Это действительно утешало. – Спасибо, что поделилась. Такие новости сюда не доходят. В основном, только клановые сплетни и крестьянские попойки. Ванесса издала смешок. Он посмотрел в её серебристые глаза. Они мерцали, как маленькие бриллиантовые серьги в её ушах. – Мы больше не называем их крестьянами. Полагаю, для тебя это не должно иметь большого значения. Он усмехнулся. – Верно. Как ты сказала, ваш век более просвещённый. – Джон уже собирался расспросить поподробнее, но Ванесса принялась расхаживать по комнате, словно что-то обдумывая. – Значит в Шотландии не осталось даже твоих останков. Я всё ещё нахожу необычайно странным, что твои кости покоятся в склепе Де Лоров, а душа почему-то мается именно здесь. Ты посещал этот трактир перед смертью? – Нет. – Может, ты убил предыдущего владельца на войне? – Нет. Я уверен, что моё заточение как-то связано с Кэрри Питагоуэн и её проклятием. – Джон уже давным-давно прокручивал в голове эту мысль, и ему не очень-то хотелось ещё и обсуждать её с Ванессой. – Ты случайно не знаешь каких-нибудь ведьм, которые могли бы его снять? Она проигнорировала его саркастический вопрос. – А что насчёт её Комнаты скорби? При упоминании комнаты он замер. Расхаживая возле кровати, Ванесса продолжила рассуждения: – Я спросила Бесс, и она мне рассказала, что Кэрри ходила на якобитские поля сражений и собирала вещи, особенно те, что принадлежали английским солдатам. Я заметила, что у тебя нет ни сабли, ни шляпы, ни медалей на мундире. – Остановившись, она повернулась к нему и подняла вверх ладони, этот жест мог заставить весь мир замереть в ожидании её следующей фразы. – Джон! Что, если она забрала твоё кольцо? Господи, Ванесса произвела на него неизгладимое впечатление. Она пробыла здесь всего пять минут и уже раздобыла информацию, которую Джону десятилетиями не удавалось подслушать. – Я не сомневаюсь, что после битвы мой труп обобрали голодающие, разъярённые горцы. Но я обыскал Комнату скорби. Там нет ни одной моей вещи. Джон совершил много отвратительных поступков в своей солдатской жизни и за короткое время пребывания на посту наследника графского титула, но что могло быть хуже, чем стереть воодушевлённое выражение с доверчиво обращённого к нему личика Ванессы Латимер. Тем не менее, он видел, что она не сдалась, шестерёнки в её неугомонном, пытливом мозгу не прекращали вращаться. – Можешь отвести меня в эту Комнату скорби? – Конечно. Правда, она совсем близко. – Он указал на огромный шкаф, такой же высокий, как сам Джон. – Питагоуэны спрятали дверь за ним. Ванесса обошла шкаф, присматриваясь к нему с разных сторон и по привычке постукивая себя пальцами по подбородку. – Не знаю, получится ли у меня его сдвинуть. Джон тоже не знал, поэтому ему придётся постараться. – Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе помочь. Явно приободрившись, Ванесса одарила его ослепительной улыбкой, от которой в душе Джона вспыхнул радостный огонёк, а затем, упираясь ногами в пол, прижалась спиной к шкафу и навалилась на него всем своим весом. Махина нехотя сдвинулась, но не больше, чем на дюйм. Джон присоединился к Ванессе, навис над ней и упёрся руками в шкаф по обе стороны от её головы. Если бы в комнату сейчас вошли, то решили бы, что они собираются поцеловаться. Или только что закончили. Словно прочитав мысли Джона, она опустила глаза на его рот и провела кончиком языка по своим губам. Джона пронзило вожделение, и он прикрыл глаза. – Чёрт возьми, Ванесса. Толкай. Под их совместными усилиями шкаф поддался. Джон практически отскочил от Ванессы и удалился в противоположный конец комнаты. Джон давным-давно не оставался так надолго в мире живых. Это его утомило. И ослабило во многих отношениях. И в первую очередь пострадало его самообладание, которое с одной стороны было божественным даром, а с другой — сущим проклятьем. Усилием воли Джон погасил в себе разгорающуюся страсть и приказал сердцу, которое снова начало биться, остановиться. Он велел своей душе перестать тосковать. Тосковать по тому, что не должно и не могло случиться. – Ты потратил много сил? – подметила Ванесса. Джон