Не хочу прямо сейчас ничего знать, сказала себе Екатерина и еще чуть-чуть прибавила скорость. Палочка приятно оттягивала правый карман брюк. По правде сказать, Екатерина с ней не расставалась с тех самых пор, как Генри подарил ей это чудо на свадьбу четыре месяца назад. Да, любовь к гаджетам была заложена у императрицы в генах: Романовы всегда ценили высокие технологии. Для Николая Второго в 1892 году провели телефонную линию прямо к сцене Мариинского театра. Находясь дома, он мог снять трубку и послушать «Пиковую даму» в индивидуальном прямом эфире. А для супруги императора Александры Фёдоровны небезызвестный инженер Сименс соорудил букет с секретной кнопкой, зажигавшей гирлянды фонариков на Кремлёвских башнях1 Гироскутер Екатерины легко вознесся по пандусу, которым несколько лет назад дополнили нарядную мраморную лестницу, и затормозил перед закрытыми дверями Белого зала. Казаки приготовились распахнуть резные золоченые створки, за которыми государыню ждала толпа гостей и телевизионщиков. – Ой, погодите, – сказала Екатерина. – Туфли-то, туфли!.. Ага, спасибо, Сеня. Ну, хоть в чем-то на тебя можно положиться. Начнем, пожалуй? Палочка, давай! Объявляю старт программы «Коронационный бал». Выключить свет во всем дворце! Медленно открылись тяжелые двери. Темнота, живая темнота кругом. Шторы уверенно держат оборону от солнечного света. В зале сотни людей, но лиц не разглядеть, только смутные силуэты. Шелестят тихие голоса. Зона ожидания полна напряжением. Все знают – сейчас начнется нечто фантастическое. И – дружное «ах!». Из старинной люстры вырвался неоновый луч, сверкающим мечом рассек черноту, врезался в хрустальную корону, рассыпался по белым плечам Екатерины, по длинным блестящим волосам. Мерцающий ореол окутал государыню. Световой столб вокруг нее переливался мягкими разноцветными волнами. Зал затрепетал: – Божественно… – Восхитительно… – Голубцов, дружище, снял? Классные кадры для первой новости… – Афина Паллада… – Небесное сияние… – Как солнышко из-за туч… – Кто-нибудь в курсе, где она это всё заказала? Хочу на свою днюшку то же самое… – Тихо ты, смотрим, что будет дальше! Екатерина грациозно взмахнула Палочкой, активируя табло приглашений, голографические зоны отдыха, крутые компьютерные игры, продвинутые Скатерти-Самобранки, особенную, написанную специально для этого бала музыку в исполнении голографической певицы Беты… Активируя… Активируя… Позвольте… – Давай, Палочка, запускай всё, ну! Ну, кому сказала! Секундочку, господа, одну секундочку… Небольшая техническая накладка… Государыня отчаянно трясла Палочкой, чувствуя, как катастрофически теряет рейтинг в глазах собственных подданных. Она их не могла разглядеть из-за яркого света, бьющего прямо в лицо, но, может, это было и к лучшему. – Ну! – сквозь зубы приговаривала она, стараясь отвернуться от красного огонька камеры «Всемогущего», – ну, включайся, глупая ты Выручалка! Увы, хваленая Палочка ничем сейчас не отличалась от детской игрушки середины прошлого века, когда производители продукции для малышей еще не умели втискивать микросхемки во все возможные предметы, от ложки до кроватки. Бесполезный кусок пластмассы. Откуда-то сзади послышался горячечный шепот обер-камергера: – Ваш’величество, я уже связался с Флопом, он пытается запустить систему в ручном режиме, пока не выходит. – Без тебя вижу, что не выходит… А это что еще за?.. Неоновый луч, направленный на императрицу, внезапно замигал и погас. Стало опять темно, но теперь еще и страшно. Гости заволновались: – Что происходит? – Так и было задумано? – Мне кажется, у ее величества сломался пульт… – И… да, Ричард, спасибо. – Неподалеку от Екатерины вспыхнул накамерный мини-софит, осветив голову корреспондента «Всемогущего». Маленький островок желтого света в черном океане растерянности. – Мы ведем прямой эфир с коронационного бала в честь ее величества Екатерины Третьей, и, кажется, что-то у императрицы пошло не по плану. Только что мы наблюдали за весьма эффектным появлением государыни в луче прожектора, предлагаю запустить эти кадры для наших зрителей. Однако на том дело и кончилось. Буквально за секунду до нашего эфира луч потух, по не выясненным пока причинам. Нам обещали, что программа бала