Луиджи ревновал! Он чувствовал, что может потерять тщеславную и самолюбивую Терезу. А между тем Тереза, вначале робкая и испуганная, скоро оправилась от смущения. Мы уже сказали, что она была красавица. Этого мало, – она была полна грации, той дикой грации, которая в тысячу раз пленительней нашей жеманной и деланной грациозности. Она стала царицей кадрили, и если она завидовала дочери графа Сан-Феличе, то мы не смеем утверждать, что Кармела смотрела на нее без ревности. Когда кадриль кончилась, изящный кавалер, рассыпаясь в комплиментах, отвел ее на прежнее место, где ее ждал Луиджи. Несколько раз во время кадрили Тереза взглядывала на него и видела его бледное, страдальческое лицо. Раз даже перед ее глазами зловещей молнией блеснуло лезвие кинжала. Почти с трепетом взяла она под руку своего возлюбленного. Кадриль имела большой успех, все гости просили повторить ее; одна Кармела отказывалась; но граф Сан-Феличе так настойчиво просил ее, что она в конце концов дала свое согласие. Тотчас же один из кавалеров бросился приглашать Терезу, без которой нельзя было составить кадриль; но она уже исчезла. Луиджи, чувствуя, что не вынесет вторичного испытания, наполовину уговорил, наполовину заставил Терезу перейти в другую часть сада. Тереза нехотя повиновалась; но она видела по искаженному лицу Луиджи, по его молчанию и судорожно вздрагивающей руке, что в нем происходит. Сама она тоже была взволнована; и хоть она не сделала ничего дурного, но понимала, что Луиджи вправе упрекнуть ее, – за что? – она не знала, но чувствовала тем не менее, что этот упрек был бы заслужен. Однако, к немалому удивлению Терезы, Луиджи молчал и за весь вечер не произнес ни слова. Только когда вечерняя прохлада заставила гостей покинуть сад и они перенесли танцы в комнаты, Луиджи, проводив Терезу до дому, сказал: «Тереза, о чем ты думала, когда танцевала против молодой графини?» «Я думала, – откровенно отвечала девушка, – что отдала бы полжизни за такой наряд, как у нее». «А что говорил тебе твой кавалер?» «Он говорил мне, что от меня зависит иметь такой наряд и что для этого мне стоит только сказать слово». «Он был совершенно прав, – сказал Луиджи. – Так ты хочешь иметь такой наряд?» «Да». «Ты его получишь!» Тереза удивленно подняла голову и хотела задать вопрос; но его лицо было так мрачно и страшно, что слова замерли у нее на губах. После этого Луиджи тотчас же ушел. Тереза поглядела ему вслед. Когда он скрылся в темноте, она со вздохом вошла в дом. В ту же ночь приключилась беда: вероятно, по неосторожности слуг, забывших погасить огни, вспыхнул пожар на вилле Сан-Феличе, во флигеле, где помещались комнаты прелестной Кармелы. Проснувшись среди ночи, она увидела пламя, вскочила с постели и, накинув на себя халат, бросилась к двери; но коридор, который ей надо было пробежать, был уже охвачен огнем. Тогда она вернулась в свою комнату, громко зовя на помощь. Вдруг ее окно, находившееся на высоте двадцати футов от земли, распахнулось; в комнату прыгнул крестьянский парень, схватил ее на руки и с нечеловеческой силой и ловкостью вынес на лужайку; Кармела потеряла сознание. Когда она пришла в себя, подле нее был ее отец. Кругом толпились слуги, наперерыв стараясь оказать ей помощь. Весь флигель виллы сгорел; но кто думал об этом, раз Кармела была жива и здорова? Ее спасителя искали всюду; но он не показывался. Спрашивали всех и вся, но никто не видел его. Сама же Кармела была так взволнована, что не успела разглядеть его лицо. Граф был сказочно богат, и, если не считать опасности, которой подвергалась Кармела, пожар не причинил ему сколько-нибудь чувствительного урона, тем более что чудесное спасение дочери казалось ему новой милостью провидения. На другой день в обычный час Тереза и Луиджи встретились у опушки леса. Луиджи пришел первый и радостно приветствовал Терезу; он, казалось, совсем забыл о вчерашнем. Тереза была задумчива; но, видя Луиджи ласковым и беззаботным, она тоже стала беспечно весела; впрочем, такой она бывала всегда, если только какое-нибудь страстное желание не лишало ее покоя. Луиджи взял ее под руку, привел к пещере и остановился. Девушка, понимая, что происходит что-то необыкновенное, пристально посмотрела на него. «Тереза, – сказал Луиджи, – вчера ты мне сказала, что отдала бы все на свете, чтобы иметь такой наряд, как у дочери графа?» «Да, – отвечала