посмотрел на своё тело и отметил, что оно стало бледнее, прозрачнее, а контуры размылись. – Со мной всё будет в порядке, – вздохнул он. – Однако надеюсь, ты извинишь меня, дверь я открыть не смогу. Ванесса взяла с буфета одну из масляных ламп и толкнула дверь, которая оказалась не выше посудного шкафа. Даже такой миниатюрной девушке, как она, пришлось пригнуться, чтобы пройти через дверной проём. Джон просто прошёл сквозь стену. Он поймал себя на том, что больше наблюдает за Ванессой, чем ищет сокровища в старом пыльном помещении. У Ванессы буквально отвисла челюсть от неподдельного благоговения. Она закружилась в центре крошечной передней, словно очутилась в прославленной Сикстинской капелле. Ванесса чуть ли не по воздуху подплыла к беспорядочно развешанным полкам и хлипким шкафчикам, расположенным вдоль стен вытянутой комнаты. Она будто попала в музей, где можно трогать экспонаты. Ванесса протянула дрожащие изящные пальцы и дотронулась до острия сабли, висящей на стене, потом провела рукой по перьям на шляпе. Она будто видела предметы не глазами, а через прикосновение. Ванесса так любовно касалась старинных вещей, что Джон поймал себя на желании поменяться с ними местами. Здесь имелись пряжки, пуговицы, винтовки, медали за отвагу, кандалы для пленных, цепи, плети и другие орудия насилия и войны. Ванесса казалась совсем чужой в этой так называемой Комнате скорби. Созданию, сотканному из света и полному жизни, коим она являлась, меланхолия и печаль были не свойственны. Каково это, жить подобным образом? Ванесса Латимер поражала его, как никто и никогда. Всё, что она делала, каждый её жест привлекал Джона. Как она взмахивала густыми ресницами. Как быстро, словно воробушек, крутила головой, пытаясь рассмотреть всё и сразу. Его завораживало и успокаивало колыхание её юбок, пока она отважно продвигалась в глубь длинной комнаты, которая скорее напоминала коридор, тянувшийся через всю таверну. Ванесса остановилась у маленького столика, на котором были аккуратно сложены письма и миниатюрные портреты женщин или детей. Как будто понимая, что ветхая бумага может рассыпаться в прах от одного прикосновения, её руки парили, как крылья бабочки, над исписанными листками в пятнах крови. Он знал Ванессу всего ничего, и всё же понял, что она сгорает от желания остановиться и прочитать каждое слово, запечатлеть его в своей памяти. Наконец она оглянулась на Джона, её взгляд таил в себе множество разных эмоций. – Ты читал? – с надеждой спросила Ванесса. К великому своему неудовольствию, Джону опять пришлось её разочаровать. – Это, наверное, третий раз, когда в комнату принесли лампу, пока я бодрствую. Мне редко удавалось по-настоящему рассмотреть имеющиеся здесь предметы, а когда получалось, я искал вещи, которые могли бы принадлежать мне. Письма, которые писал мне брат Джеймс. Я никогда с ними не расставался, даже в бою. Они свидетельствовали о его храбрости и силе, о которых он даже не подозревал. Ванесса издала звук, который выражал одновременно сожаление и восхищение. – Интересно, их отправили ему обратно? – Надеюсь, – вздохнул Джон, не желая зацикливаться на том, чего не мог проверить. – Ты не видишь в темноте? – Казалось, её удивила сама идея. Черты его лица смягчились, печальное выражение уступило место весёлой полуулыбке. – Я призрак, а не вампир. Ванесса закатила глаза, отмахнувшись от него без особого пыла. – Откуда мне знать правила? Ты же паришь над полом и можешь проходить сквозь стены. – К сожалению, я не могу видеть в темноте. – Или сквозь предметы. Например, сквозь её одежду. Она что-то хмыкнула, проходя дальше по комнате. Внезапно её нога подвернулась, и Ванесса потеряла равновесие. Джон машинально потянулся к ней, но она выпрямилась прежде, чем он смог как-то помочь. Смущённо откашлявшись, она указала вниз и сконфуженно объяснила: – Пол неровный. Джон кивнул, сердце быстро-быстро билось в горле, мешая говорить. Она вернулась к изучению сокровищ. – Ты уверен, что ничего из этого тебе не знакомо? Сабля, может быть, шляпа? Или пуговица? – Теперь в её голосе проскальзывали нотки отчаянья.