Он просачивался в фойе с омерзительными кафельными плитками, окутывал сумрачно-унылых секретарей, которые регистрировали происшествия, прибытие и отбытие конвоев и прочие события цитадели. Мужчина и женщина средних лет неизменно сновали среди многочисленных протоколов, разложенных под лакированной стойкой. Джоэл не знал их имен. Вроде бы они состояли в браке, поженились после задания, на котором несколько сомнов оторвали ему правую ногу от колена, а ей левую руку. Но им еще повезло не столкнуться с легендарным, как Грэму и Биму. И они уцелели, в отличие от Стеллы, его покойной Стеллы, которая однажды лежала в этом ящике без заморозки, за стальной дверцей. Потом он в последний раз попрощался с ней, вернее, с ее опустевшей оболочкой, и больше уже никогда не видел. Порой Джоэлу казалось, что Энн так и не простила ему гибель подруги, и сам он себе не простил, хотя оба понимали, что такова их служба, работа. Но от скорби никуда не деться, не сорвать ее даже с кожей. Она переполняет и сочится кровью души, как кислое вино, перебродившее в кувшине. Таким же сосудом невыразимо горькой вины встретился на пути Батлер, их общий добрый друг, самый тихий и преданный. Он никого не судил, лишь себя одного. Каждый раз, каждый проклятый раз. Он снова шел из морга. За ним еще не успели затвориться двери. Они двустворчатой пастью скрипели на ржавых петлях, но их тут же закрывали коронеры в масках с длинным клювом, где помещалась капсула с ароматическим маслом, чтобы не задыхаться от духа разложения. Они напоминали самых жутких чудовищ. И тела резали так же — не когтями, так скальпелями — хладнокровно и беспощадно. Судя по виду Батлера, он присутствовал не на вскрытии обратившегося. И Джоэл обо всем догадался без слов, когда они столкнулись у необъятной стойки кафельного фойе. Зеленый мутный свет перепахивал бледностью усталые лица, глаза щипал гадкий запах и общий недостаток сна. Всегда вытянутое лицо Батлера сделалось непропорционально удлиненным и совершенно восковым, скулы заострились, как выступы скал, и в провалах по обе стороны вступавшего носа бессмысленно блуждали темные глаза. Обычно добрые, исполненные понимания, но теперь потерянные. Пустые. — Батлер, что с тобой? — без приветствий начал Джоэл, осторожно трогая друга за плечо и только так привлекая его внимание. Батлер не сразу узнал, прищурился, как на ярком солнце, потом слегка пошатнулся. Джоэл мягко отвел его к жесткой деревянной скамье возле стены. Когда-то на ней сидели, пока секретари записывали к врачам или для посещения больного, теперь она просто осталась в фойе. Иногда на ней ждали аудиенции у Верховного Охотника. Иногда отдыхали охотники, которым не хватило сил после ночи дежурства лицезреть трупы в морге. Многие после изматывающих ночей приходили в смятение при виде разрубленных тел, хотя во время ожесточенной борьбы никого не точили сомнения. Но слишком часто видели не только незнакомых жертв-обратившихся, но и друзей, родственников, однокашников, сослуживцев. И тогда-то кружилась голова, и тогда-то зеленые стены сливались единым капканом плесени и гнили. — Он погиб, — одними бескровными губами проговорил Батлер, скрючиваясь, как дерево в грозу. — Кто? — нервно сглотнул Джоэл, но ответ вырисовывался слишком очевидно: — Напарник мой новый. Он ведь… он был почти мальчишкой. Только из академии, двадцать три года. Джоэл вздрогнул, но с жаром спросил: — Мне жаль. Как это случилось? На вас напал легендарный сомн? В голове пронеслись сотни версий о коварстве страшного чудовища, которое сперва бороздило Квартал Ткачей, потом перешло в Квартал Шахтеров, а начал семь лет назад в Квартале Богачей. И наверняка взрастили его в имении загадочного Ленца. Но на этот раз все версии снова разрушились карточным домиком, когда Батлер помотал головой: — Нет. Обычный сомн. Один из шахтеров, который еще