Она одобрительно кивнула, с нежностью наблюдая за тем, как он открывает для себя современное чудо, которое Ванесса, вероятно, считала довольно банальным. На следующей фотографии был изображён Вестминстерский собор. На другой – высокий фонарь крупным планом. Джон не мог вообразить, чем могло подпитываться пламя. Места для дров или масла отведено не было. Будто огонь полыхал сам по себе. Он уже собирался спросить об этом, когда его внимание привлекло кое-что другое. – Что это, чёрт возьми, такое? – Он провёл ладонями по изображению довольно устрашающего вида механической конструкции, состоящей из рычагов, свистков и колёс. – Локомотив. Мы называем его поездом, поскольку он может бесконечно долго тянуть за собой десятки вагонов с поразительной скоростью. Я покинула Англию семичасовым поездом вчера вечером и прибыла в Перт сегодня днём. Джон покачал головой в полнейшем изумлении, мечтая увидеть всё это своими глазами. Чтобы узнать, как сильно изменились его империя и мир за столь долгое время. – Каков принцип его работы? – Я не инженер, но двигатель работает на паре, который образуется путём сжигания угля. – Она подняла палец вверх, словно ожидая, что идея упадёт с неба. – Вам будет интересно узнать, что корабли тоже приводит в движение пар и строят их из стали, а не из дерева, и они больше не ходят под парусами. Мы можем добраться до Америки всего за шесть дней. – До Америки? – Он почесал затылок. – А, вы имеете в виду колонии. Её губы иронично изогнулись. – Ну... это длинная и довольно разочаровывающая история. Но суть в том, что теперь они суверенная нация. Он уставился на неё, прищурившись. – Вы меня разыгрываете. – Вовсе нет. Америка провозгласила свою независимость в тысяча семьсот семьдесят шестом году. У них есть свой собственный парламент и всё такое. – И что у них за королевская семья, хотел бы я знать? – У них демократическая республика, только представьте. Общество, в котором аристократию выбирают из лучших капиталистов. – То есть не из землевладельцев? Она пожала плечами, собирая в стопку фотографии с кровати. – Из них тоже. Но в основном из гигантов индустрии и героев войны. Машины, фабрики и тому подобное изменили всё. И Англия не отстаёт. Держу пари, что новый век будет принадлежать скорее новаторам, чем аристократам. – Боже милостивый, я бы всё отдал, чтобы на это посмотреть. – Джон даже не знал, что хуже: умереть раньше времени и упустить целую жизнь или обрести жизнь после смерти и узнать, что конкретно он упустил. Империя могла взойти и пасть, а он так и сидел в этой дыре, наблюдая, как поколения Бальтазаров растят детей, едят и иногда и занимаются содомией с овцами? Её глаза наполнились сочувствием, как будто она прочитала его мысли. – Жаль, что вы не можете этого увидеть. Я вот планирую. Я ещё не была в Америке, хотя умираю от желания посетить Нью-Йорк. Думаю, что поеду туда, если моя поездка в Константинополь отложится. – Вы едете в Константинополь? С кем? – Он многозначительно посмотрел на её безымянный палец, на котором не было кольца. Джон не мог сказать, почему грудь от этого приятно кольнуло. Не то, чтобы он имел на Ванессу виды или вообще об этом задумывался. Они познакомились всего пять минут назад. – Ну... я ещё не решила, – уклончиво ответила она, отводя взгляд и теребя выбившуюся из покрывала нитку. – Вы упомянули, что ваша семья хотела выдать вас выгодно замуж, но вы представились не как аристократка. Его наблюдение ей не понравилось. – Да. Но мой отец владеет судоходной компанией, поэтому осталось только выдать богатую наследницу замуж за обедневшего лорда. Джон издал гортанный звук, который, как он надеялся, не передавал всей глубины его презрения. Он вовсе не считал, что женщины не должны выходить замуж за мужчин выше их по положению. Ему просто претила мысль о замужестве Ванессы. Она была молода, но уже вполне могла несколько раз стать матерью. На вид ей не больше двадцати пяти лет... Так почему же она всё ещё не замужем? Внимание Джона переместилось на ещё одну