Я бы предложила красный с золотом, дерзкий и яркий, чтобы обозначить твою незаурядность. Отойдем как можно дальше от нудных традиций и пуританских клише, согласна? Я научу тебя завязывать оби двумя разными способами. В Японии замужние и незамужние женщины носят оби по-разному. Ты можешь прийти на церемонию с узлом для незамужних. Затем Уинстон распустит пояс, а ты завяжешь его другим узлом. Получится своего рода свадебный ритуал. Конечно, если тебе нравится такая идея. — Невероятно интересно! — воскликнула ты. — Мне нравится. Очень-очень нравится. Спасибо, Вивиан. — Вот только одно сомнение: как бы твой отец не расстроился, увидев платье в японском стиле. Он же воевал с японцами. Что скажешь? — Нет, думаю, он совсем не расстроится. Даже наоборот: мне кажется, ему будет приятно. Как будто я отдаю дань его опыту. — Пожалуй, — кивнула я. — Так или иначе я обязательно предупрежу его, чтобы обошлось без неприятных сюрпризов. Но ты меня уже не слушала, задумавшись о своем. Потом нахмурилась с тревожной подозрительностью: — Вивиан, можно вопрос? — Конечно. — Откуда вы знаете моего отца? Не представляю, Анджела, какое выражение в тот момент появилось у меня на лице. Пожалуй, некая смесь вины, страха, печали и паники. — Поймите мое любопытство, — продолжала ты, заметив мое замешательство, — ведь папа ни с кем не поддерживает отношения. Даже не разговаривает ни с кем. И тут он представляет вас как своего хорошего друга, но я-то знаю, что друзей у него нет. Он перестал общаться даже со своими старыми знакомыми из нашего квартала. А вы даже не из Южного Бруклина. И при этом столько всего про меня знаете. Знаете, что я чинила велосипед, когда мне было десять. Откуда вам это известно? Ты ждала моего ответа. Я же чувствовала, как почва уходит из-под ног. Передо мной сидел профессиональный психолог. Ты умела анализировать души, Анджела. И повидала немало лжи и безумия. У меня возникло ощущение, что ты готова ждать хоть до скончания века, но если я солгу, ты сразу поймешь. — Можете сказать мне правду, Вивиан, — сказала ты. Взгляд был не враждебным, но пугающе пристальным. Но разве могла я сказать тебе правду? Во-первых, я не имела права откровенничать: иначе я нарушила бы тайну твоего отца. Во-вторых, не хотелось огорчать тебя накануне свадьбы. Но главное, суть наших с Фрэнком отношений не поддавалась объяснению. Разве ты поверила бы, что мы с твоим отцом уже шесть лет гуляем по ночам несколько раз в неделю, но ничего больше не делаем, только разговариваем? — Фрэнк был другом моего брата, — наконец ответила я. — Они с Уолтером вместе служили в войну. Учились в офицерской школе, затем попали на «Франклин». Во время атаки на «Франклин» мой брат погиб, а твой отец получил страшные ожоги.