днем трудился в забое. Ты ведь его знал… Жил на углу Рыбной улицы. Нотки осуждения впились ледяными иглами под кожу, в ноздри ударила новая волна запаха из морга, сладковато-удушающая, напитанная аммиаком и химикатами следователей. — Знал, — ответил Джоэл. — Ты знал, что у него кошмары? — бесцветно продолжил Батлер. — Да. Извини, Батлер, я должен был предупредить вас! — Джоэл беспокойно заерзал на месте, вскочил, снова сел и сдавил виски, проводя по сальным мокрым волосам. Батлер заметил перемену, отчего еще больше ссутулился. Глаза его расширились, как у самого доброго и доверчивого пса, который случайно укусил хозяина. — Нет, Джо, ты ни в чем не виноват, извини, я не хотел, — ответил Батлер, причиняя своими словами неимоверную боль. — Напарник… он сам кинулся с мечом, как только увидел чудовище, выпрыгнувшее из окна. Сомн был слабый, он бы запутался в уличном Ловце. Но когда заметил человека, тут же набросился на него. Я ничего не успел предпринять. Они убили друг друга! Но я должен был… Я… — Батлер! Не вини себя так! — воскликнул Джоэл, он не злился, он умолял. Они оба не знали, куда деваться, когда гиб очередной выпускник. Ко всему привыкли: к крови, к трупам, к неизбежным обращениям, к тому, что сдавали укрывавших сомнов родственников на расправу в допросные или вовсе в Квартал Палачей. Но не к гибели молодых. Она означала, что им не вырастить смену, она нашептывала каждый раз, что их поколение закаленных в боях охотников, возможно, последнее. А что дальше? Дальше городу конец. — А как, Джо? Я паршивый охотник! Вот и все, — ответил Батлер. — Со мной нормально работают только опытные, а мне каждый раз ставят в напарники новичков, считают, что я хорошо их обучаю. А я не обучаю! Они со мной гибнут! Он ожесточенно ударил себя по коленям и встал, распрямляясь во весь свой долговязый рост, точно сливаясь по высоте и цвету с одной из клепанных колонн, которые темно-болотными перемычками украшали фойе, поддерживая стеклянный потолок. Раньше все это считалось, наверное, модным и элегантным. Но разве место красоте в вечной обители скорби? Нет. — Батлер, Батлер! Новички всегда гибнут. Какой-то их процент, такая наша работа, — твердил Джоэл, себе не веря. — Но вспомни, скольких ты успешно наставлял в свое время. Вспомни! Батлер и правда всегда обучал лучше всех, это ему следовало выступать на арене перед новобранцами. Ли-то больше красовался, нежели показывал по-настоящему действенные приемы. Насколько знал Джоэл, трепетной заботе Батлера поручали самых бестолковых выпускников. Потом многие из них получали должный навык уже в поле, на боевых дежурствах с опытным напарником. Но не все. Не все. И из-за этого-то Батлер считал, будто проклят. К тому же за эту короткую неделю за ним тянулись смерти: сначала кузен, потом упряжка любимых собак вместе с телеграфистом, теперь напарник. Он был близок к срыву. Джоэл видел, как друг косится на лестницу, ведущую к кабинету Умана Тенеба. — Ничего не хочу вспоминать. Пойду к начальству писать рапорт об увольнении. Если не позволит, пусть судят за дезертирство, — уверенно ответил Батлер, отворачиваясь. — Батлер! Не дури! Ты нужен на улицах! Сейчас легендарный сомн разгуливает, а ты хочешь нас бросить? — убеждал его Джоэл, снова вставая и с размаху хлопая по плечу. Батлер остановился, не обращая внимания, что на них оглядываются секретари фойе и проходящая мимо публика. Охотники все понимали, сами нередко проходили через подобное. А мнение ученых в кожаных фартуках и дознавателей в серых френчах не интересовало. — Нет… — протяжно вздохнул понуривший голову Батлер. — Джо. Дело не в этом. Мне кажется, я приношу только несчастья. — Не верю, — уверенно твердил Джоэл. Батлер нервно пожал плечами. И снова ноздри резал аммиачный воздух потусторонней комнаты со сломанными холодильниками. — Может быть, я и не уйду, — неуверенно