фотографию. На ней была изображена женщина в тёмном платье, она сидела в бархатном кресле. Женщина выглядела, как классическая модель для портрета: взгляд устремлён вдаль, лицо неподвижно. – Это моя старшая сестра Вероника. Вдовствующая графиня Уэзерсток, – сказала Ванесса. – Графиня. Повезло ей. – Я бы ни за что на свете не поменялась с ней местами. Джон поднял на Ванессу глаза, услышав меланхолическую нотку в её голосе. Но отстранённое выражение на её лице препятствовало дальнейшему обсуждению. Между ней и женщиной на портрете существовало определённое сходство. Волосы цвета полуночи. Яркие глаза, лицо в форме сердца и прекрасная, нежная, как сливочное масло, кожа. – Моя семья навещает её в Париже, где она живёт среди бомонда, – сообщила Ванесса с неестественным налётом безразличия в голосе. Она взяла фотографию, будто хотела спрятать от него снимок, глядя на сестру с лёгкой грустью. – Вероника считается красавицей в нашей семье. – Нет, – возразил он резче, чем намеревался. – Нет, это не так. Ванесса странно на него посмотрела, её взгляд стал настороженным, в нём зародились сомнения, которые он не рискнул расшифровать. – Да, просто... фотография не передаёт всю красоту Вероники. – И не нужно. Она вам и в подмётки не годится. Глава 4 Взгляд Ванессы сосредоточился на призраке. Нет, призрак пленил его и приковал к себе. Воздух между ними всколыхнулся, буря теперь казалась намного ближе. Стихия наводнила ночь. Вторглась в пространство между ними. Инстинкты Ванессы обострились, а волосы встали дыбом. Она чувствовала себя котёнком, который случайно забрёл в логово льва. Лёгкой закуской. Щепкой, которой он мог поковыряться в зубах. Так почему же у неё возникло желание по-кошачьи выгнуться и потереться о его могучее тело. В поисках тепла. Защиты. Он всё ещё не обрёл до конца телесность и переливался светом, но излучал столько же тепла, сколько огонь в камине. Его плечи под облегающим малиновым кителем были широкими, а руки длинными и мощными. Благородные и неотразимые черты лица являлись результатом многовековой безупречной родословной. Глаза не просто голубые, а поразительного лазуритового оттенка, будто подсвеченного вспышкой молнии. Золотистые волосы были заплетены в косичку. Они сияли, как и его полупрозрачное тело, едва способное поймать свет, который скорее пронизывал его насквозь, чем от него отражался. Над высоким белым воротничком квадратный подбородок обрамлял широкий суровый рот, который изогнулся, как показалась Ванессе, в хищной ухмылке. Во взгляде призрака читалась доброта, что совсем не вязалось с выражением его рта. На ум пришло слово "порочный". Уголок его губ приподнялся под беспардонным взглядом Ванессы. Не совсем улыбка, а лишь намёк на неё. Призрак улыбки. Он прочистил горло, отвернулся, развеяв напряжение, и направился к фотоаппарату. – Итак, это устройство вы используете, чтобы сделать фотографии? Этот... фотоаппарат? Ванесса не смогла сдержать улыбки. Стряхнув очарование момента, она поспешила поддержать разговор. – Да. Хотите увидеть его в действии? – С удовольствием. Ванесса чуть не захлопала в ладоши, как довольный ребёнок. Фотография была её страстью, и хотя многие любопытствовали, ей никогда не встречался столь восхищённый слушатель. Или, скорее, восхитительный. Но зачем придираться к мелочам. Сцепив за спиной руки, призрак парил примерно в шести дюймах над полом и держался с выправкой, достойной военного его ранга. Он наблюдал за Ванессой поверх своего аристократического носа, и у неё возникло ощущение, что он мысленно разбирает её на составляющие с целью дальнейшего изучения, пока она собирает штатив. – Я подслушал ваш разговор с Бесс, – признался он. – Да? – Ванесса не знала, что сказать, поэтому промолчала. – Я так понял, что вы предпочли поездке с семьёй в Париж холодные берега самого глубокого озера в мире, чтобы попытаться сфотографировать существо, которое обитает лишь в местном фольклоре? Она подняла взгляд от опорного кронштейна, который прикручивала к штативу. – И?