Он приходит, покуривший и успокоившийся. Я тоже встречаю его спокойно, доброжелательно даже. Устроившись рядышком, «смотрим» вместе телевизор и засыпаем. Ведь так хорошо?.. *** Назавтра вроде тоже хорошо – и на завтрак свежие вафли, которые тут любят и умеют делать. Только на обратной дороге ему чего-то постоянно звонит Нина – и что на нее напало? Сказал же: за рулем – она не догоняет?.. Нет. Напяливаю наушники и слушаю аудиокнигу. Вернее, делаю вид, что слушаю. На самом деле, я «слушаю» без звука, а сама... заслушиваюсь ими. Им. За рулем – «вчерашний мой и только мой», но сейчас какой-то совершенно незнакомый Рик и я им заслушиваюсь. Нина щебечет без умолку. Она что-то ему втыкает про какие-то жалюзи... ролло... рольставни... всякую хрень. Наверно, затеяла ремонт в квартире, а он покорно слушает и отвечает, объясняет и даже подтверждает, что все это поставит сам. Любое из этого. Да, припоминаю, он умеет. Он говорит, что такого-то числа поедет туда-то в строительный и наберет таких-то стройматериалов. Что ему нужно то-то и то-то, но чтоб по столько и он посмотрит там-то, а после – там-то. Он скучен, сер и повседневен. И он нормален до одурения. До моего одурения. Еще вчера мы с ним и его партнерами обсуждали на переговорах приблизительно то же самое, только с другими материалами и ценами, но даже тогда у него это звучало по-другому. Да я сама постоянно обсуждаю подобное на работе, помасштабнее только. Сейчас он говорит все это ей, и я понимаю, что это у них такой нормальный ход разговора. Она навешивает на него, отстреливает свои пульки, он ловит, и они отскакивают с глухим стуканьем, попадая к нему в доску. Со стороны послушать – полная нудятина, но – ан, нет... Между ними установился такой особый тон общения, какого никогда не было у нас. «А может, тоже ему что-нибудь навесить?..» — думаю оторопело. «Паркет, вон, хотела в гостиной поменять... давно хотела – все откладывала... Тьфу, глюк». Сроду б не подумала нагружать его житейским. Сейчас тоже не хочется. Но ведь нормально ему в этом. Он нуден – и он убедителен. Один уже его голос, сухой такой, слегка колючеватый и мысли не допускает о том, что – чем он, снова, вчера занимался?.. Почему не ночевал дома?.. Дела, конечно, что же еще. Разве у такого нормального, скучного мужика может быть что-то другое?.. И он осознанно выезжает на этом. Она не знает ни о чем. Она не подозревает даже, где он, когда его нет. С кем он тогда. Что он тогда со мной. Он морочит ей голову. Морочит мастерски. Он что, козел? Лживый мерзавец, бабник? Может и так. А может, он просто никогда не играет и не притворяется, что бы ни делал. К примеру, сейчас, с ней – это тоже он на все «сто». А мне досадно. Досадно от того, что ему от всего этого нормально. Что я его таким не знала – только сейчас узнала. Ведь все так, как она говорила тогда в «бане», а я смеялась еще над ней, думала, что не разглядела она его. Что ему с ней стремно, вот он и не открыл ей всех сторон своей волчьей натуры. А ему с ней не стремно – ему с ней нормально. Он даже сам так говорил. И конечно, хрен он ее бросит. Он никогда мне этого не обещал и не за этим снова хватанул меня. Не знаю, почему меня так достает это, ведь еще ночью я была убеждена, что и он мне нужен лишь для расслабона. — О-о-ой!.. – ее вопль на том конце связи вырывает меня из моей сформировавшейся мрачноватой подмороженности. — Чего? – спокойно спрашивает он. — Паук! В ванной... такой здоровенный... Наверно, всю зиму там зимовал... Непроизвольно поворачиваю к нему голову и даже тихонько, едва заметно киваю. Мне кажется, когда я – в феврале еще – была у них в ванной, тоже его видела. Но даже если бы я боялась пауков, да даже если бы сейчас паук этот полз по мне, я вряд ли вздрогнула бы так, как мне хочется вздрогнуть, когда он говорит спокойно, отчетливо, надежно: — Выйди из ванной. — Хорошо... хорошо... – лепечет Нина. Видимо, чтобы сделать это, ей придется пройти мимо паука. — Вышла? — А-а-ай! Он идет за мной! — Закрой дверь... Закрыла? — Да! Уф-ф... Ты когда приедешь? — Скоро. Я скоро приеду и уберу его, — серьезно обещает он. А она говорит ему нечто такое, чего я, кажется, никогда ему не говорила: — Приезжай скорей. Я жду. *** Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ВОСЬМОЙ Сказки-будни Шверин – город на