предположил Батлер. Он больше не смотрел на роковую лестницу. — Может быть, — воодушевленно соглашался Джоэл. — Может быть, ты пойдешь в академию к Энн? Если тебе так служба в тягость. — Снова наставлять и обучать? Да что же вы меня таким хорошим наставником считаете! — Батлер вскрикнул так, словно его резали. — Плохой я наставник, плохой! — Но порыв быстро стих сменившись невнятным бормотанием: — Если я куда и пойду, то только в команду чистильщиков. Трупам уже не больно и не страшно. — Батлер, у тебя прекрасные навыки. Даже не смей об этом думать. Они снова сели на лавку, потом вышли на воздух, устав от проклятого запаха из морга и от мелькавших за дверьми существ с черными клювами. Во дворе цвела белая черемуха, не догадываясь, возле какого здания ее однажды посадили, не подозревая, что она возле тюрьмы. Любое дерево — раб своих корней. Как и любой житель этого древнего города. Джоэл еще долго говорил и говорил, убеждая Батлера не зарывать свой талант в землю. Друг то кивал, то отнекивался, то тихо скулил, то молча сжимал кулаки, дрожа от бессильной ярости на себя. Но в конце концов удалось его уговорить остаться на прежнем месте. И все же факт оставался фактом: у Батлера часто гибли напарники. За это некоторые считали его плохим охотником, и только Джоэл знал, что Батлер старается изо всех сил. Над ним просто тяготел злой рок, ему просто вверяли новичков или… отчаявшихся. Джоэл работал с ним в то время, когда сам искал смерти после гибели Стеллы. Но ведь остался же жив! Потом появился Ли, этот несносно веселый мальчишка, и Батлер словно намеренно отпустил, отстранил от себя. Потом ему вновь вверили «зеленого» выпускника академии. Тот вскоре погиб. Состоялся похожий разговор, и Джоэл в тех же выражениях просил не бросать службу. И друг не бросил. — Ну все, остаешься? — говорил, как тогда, Джоэл. Батлер задумчиво жевал цветок черемухи. Деревья и люди — похожи. Они ведь тоже вросли корнями в эту цитадель, от которой носились по городу, точно на тонких цепочках, прикованные, как карусель к оси. Вся жизнь — безумная карусель и карнавал уродов. — Остаюсь. Но… буду работать один. Если нельзя, уйду, — решительно заявил Батлер, отбрасывая цветок. — Ничего. Я найду тебе напарника. Опытного и бывалого, — упрямо кивал Джоэл. — Кого, например? — скептически бросил Батлер. — Например, Энн! — выпалил Джоэл. — Энн же в академии, — развел руками Батлер. — Да, тут ты прав, — задумался Джоэл. — Но я все равно поговорю с ней. Она знает всех охотников старой закалки. Она больше нас повидала. И ничего, не унывает! Энн и правда держалась лучше них всех. Ее коронным приемам обучался сам Уман Тенеб. Она пережила три эпидемии сомнов, несколько народных восстаний, две отмены денег, страшный мор от голода, немало серьезных ранений — и не сдалась. Она никогда не сдавалась, не уповая ни на удачу, ни на высшие силы. Хотя после победы над гигантским сомном что-то в ней сломалось так же, как в Умане: неукротимая воительница добровольно ушла на скромную должность в академию. Сказала, мол, устала от охоты, надо кому-то смену воспитывать. Лгала, кажется, лгала. Она ушла от скуки, потому что мелкие сомны больше не заставляли кровь вскипать невообразимым жаром. Она просто затаилась до грядущих потрясений Вермело. Энн не говорила прямо, что ждет встречи с новым воплощением ужаса, но Джоэл догадался об этом, когда она по сигналу тревоги принеслась из академии на поиски Вестника Змея. Яростное воодушевление на ее лице никто не сумел бы подделать. Она, как и Уман, искала встречи с равным противником. Джоэл, как и Батлер, не понимал такого рвения, но втайне надеялся, что их старая команда пяти отчаянных храбрецов снова соберется и поймает проклятую тварь. Вот только с Уманом теперь не очень хотелось сотрудничать. Да и его недомолвки лишь будили омерзение. Он просил без