— Нет? — он вызывающе вздергивает бровь. — Я думал, на первом свидании в гости не заходят. Помнится, ты упоминала об этом в своем списке правил? — Это список для обычных парней. А ты не обычный. — Значит, я особенный? Или странный? — он прикусывает нижнюю губу и, ухмыльнувшись, склоняет голову набок. — Хочешь, чтобы я умоляла? Кроме того, это были рекомендации, а не правила, — добавляю я, расправляя плечи, и, вздернув подбородок, скрещиваю руки на груди. — Ах рекомендации. Получается, они необязательные? — Это всего лишь список правил, на которые стоит ориентироваться, а не закон. — А-а-а. Понятно, — кивает Дженнингс, продолжая стоять на месте. — Хотя мне понравилась мысль о том, что ты будешь меня умолять, — он делает шаг ко мне и останавливается. — Ну приглашай тогда. А он не собирается быстро сдаваться. — Не хочешь войти? — как можно соблазнительнее произношу я и, покраснев от двойного смысла слов, со стоном шлепаю себя по лбу ключом-картой. Дженнингс с усмешкой подходит и забирает у меня ключ. — Раздевайся, — приказывает он, как только за нами закрывается дверь. — Вот так сразу? — Если тебе что-то мешает, могу сделать это за тебя. — Давай, — пожимаю плечами я. Дженнингс замирает, застигнутый врасплох, а потом на его лице медленно расплывается улыбка. Он прекращает расстегивать свою рубашку и пристально смотрит на меня. Кажется, кто-то воспользовался моим трехсекундным приемчиком. Сейчас, находясь по другую сторону, могу сказать вам, что он очень эффективный. У меня перехватывает дыхание, и я чувствую себя на грани исступления, когда он сокращает и так небольшое расстояние между нами. Дженнингс проводит пальцем по моей ключице, и это движение отдается во всем теле: пульс зашкаливает, соски твердеют, и я так возбуждаюсь, что он с легкостью мог бы взять меня прямо сейчас. — Ты постоянно удивляешь меня, милая. — Разве? — Несомненно, — пальцы сменяют губы, и я вздрагиваю. Он поднимается поцелуями к уху, кусает меня за мочку и снимает сережки. Не знаю, насколько эротично это выглядит, но нежное прикосновение пальцев, когда он вытаскивает колечки из ушей, очень приятно. — Мне нравится… — я замолкаю на мгновение, неуверенная, говорить это вслух или нет. — Мне нравится твоя решительность. Когда ты немного властный, — на меня накатывает волна возбуждения просто от того, что я произношу это вслух. Интересно, признаваться в подобном нормально? — Знаю, — отвечает он и подмигивает. Боже, я уже на грани оргазма. — А будет неловко, если я кончу, прежде чем окажусь без одежды? — потому что такое действительно может произойти. — Думаю, нет. Будет неловко, если я кончу до того, как сниму с тебя всю одежду. — О да. Кстати, извини. — За что? — Дженнингс приподнимает подол платья и кончиками пальцев поглаживает внешнюю сторону бедра. — Жаль, что у тебя может быть только один оргазм, когда я кончаю несколько раз. Это как-то несправедливо. Не думала, что такое возможно. Вернее, я знала, что для некоторых женщин это характерно. Например, для порнозвезд и сексуально активных людей, но никогда не думала, что сама на это способна. Боже, заткнись. Я не вижу его, но рядом со своим ухом слышу тихий смех и чувствую тепло его дыхания на своей шее. — Рад, что просвещаю тебя, милая, — Дженнингс целует меня в шею, и я вздрагиваю. — Повернись. Я поворачиваюсь и смотрю в сторону окна. Шторы все еще открыты, позволяя свету уличных фонарей со стоянки проникать в номер. Дженнингс неторопливо расстегивает молнию на платье. Сантиметр за сантиметром. Скольжение молнии и жар его тела медленно сводят меня с ума. Он стягивает платье с плеч, и оно тихо скользит вниз по моим рукам и бедрам. Дженнингс приседает за моей спиной и говорит переступить через ткань. После чего встает и бросает платье на комод. А потом собирает мои волосы и перекидывает их через плечо, лаская губами другое. Расстегнув бюстгальтер, Дженнингс кидает его поверх платья, не переставая целовать меня в шею. Он сжимает сосок и прижимается грудью к моей спине. У меня перехватывает дыхание. Опускаю взгляд, чтобы посмотреть на свою грудь в его руке и на то, как он сжимает сосок между большим и указательным пальцами. Вторую руку Дженнингс прижимает к моему животу. Пуговицы рубашки впиваются мне в спину. Я трусь задницей об его член, чтобы проверить, насколько он возбужден. Когда его рука проскальзывает в трусики, я издаю стон. Не ожидала, что простое скольжение пальцев по коже заставит меня тихо умолять, чтобы он подарил мне наслаждение, которого я так жажду. — Обожаю, когда ты такая мокрая для меня, — шепчет он на ухо, распределяя мою влагу по клитору. Знаете, как возбуждает наблюдать за тем, как его рука нырнула в мое нижнее белье? Это даже сексуальнее, чем если бы я была голая. Не могу отвести глаз от этого зрелища. Я сильнее прижимаюсь задом к его эрекции и в награду он крепче сжимает меня, удерживая на месте. Но, несмотря на это, я продолжаю тереться об его руку, потому что хочу большего. Больше давления. Больше контакта. Больше Дженнингса. Его твердый член упирается мне в задницу. Представляю, как Дженнингс стягивает брюки, стремясь побыстрее оказаться внутри меня, и испускаю нечто похожее на стон. Он проскальзывает двумя пальцами внутрь меня, и я прикусываю губу. Оргазм так