удивленная Тереза, – но это желание было легкомысленно». «А я тебе ответил: “Хорошо, ты его получишь”». «Да, – сказала молодая девушка, удивление которой возрастало с каждым словом Луиджи. – Но ты, наверное, так ответил, чтобы сделать мне удовольствие». «Я никогда ничего не обещал тебе напрасно, Тереза, – сказал Луиджи с гордостью. – Войди в пещеру и оденься». С этими словами он отодвинул камень и показал Терезе пещеру, освещенную двумя свечами, зажженными по бокам великолепного зеркала; на грубом столе, сделанном руками Луиджи, лежали жемчужное ожерелье и бриллиантовые булавки; рядом, на стуле, лежал весь остальной наряд. Тереза вскрикнула от радости и, даже не спросив, откуда взялся наряд, даже не поблагодарив Луиджи, бросилась в пещеру. Луиджи тотчас же завалил вход камнем, потому что на гребне невысокого холма, заслонявшего ему вид на Палестрину, он заметил всадника, который остановился, как бы выбирая дорогу. Всадник так отчетливо вырисовывался на голубом небе, как только в южных далях вырисовываются предметы. Увидев Луиджи, всадник поднял лошадь в галоп и подскакал к нему. Луиджи не ошибся: всадник, ехавший из Палестрины в Тиволи, сбился с дороги. Луиджи указал ему направление; но так как впереди дорога снова разветвлялась, то всадник, чтобы опять не заблудиться, попросил Луиджи проводить его. Луиджи снял плащ, положил его на землю, перекинул свой карабин через плечо и пошел подле всадника тем быстрым шагом горца, который соперничает с шагом лошади. Через десять минут Луиджи и всадник добрались до перекрестка. Тут юноша царственным движением протянул руку и указал на ту из трех дорог, по которой всаднику следовало ехать. «Вот ваша дорога, – сказал он. – Ваша милость теперь не заблудится». «А вот твоя награда», – сказал всадник, протягивая молодому пастуху несколько мелких монет. «Благодарю, – сказал Луиджи, отдергивая руку, – я оказываю услуги, но не продаю их». «Если ты отказываешься от платы, – сказал всадник, по-видимому, знающий разницу между угодливостью городских жителей и гордостью поселян, – то, может быть, ты примешь подарок?» «Это другое дело!» «Так возьми эти два венецианских цехина и дай сделать из них серьги для твоей невесты». «А вы возьмите этот кинжал, – отвечал молодой пастух. – От Альбано до Чивита-Кастеллана вам не найти рукоятки с лучшей резьбой». «Я принимаю твой подарок, – сказал всадник. – Но теперь я у тебя в долгу: ведь этот кинжал стоит дороже двух цехинов». «Если его купить; но я сам его делал, и мне он стоит не больше пиастра». «Как тебя зовут?» – спросил всадник. «Луиджи Вампа, – отвечал пастух с таким видом, словно сказал: Александр Македонский. – А вас как?» «Меня зовут Синдбад-мореход», – отвечал всадник. Франц д’Эпине удивленно вскрикнул. – Синдбад-мореход? – переспросил он. – Да, – отвечал рассказчик, – так он назвал себя. – А что? Чем вам не нравится это имя? – вмешался Альбер. – Очень красивое имя, и, признаюсь, приключения настоящего Синдбада меня когда-то очень занимали. Франц промолчал. Имя Синдбад-мореход, по очень понятным причинам, пробудило в нем целый рой воспоминаний. – Продолжайте, – сказал он хозяину. – Вампа небрежно сунул в карман два цехина и медленно повернул обратно. Когда он был всего в трехстах шагах от пещеры, ему послышались крики. Он замер, прислушиваясь. Через секунду он ясно расслышал свое имя. Крики доносились со стороны пещеры. Он ринулся вперед, как серна, на бегу заряжая ружье, и в два прыжка достиг вершины холма. Здесь крики долетали еще явственнее. Он посмотрел вниз: какой-то мужчина похищал Терезу, как кентавр Несс похитил Деяниру. Похититель бежал к лесу и уже прошел три четверти пути, отделявшего лес от пещеры. Вампа глазом измерил расстояние; между ним и похитителем было по меньшей мере двести шагов; Вампа понял, что тот скроется с Терезой в лесу раньше, чем он успеет догнать его. Молодой пастух словно прирос к месту. Он вскинул ружье, медленно навел дуло, прицелился и спустил курок. Похититель вдруг остановился; колени его подогнулись, и он упал, увлекая вместе с собой Терезу. Но Тереза сейчас же вскочила на ноги; похититель остался лежать; он бился в предсмертных судорогах. Вампа бросился к Терезе; отбежав шагов десять от умирающего, она упала на колени; у Луиджи мелькнула ужасная мысль, что пуля, поразившая насмерть его врага, задела и его невесту.