вопросов уничтожить врага, а не узнать истину. Да еще дело старухи, выскочившей из окна, не давало сосредоточиться. Джоэлу казалось, что все страшным образом связано. — Извини, друг, я должен идти, — сказал он Батлеру. — Конечно, дела. Дела. — Отправляйся домой, выспись, отдохни. Ничего, скоро выходные, ты придешь в норму, — по привычке увещевал Джоэл. С Ли обычно работало, но с Батлером их связывали только формальные деловые отношения с оттенком старой дружбы. Старший товарищ не нуждался в такой опеке, потому лишь несколько раздраженно отмахнулся: — Обо мне не волнуйся. — И все же я поговорю с Энн, — ответил ему Джоэл. — Как знаешь. Поговори, — пробормотал Батлер, сплевывая разжеванную горькую кашицу из цветов черемухи. Белый куст дневным фантомом шелестел от налетевшего ветра, по небу быстро плыли белые облака. Из кромешной черноты Хаоса, а все ж отчего-то белые, как цветы на шепчущем кусте. Как простыни, которыми укрывают любимых покойников, чтобы потом отдать тележке прокаженных. И снова мысли о скором визите в морг… Неприятные мысли. Лишь бы не друзей так отправлять. Не Батлера, не Энн, и уж тем более не Ли или Джолин. Только не их! И так слишком многих приходилось терять, поэтому он имел право так уговаривать Батлера и даже порой сердиться на него. Они оба многих теряли. — Разумеется, решать только тебе, — кивнул на прощание Джоэл, но понимал, что с каждым годом Батлер все больше выгорает. Возможно, именно теперь наставал его предел, Джоэл и в себе замечал первые признаки вечной усталости и безразличия к суровому ремеслу. Но расследование возникновения легендарного расшевелило и взбудоражило, посеяло сомнения, предрекая гибель Вермело. Да еще эта старуха: смерть смотрит сквозь сомкнутые веки — ее слова мучили и мешали думать. Особенно, когда в нос снова резко ударил застарелый запах мертвечины. Джоэл резко дернул скрипучие двери, сначала внешние, распашные, потом вторые, внутренние, раздвижные. Они катались по полозьям в конце короткого коридора, по стенам которого стояли шкафы со специальной одеждой — грубыми кожаными передниками, перчатками до локтей и, конечно, масками, которые щерились огромными клювами. Здесь, в непроветриваемом помещении, запах гниения засел особенно остро. Он смешивался с ароматическими травами, которые не только не отбивали его, но даже усиливали. — Наденьте, господин охотник, — проговорил слуга морга, который подносил коронерам и случайным посетителям все это облачение. Джоэл сглотнул ком нежданной тошноты, нацепив жуткий клюв. Перчатки и фартук ему не предложили, так как он не собирался трогать тела. Он вообще мог бы ограничиться сухим вопросом у секретарей в фойе. Но он уже не верил записям, раз Уман старательно скрывал архивные документы. Возможно, не только их. Джоэл вошел через раздвижные двери, дыша сквозь маску, не представляя, как разумные существа работают в таком облачении весь день. Но, что больше пугало, некоторые трудились над раскрытыми трупами без масок, лишь в повязках. Их не сшибала намертво застарелая вонь, въевшаяся в сломанные холодильные камеры и плесневело-зеленые пол со стенами. Джоэл торопливо отыскал старшего коронера, которого узнал только по тучной массивной фигуре. Он изучал описание смертельных повреждений, рассматривая чей-то обезглавленный труп — явно жертвы обращения. Джоэл пошел к металлическому столу и спросил: — Сегодня ночью не поступал труп некой женщины в черной шали, которая потом обратилась в сомна? Коронер поднял лицо-клюв: — Джоэл? По делу расследования следует сначала записываться. — Расследование поручили не мне. Но я имею прямое отношение к этому делу. — Обычно я не предоставляю такую информацию просто так, — протянул из-за маски собеседник. Голос представал искаженной вибрацией. — Так сложно ответить, была старуха или нет? — вспылил Джоэл, медленно теряя терпение.