— Мы возьмем, — настояла Бану. — И заплатим кровью? Это хотите сказать? — Кровью можно рассчитаться даже с Богами. То ли дело — с людьми? — философски заметила танша. — И сколько вы хотите? Бансабира неторопливо выпила вина. Все сомнения на этот счет — хотя бы на этот — она смогла отбросить за недели раздумий по возвращению из странствий. — Я пообещала зодчим десять тысяч рук. Но я не могу позволить себе отправлять на строительные работы солдат из армии. — И это значит… — Две тысячи есть. — Остается еще восемь… Восемь… Куда ж вы денете восемь тысяч рабов, когда они закончат? Если хотите удержать рабство в тайне, надо что-то придумать. — А о чем тут думать? — подивилась Бансабира. — Северное море велико, и в нем полно хищной рыбы. Да и, знаете ли, наших собак тоже надо кормить. Было непохоже, что корабел как-то смущен, скорее озадачен тем, как быстрее решить задачу. — А те две, которых вы насчитали в поселениях вокруг чертога? Вы что, верите, что они не проболтаются? — Проболтаются еще как, — усмехнулась Бансабира. — Даже при том, что им будут платить за работу, и они не являются рабами. Но, когда это случится, все будут думать, что рабов прислал Ранди Шаут из Алого танаара в обмен на свою свободу. Алых на севере по сей день ненавидят все, так что вряд ли кто-то расстроится. Ном признал справедливость танского замечания и попросил минуту еще поразмышлять. Бансабира взмахнула рукой и велела стражнику снаружи каюты принести еще сыра. И меда, если вдруг отыщется. Прошло минут пять, принесли сыр, отыскался мед, а вот Ном с комментариями не торопился. — Октябрь начался два дня назад, — наконец, заметил старик. — И дело к зиме. В Северное море сейчас лучше не выходить. — Именно поэтому у тебя есть срок до лета: собрать команду, подготовить имеющиеся корабли и изыскать способ сделать так, чтобы о поставке рабов с моря не узнал никто. Зодчие за это время изучат все возможные места и выберут одно, наиболее подходящее. — А вы? — поинтересовался Ном. — Что вы планируете сделать к этому сроку? Бансабира замерла от удивления с куском сыра на полпути ко рту. Вот это наглость. — Да ладно вам, — подначил старичок, к которому вернулась привычная веселость. Кажется, если бы Ном сидел не напротив, а рядом, именно сейчас ткнул бы ее локтем в бок. Вот вроде и надо одернуть, а совсем не хочется. — Понятия не имею, — с усмешкой отозвалась женщина. — Что-нибудь придумаю. — Хотите совет? — Пожалуй, нет. Я и сама прекрасно испорчу себе жизнь, — с искренней улыбкой отозвалась женщина. — Да что вы, танша. Я умный, — поведал корабел, — я хорошо посоветую. Знаете, — он взял доверительный тон, — на море все легко. Если шторм — сиди в порту, если погода хороша — поднимай парус, — Ном волнообразно повел в воздухе рукой, не очень уверенно изображая паруса. — Видите? — Нет, — честно призналась Бану. — Все легко, — не унывал Ном. — Человек, лишенный сомнений — счастлив. Вы не сомневаетесь насчет восьми тысяч людей, которых пригоните сюда рабами и которых скормите через десять лет каторжных работ рыбам или волкам. Я даже готов поспорить, вы уже знаете, откуда их везти. Бансабира поперхнулась, не зная, смеяться или плакать. Пока получалось нечто близкое к первому. — Ты что, всерьез считаешь, что это делает меня счастливой? Ном снова махнул рукой, будто утомленный необходимостью говорить очевидное: — Аааа. И так ясно, что всяких рукастых, умных, каких-нибудь хороших торгашей или сказителей вы и в шахты-то не погоните. Кого-то наверняка завербуете шпионом и пошлете обратно, оставив пару заложников. Речь о том, что, сделав выбор поступить так, вы больше не беспокоитесь о нем. Он вам не докучает, и вы — спокойны. Поверьте старику: счастье — это когда тебя ничто не тревожит. А вы явно чем-то замучены. — Так заметно? — На самом деле, не очень, — сознался Ном и попытался объяснить, жестами указывая на свое лицо. — У вас кожа белая, поэтому, когда все плохо, особо не ви… — Заткнись, — беззлобно перебила Бану. — Тогда — обещайте, — тут же перестроился Ном. Мальчишка, ей-богу. А у самого — уже и зубы, и волосы повыпали. — Торгуешься? — Бансабира