– Почему ж две? Она хозяйка, а ты – гостья дорогая! Отдыхать будешь да нежиться. А то бегаешь тут целый день без роздыху! – Мать дразнишь? – поинтересовалась Сладислава. – Это ты в Уличе своем – князь. А от меня живо ложкой схлопочешь! Артём встал, обошел вокруг стола, обнял мать: – Ох, матушка, матушка! Столько лет прошло, а ты – всё такая же! Возвращаясь на свое место, сочно хлопнул по заду девку-прислужницу: – Вина налей! – Снова встал: – За вас, батюшка и матушка! Живите вечно и горя не знайте! – Артём, ты от взятого на уличах дольку князю отдай, – вполголоса сказал сыну Духарев. – Гривен десять. А то на тебя уже жаловаться приходили: мол, зоришь святыни языческие! – И что Владимир? – Я ему разъяснил, кто и что зорит, но подарок ему будет приятен. Не помешает. И еще одно у меня к тебе дело есть. Ты ведь с Вольгом, которого Варяжкой кличут, дружен был? – Не без того, – кивнул Артём. – Было время, у меня сотником ходил. Пока Ярополк его к себе не приблизил. – Не попробовал бы ты его уговорить обратно в Киев вернуться? Не дело это, когда сын Ольбарда белозёрского с печенегами по Дикому Полю шастает. – Я, может, и попробовал бы, да что скажет Владимир? – С Владимиром я решу. – Вот это правильно! – одобрил прислушивавшийся к беседе Рёрех. – Я б и сам с Вольгом поговорил, да стар уже для дальнего пути. Но можешь передать ему, что я ему наказываю от копченых уйти. Я в роду годами старший, он повиноваться должен! – Непременно скажу, дед. Что еще, бать? – Еще? К ромеям с нами летом не хочешь сходить? И вкратце пересказал будущие перспективы похода в Византию. Артём выслушал внимательно, потом покачал головой: – Не поеду, батя. Надо ведь и земли наши кому-то от копченых защищать. Сам знаешь: уйдет великий князь с дружиной – они и тут как тут. Пусть Славка идет. Он не откажется. Когда он, к слову, возвращается? – До весны точно вернется. – Вот и ладно, – кивнул Артём. Поднялся. – Спасибо, Господи, за трапезу сию! И вам, батюшка, матушка, спасибо! Пора мне к великому князю. Думаю, ему уже донесли, что я приехал. – Погоди! – сказал Духарев. – Я – с тобой. А гридней своих можешь тут оставить. У меня нынче места вдоволь. Развай мне новых ближников еще не набрал. И помрачнел, вспомнив о потерях. * * * Детинец, как всегда, был полон народу. Мастера гоняли отроков и детских, выводили и заводили коней, таскали в терем всякую снедь, резали живность для вечерней трапезы… Воеводу и его сына приветствовали радостно и с почтением. А со старым другом Устахом, тренировавшим на «детском» углу подворья троих беловолосых мальцов, одним из которых был старший сын Рогнеды и Владимира Изяслав, Сергей Иванович и вовсе обнялся. Но дело не ждет. – Сбегай к князю, – велел Духарев подвернувшемуся отроку. – Скажи: мы пришли. Отрок умчался. Однако первым появился не он, а Добрыня. Обменялись приветствиями. – Воевода, хотел бы с тобой кое о чем поговорить. Думаю, Владимир обойдется без тебя некоторое время. Пойдем! Отказывать дядьке и правой руке великого князя Духарев не стал. Последовал за Добрыней в отведенные тому покои. Артём остался ждать посыльного. Однако шустрый отрок всё не возвращался, а вместо него появился средних лет воин с длинной, как у старца или волоха, бородой. Встал, подбоченился, клянул с вызовом: – Ты – князь улицкий? – Я. А кто ты? – Артём оглядел наглеца, пытаясь определить его статус. Роста среднего, плечист, на голове – немного странный для Киева высокий шлем с небольшим козырьком, бородища. На тулове – отличная, явно восточной работы двойная кольчуга, поблескивающая маслом. На ногах – мягкие сапоги. На поясе длинный, тоже восточный, кинжал и длинная арабская сабля в недешевых ножнах. А вот пояс… Пояс самый обычный. Широкий, с серебряными бляшками. А должен быть – золотой. С таким-то вооружением. – Я – Габдулла из Шемахи, прозванный Безотчим. Значит, чужак. Однако по-словенски говорит хоть и с акцентом, но свободно. – Что тебе нужно? – сухо поинтересовался Артём. – Говорят, ты хорош на мечах, князь уличский? Еще один любитель проверить, кто сильнее? – До сих пор никто не жаловался, – сдержанно ответил Артём. – Надо думать – не успевал. За спиной кто-то хохотнул. Понравилось. Ну да, пока разговаривали, вокруг собралось человек тридцать из киевских. Да еще десяток самого Артёма. – Надеюсь, лучше, чем твой брат, – ухмыльнулся Габдулла. – Потому что его я побил легко. Тут Артём понял, кто этот человек, и тоже показал зубы. – Будь я на месте Богуслава, великому князю не пришлось бы утруждаться, – процедил он. – Зато воронам была бы радость. Шемаханец должен был рассердиться, но вместо этого улыбнулся вполне добродушно… И Артём вздрогнул. Потому что это была улыбка князя Ярополка. И если убрать дурацкую бороду… Вылитый Ярополк Святославович! Вспомнилось, что и отец говорил что-то об удивительном сходстве… – Мой клинок рад был бы попробовать твои слова на вкус, – сказал шемаханец, чуть выдвигая саблю из ножен. – Он порадуется, – пообещал Артём. Растерянность, вызванная удивительным сходством, прошла. – Позже. А сейчас, холоп, прочь с дороги! Великий князь ждет меня! – Именно это я и хотел сказать. Следуй за мной, князь, – и, развернувшись, двинулся в терем. * * * – Вот, – Артём положил на ларь увесистый мешок. – Твое, княже. – Что это? – Серебро. Доля от того, что я взял на уличах. – То твои смерды, мог бы со мной и не делиться, – заметил Владимир. Артём улыбнулся. – Смерды мои, а я – твой, – сказал он. – Не обессудь, что побил ваших жрецов. От них-то всё зло и шло. Хотели, как встарь, родами повелевать и подать с них брать, будто князья. «Нам, говорят, князья не надобны! Сами себя защитим!» – Говорят? – нахмурился Владимир. – Говорили, – ответил Артём. – С говорунами я потолковал. Теперь молчат. – Добро. А сейчас расскажи мне, что ныне творится на Диком Поле? И чего нам ожидать летом? – Почему ты спрашиваешь меня, княже? – поинтересовался Артём. – Есть другие. Вот черниговский князь… – Их я тоже спрошу! – перебил Владимир. – Говори!