будет совсем другой, и мы прямо сейчас попробуем получить комментарии у самой императрицы… Как выключилась? Что? Почему мы уже не в эфире? Голубцов, ты что, издеваешься? Это же мой звездный час! На меня сейчас смотрел весь мир, Голубцов! Что значит – камера сама вырубилась? А ты здесь зачем?.. Пупочкин, доставай запасной софит! Что? Что значит – не включается? Вы что, сговорились против меня, что ли? – Бесполезно, ваш’величество, ничего не получается! – снова Столыпин. – Теперь и связь с Флопом потеряна, не могу до него дозвониться. У меня что-то с Перстнем… Смилуйся, государыня рыбка! Смилуйся! – Он в полном отчаянии принялся повторять команду активации гаджета. Но Перстень молчал. Хотя уже давным-давно должен был откликнуться привычным: «Чего тебе надобно, старче?». Екатерина суетливо нажимала на экран своего Перстня, но и ее «золотая рыбка» никак не кликалась. В темноте императрица услышала знакомое покашливание. Казак Харитон приготовился защищать повелительницу от невидимых опасностей и журналистов «Всемогущего». – Так, – раздался звучный бас со стороны лестницы. – Вы что тут до сих пор во тьме сидите, как винище в бочке? Почему не слышно музыки? Почему никто не танцует? Что это за бал такой, не понимаю. – Дедушка, дедушка! – Екатерина оттолкнула Харитона и бросилась на родной голос. – У нас вся система полетела! – Куда полетела? – не понял дед. – Туда же, куда и сегодняшние квадрокоптеры, – мрачно отозвалась Екатерина. – Всё оборудование сломалось. Ни свет, ни звук не включается, что делать? – Для начала – открыть шторы, – мудро ответствовал невидимый Константин Алексеевич. – Насколько мне помнится, Белый зал имеет шесть вполне приличных окон, способных осветить помещение и без твоих новомодных лазеров. – Это не лазеры, дедуля, а светодиоды… А впрочем, неважно. Семён, распорядись насчет штор, – попросила Екатерина, изо всех сил стараясь не впасть в истерику. Столыпин захныкал, что Перстень у него не работает, и связаться со своими помощниками он никак не может, а идти за ними по такой кромешной тьме он тоже не может, потому что споткнется и упадет, это точно, так и будет, упадет и разобьет нос, и умрет от потери крови, потому что в темноте ему никто не сумеет помочь… – Да что ж ты за чумичка бессмысленная, – в сердцах сказал дед и повысил голос до регистра кавалеристской трубы: – А ну-ка, гости дорогие! Кто там рядом с окнами – отдерните шторы! Так, мОлодцы, взялись – три-четыре! Солнечный свет залил Белый зал, озарив никчемную электронику, испуганные лица гостей, их яркие наряды, предназначенные для развлечений, а не для выживания в чрезвычайных ситуациях, и холодные лица каменных богов. И тут же по залу прокатилась волна ужаса: за окном падали квадрокоптеры. Прямо на переполненную Дворцовую площадь. С небес на землю рушились телевизионные летающие камеры, курьерские дроны из трактиров, дворцовые дроны с грузом разноцветных съедобных лепестков. Этими сладкими конфетти планировались осыпать народ в честь коронации – но вместо радостных вкусняшек на людей пикировали сами беспилотники, очевидно, полностью потерявшие управление. Паника охватила площадь. Квадрокоптеры, друзья и слуги современного человека, превратились в смертельно опасные воздушные бомбы. Кто-то успевал уворачиваться, кто-то пытался загородить собой детей, люди прикрывались жалкими картонными сердечками, однако первые пострадавшие уже лежали на брусчатке. Стоны раненых не были слышны сквозь звуконепроницаемые стеклопакеты, но даже из дворца на полированной мостовой виднелась кровь. – Боюсь, Катенька, это и правда заговор, – сказал дед, вытирая пот с морщинистого лба. – Эх, выходит, не зря Алёшку-то задержали. Глава 3. Апокалипсис в трамвае Все еще 17 мая Российская империя. Санкт-Петербург. Вакуумный трамвай №1193 Николай От Дворцовой площади до Гатчинского аэропорта на вакуумном трамвае – ровно шесть минут. Николай Константинович, как истинный инженер, всё точно рассчитал: – 25 секунд – на то, чтобы подойти к Мелиссе, поздороваться и выслушать неизбежное: «Николас? Но что вы тут делаете?»; – 3 минуты 20 секунд – на тщательно продуманное, не раз отрепетированное перед Разумным Зеркалом объяснение в любви (Зеркалу, кстати, объяснение