поддержала тон беседы. — Приходится, — пожаловался Ном, пожав сухими плечиками. — Чего тебе? — Хочу помереть с родней, — самодовольно сказал Ном. Бану изобразила в лице озадаченность. — Я, знаете, женат на волнах. Морской бриз мне — как детский смех. Когда пойму, что время пришло, сам выйду по пиратские души. Ну, если, конечно, какая другая морская заварушка не подвернется до той поры. Тут — пообещайте, что возьмете меня в авангард, несмотря на возраст. Море для меня — как мамкино пузо, а на суше я видал мало хорошего. На суше — все сомневаются. Бансабира присмотрелась: кто бы мог подумать, что за извечной широтой улыбки кроется такая тихая и такая большая печаль? — Какой еще возраст? — с легким пренебрежением спросила танша, откидываясь на кресло. — Ты самый опытный корабел и твое участие не обсуждается. Вздумаешь спорить — вывезу весь эль с верфи. Ном подобрался мгновенно. Его лицо засияло так, будто где-то внутри старичка кто-то зажег большой праздничный фонарь. — Тогда куда путь держим, а, танш'? — Да есть одно место. Если обогнуть земли Маатхасов и дать немного на юго-запад, выходя в пролив Великайни Рог, будет самое оно. — Вы про Орс что ли? Бансабира явно заинтересовалась: — Бывал там? — Ха, — заявил Ном. — Да я, когда молодой был, даже на том свете бывал. Про этот и говорить нечего, — похвастался старичок. — Тогда доверяю это тебе. Держи меня в курсе. Откуда планируешь брать людей? — Ну, для начала — из кабаков. А частью — из вашей академии. Поэтому мне б хорошо какую-нибудь бумагу, чтобы они могли выдать мне парочку обученных надсмотрщиков, и чтобы не отказывались погонять оболтусов, которых я соберу. Бансабира захохотала: — Ох, чую, как Бирхан будет недоволен. Я без конца сваливаю на академию все новые заботы. Ладно, это временно — переживет. — Жизнь вообще — перечень временных неудобств. Так что все всегда лучше, чем кажется. — Я запомню, — рассмеялась Бану и поднялась. Ном встал тоже. — Заеду в академию по пути в чертог и отдам нужные распоряжения. Перво-наперво, раз уж знаешь, что да как, наметь, где достать больше дерева, камня, железа, золота и рабов. Потом раскинем приоритеты и решим, что нужнее первым. — Вы не тревожьтесь, — Ном обошел стол и принялся провожать госпожу. — Я все сделаю, как надо. Меня пинать морских крыс еще ваш дед поставил, так что соображу уж. Да и, — Ном чуточку отошел, приосанился, выпятив сухощавую грудь и закинув голову, чтобы смотреть Бансабире прямо в глаза, — мужчина я или нет, в конце концов? Все будет. А вы лучше пока побудьте маленькой девочкой и передохните. И если все еще сомневаетесь в чем-то, поезжайте на север. Дальше, к хребту, и не сейчас, а где-нибудь к зиме. Взберитесь на вершину, осмотритесь. Вы хоть знаете, как много вам принадлежит? Бансабира, не отвечая, молча улыбнулась. — Там, конечно, непросто, среди круч Астахира. Уже в ноябре плевок застывает, не долетая до земли, вам поди уже это говорили, и не зря. Ближе к небу ветры сильнее, воздух колючее и жжется страшнее самой ядреной крапивы. Но, знаете, при всем этом там дышится легче, чем в любом южном порту. — Потому что все сомнения застывают от холода и осыпаются ледяной крошкой? Старик захихикал: — Ну, я не такой поэт. Но сомнения от холода позвякивают тоже. Бансабира рассмеялась в ответ. — А до тех пор займитесь чем-нибудь обычным. Хватит подвигов без отдыха. Побудьте с сыном. Когда я бываю в чертоге по делам, всегда вижу, как одинок этот ребенок. Он растет без вас, а без матери трудно. Вы ведь сами знаете. Бансабира снова улыбнулась — грустной улыбкой горького опыта. — Ну, ладно, — Ном не то, чтобы смахнул слезу, но по глазу зачем-то мазнул пальцем. Потом приблизился к танше вплотную, коротко поклонился, бесцеремонно развернул от себя. — Идите уже, — и напутственно потрепал по плечу. Бансабира коротко оглянулась, поблагодарив взглядом, и пошла к ожидающему Гистаспу. Хватит болтать. * * * Выслушав очередную проповедь от Тахивран по поводу своего потенциального бесплодия, Джайя, проглотив обиды, отправилась к царевичу. То есть ахрамаду, мысленно поправила себя женщина.