близок. — Ты ужасно напориста для женщины, которая только что заявила мне, что предпочитает подчиняться. — Мне просто нравится твоя рука, — улыбаюсь я. — А то я не понял. Ты так бесстыдно объезжаешь ее, что мой член начинает завидовать, — он снова щиплет меня за сосок, и я сжимаюсь вокруг его пальцев. — У меня вся рука мокрая, милая. Придется облизывать пальцы, когда ты кончишь. — Дженнингс, — торопливо выдыхаю я его имя. Не думаю, что смогу долго продержаться. Чувствую себя невероятно раскованной рядом с ним, как будто единственное, что имеет значение, — это наслаждение, самое невероятное наслаждение в моей жизни. Склонив голову, я наблюдаю за движениями его руки. Как большой палец двигается под резинкой трусиков и прижимается к клитору, как он сгибает пальцы внутри меня и прикусывает мочку уха. В этот момент я разбиваюсь на маленькие осколки. Я бы упала, если бы он не прижимал меня к себе, поскольку ноги не держат. Обнимая меня одной рукой, второй он продолжает трахать меня, растягивая оргазм. Не думала, что такое вообще возможно. Когда волна экстаза стихает, я, опьяненная оргазмом, разворачиваюсь к нему. — С ума сойти, почему ты до сих пор одет? — я хлопаю глазами, пытаясь вспомнить, как мы сюда попали. — Как вообще можно так кончить, если только один из нас раздет? — Теперь можешь снять трусики, — Дженнингс пристально смотрит на меня, неторопливо расстегивая рубашку. Точно. Я ведь даже не голая. Подцепляю большими пальцами трусики и стягиваю. — Отдай их мне, — требует Дженнингс Я, покраснев, хватаю нижнее белье с пола и вручаю ему. Как можно стесняться после того, что он только что сделал со мной. Тем не менее, мне так стыдно передавать ему мокрые трусики. — Ложись на кровать, — говорит он, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке. Я подчиняюсь, наблюдая за тем, как его руки перемещаются к поясу. Почему, когда мужчина расстегивает ремень, это так возбуждает? — Лицом вниз. Не этого я ожидала. Несколько секунд я продолжаю наблюдать за тем, как он расстегивает ремень, а потом медленно переворачиваюсь. — Попой вверх. Ох ничего себе. Ну ладно. Интересно, моя задница такая же красная, как и лицо? Это вообще возможно? Я встаю на колени и опираюсь на локти, чтобы задница была выше головы. Судя по его инструкциям, он хочет именно этого. А потом жду. Слышу, как он снимает брюки, и ремень со стуком падает на пол. Этого достаточно, чтобы понять, на каком этапе раздевания он находится. Потом Дженнингс хватает меня за бедра и подвигает к краю кровати. Головка члена прижимается к моему входу. Внезапно он с рыком шлепает меня. Я сжимаю простыни в кулаках и со стоном опускаю голову. Вцепившись пальцами в бедра, Дженнингс резко входит в меня. В комнате царит тишина, если не считать влажных шлепков наших тел и учащенного дыхания. Я сосуд для его удовольствия, и мне это нравится. Моя грудь подпрыгивает в такт его толчкам, а его яйца ударяются о клитор. Угол, под которым он вбивается в меня, вызывает невероятное удовольствие. Мне хочется увидеть, как он сейчас выглядит: выражение его лица и линии рта, из которого вырываются стоны. Взгляд, когда он шепчет пошлости о моей заднице. Как играют его желваки, когда он входит в меня. Хочу запечатлеть его лицо, чтобы вспоминать потом этот момент. Я оглядываюсь через плечо, мои волосы разметались по спине, наполовину закрывая лицо, но этого достаточно для беглого взгляда. Взгляд его глаз, прикрытых и сосредоточенных, обжигает меня. Он приоткрывает рот и облизывает нижнюю губу. Сразу представляю себе его язык на моем клиторе. Я сжимаюсь вокруг его члена, потрясенная тем, что снова вот-вот кончу. Со стоном отворачиваюсь назад, опускаюсь лбом на матрас и сильнее прогибаюсь в пояснице, приподнимая задницу повыше. Но Дженнингс дергает меня за волосы. Его губы скользят по моей шее. Не успевает он договорить: «Ты хотела посмотреть, милая?» — как я кончаю. Это произошло слишком быстро. Меня разрывает на части от удовольствия. Не думаю, что выдержу еще один раунд. Дженнингс прижимает меня к себе и замирает, пока я сильно сжимаюсь вокруг него. Откидываю голову ему на плечо и пытаюсь оттолкнуть его, потому что это слишком; я сейчас гиперчувствительная. Когда я прихожу в себя, Дженнингс выскальзывает из меня и кладет ладонь между ног, нашептывая на ухо о том, как я прекрасна и насколько он мною покорен. Его руки прижимают меня к груди, но не слишком крепко. Он не поглаживает клитор и не играет со мной пальцами. Его твердый член упирается мне в задницу, а руки дарят ощущение тепла, спокойствия и любви. Он укладывает меня спиной на кровать и снова проникает в меня. Его толчки медленные, глубокие, размеренные. Я обнимаю его за шею и сгибаю одно колено, упираясь пяткой в его задницу. Мы целуемся, подстраиваясь под неторопливые, ритмичные движения бедер. У сердце заходится в бешенном ритме, но не от адреналина. — Это реально? — шепчу я, больше себе, нежели ему, но его глаза отвечают на мой вопрос; его взгляд с нежностью изучает мое лицо, после чего Дженнингс целует меня и шепчет: «Да». Я притягиваю его ближе и утыкаюсь лицом в шею, мои соски прижимаются к его груди. От него пахнет сексом, мылом и гвоздикой или мускатным орехом — чем-то, что я не могу определить, но присуще именно Дженнингсу.