очень даже понравилось); – 15 секунд – на озадаченное лепетание Мелиссы вроде: «Майн Готт, Николас, как неожиданно… Я чертовски растеряна… Даже не знаю, что вам ответить… Хотя нет, почему же не знаю? Знаю, конечно же, знаю! Да, я тоже к вам неравнодушна, и всегда была, иначе зачем бы я явилась к вам в опочивальню полгода назад? Какое счастье, что вы наконец-то разобрались в своих чувствах! Я вся ваша, майн либер Николас, обнимите же меня скорее, черт вас возьми!»; – 1 минута 30 секунд – на страстные объятия, и как удачно, что пассажиров сегодня так мало, все на коронации; – 30 секунд, чтобы отговорить Мелиссу лететь куда она там собралась (это будет несложно после тех страстных объятий, которые задумал произвести Николай Константинович), привести себя в порядок и чинно, как и подобает государю в отставке, покинуть вагон – рука об руку со своей эффектной возлюбленной. И пусть журналисты пишут что хотят в своих «Желтеньких утках» и прочих низкопробных газетенках! Какая разница, ведь Николай Константинович будет чертовски счастлив. Итак, вперёд. Мелисса сидела в дальнем конце вагона, рядом с какой-то жизнерадостной толстушкой в розовом. Не заметить госпожу Майер было невозможно: изящная фигурка в красном костюме резко контрастировала с изумрудно-зеленой обивкой кресел. О, эти брючные костюмы Мелиссы! Сведут с ума любого мужчину. Рано или поздно. В случае Николая Константинович – поздно, о чем он жалел до скрипа зубов. Не заметить соседку Мелиссы тоже было невозможно, но уже по другим причинам. Эх, давно надо было издать Императорский Указ, запрещающий обладательницам пышных форм носить такие обтягивающие спортивные трико, отругал себя за бестолковость экс-государь. Мелисса задумчиво глядела в окно на петербургские особняки девятнадцатого века, проносящиеся под трамваем со страшной скоростью. Николай Константинович подошел, печатая шаг: – Светлого дня, сударыня. Мелисса перевела на него взгляд живых карих глаз и зрачки ее удивленно расширились, однако высказаться она не успела. Ее опередила толстушка в розовом: – Это вы мне, сударь? Ой, как миленько! – затараторила олстушка, поправляя обширное, как Солнечная система, декольте. – Я вообще-то не знакомлюсь в общественном транспорте, но раз уж ко мне подошел такой представительный мужчина, в таком чудненьком мундирчике… Мария, можно просто Мари! – Она подняла было пухлую лапку для поцелуя, но рука замерла на полпути. – Постойте! Да что ж это со мной! – Толстушка вскочила и принялась делать неуклюжие книксены. – Ваше величество! О, я так польщена! И как я сразу-то, дурочка, вас не узнала! – Простите за недоразумение, сударыня, – Николай Константинович неловко поклонился. – Я, собственно говоря, не совсем к вам обращался… А точнее, совсем не к вам… Толстушка с недоумением обернулась – и ахнула: – И госпожа Майер тут! Ой, как интересненько! Ой-ой-ой! Это же лучшие минуты в моей жизни, все просто помрут, когда я расскажу, кого встретила в обычном «хомяке». Я ж будто на шоу Ангела Головастикова попала! Срочно, где камера на этом глупеньком Перстне? Ага, да вот же она – вы ведь не против, если я сниму вас на видео и выложу на «Трубаче»? Нет, ну правда, я не могу упустить такой шикарный случай, мне на слово никто не поверит! Смилуйся, государыня рыбка, – торопливо активировала она Перстень. Тот послушно вякнул: «Чего тебе надобно, старче?» и включил камеру. Николай Константинович умоляюще посмотрел на Мелиссу. Та заправила за уши короткие темные волосы – бриллиантовыми каплями блеснули серьги – и сдержанно спросила экс-императора: – Что вы тут делаете, Николас? Вы же должны быть на балу, во дворце. – Я должен быть там, где вы, Мелисса. – Мило, мило, мило! – растроганно вставила толстушка. – Нет, ну правда, жаль, что не со мной, ваше величество, вы подошли познакомиться! До чего обходительный мужчина. А может, все-таки стукнемся Перстнями, обменяемся контактами, а? Как вы на это смотрите, Николай Константиныч – или я могу звать вас Коля? – Государь ошеломленно покачал головой. – Нет? Николаша? Тоже нет? Ууу… – Мари насупилась, потом просветлела. – Ладно, вы так вредничаете, потому что пока плохо меня знаете. Почему-то мне кажется, что мы с вами все-таки подружимся сегодня.