северо-востоке Германии, административный центр и столица федеральной земли Мекленбург-Передняя Померания Шверинский замок – резиденция главы Мекленбургского дома, дворец, построенный в середине XIX в., эклектично смешавший в себе несколько архитектурных стилей, среди которых доминирует архитектурный стиль эпохи Возрождения ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ Краденое Весна и наши кувыркания незаметно добрасывают нас до Первомая. По-хорошему устроить бы семейный поход на Шпре-канал в Шарлоттенбурге и погрилить на Госларской набережной. Папа устраивал однажды, когда у него все поменьше были, и даже брал с собой меня. Нас с бывшим мужем. Сейчас такое не запрещено вроде, если одной семьей, но отец то ли решил перестраховаться и не перегружать их группу, то ли просто подумал, что мне будет с ними неинтересно. Когда звоню ему намедни, он рассказывает об этом, как об «их планах». И не думаю обижаться – просто желаю им хорошо отдохнуть, а запоздалую попытку пригласить и меня, предвосхищаю, объявив, что на Первое мая собираюсь основательно выспаться, а затем встретиться с подругами. «Работаешь много?» — сочувственно спрашивает папа, а я отвечаю утвердительно – и достоверно. Мне так приятно папино участие, что заговариваюсь: вопреки собственному правилу не грузить папу моими смехотворностями упоминаю о приближающемся завершении проекта «школа», при этом не забываю упомянуть, что новое крыло будет отдано под «физмат», а школа таким образом расширится и даже, глядишь, пополнят кадры. Папа воспринимает мой рассказ с заинтересованным одобрением и даже выражает желание на досуге приехать посмотреть, «что получилось». От папиных слов мне почти хорошо. Да ладно, в мае помимо первого куча праздников. На самый поздний из них – Троицу – я собираюсь устроить семейный праздник и позвать всех на гриль. Теперь многие свои дни рожденья переносят на полгода, но я не дотерплю – пусть в этот раз он у меня будет весной. Так даже веселее получится, а то обычно какой гриль в декабре?.. Только главное, чтобы мне его не завинтили снова. Еще только половина двенадцатого. Я выполнила данное папе обещание и хорошенько выспалась. У меня горят уши – кто там вспоминает добрым словом? Узнав об их семейном походе, я давно ждала бы появления у себя Эрни, если бы еще с самого Лотоса мы с ним не были в заморозках. Может, это он сидит себе там со своими на канале, лопает барбекю или только помогает отцу жарить, а сам костыляет меня, что ко мне и не улизнешь теперь без приглашения, которого от меня не дождешься. А может, кое-кто другой?.. Уж точно нет. После Шверина что-то у него там переменилось, уплотнился график. Как знать – возможно, у них вся хата безнадежно оккупирована пауками и прочей нечистью, которую ему приходится выкуривать. Да я никогда и не приучала себя ждать от него вестей на выходных. От собственных ли переживаний, от того ли, что не завтракала – чувствую, что мне дико хочется есть. Иду на кухню – сообразить что-нибудь на завтрак-обед и, может, подключить Каро – пообедать вместе. Пусть прополощет мне мозги и выслушает мои новейшие излияния. Мне удается – Каро на удивление быстро выходит на связь. Объявляет, что в Милане, где на Первомай обычно все куда серьезнее, чем в Берлине – демонстрации, концерты, стачки – в этом году все глухо и безжизненно. Каро перво-наперво отчитывает меня за «абсолютно беспорядочное» питание. Вернее, несколько насмешливо критикует намеченный мной обед. По моей задумке он должен будет состоять из... колбасок-гриль, поджаренных на сковородке, и берлинского «киндля». Не даю ее усугубившемуся фанатению здоровой пищей подействовать мне на нервы или сбить с намеченной программы – открываю пиво и начинаю подготавливать свою нехитрую трапезу. — Фу, ужас, и как ты его пьешь... – морщится Каро. Сама-то родом из Берлина, но теперь, вон, только итальянские вина свои пьет, я не могу. И это ее здоровое питание – не могу вдвойне. Однажды – годика за два до нашей с Каро пьяной мартовской вылазки в пятнадцать – мы с ней выступали с Лариса Дэнс на «май-фесте», то есть, ежегодном майском празднике в Кройцберге. Ирландский степ, бурлеск, фламенко – к выступлению тому мы с Каро подготовились основательно: собрались устроить себе афтер-шоу-пати и протусить всю ночь. Вернее, этого захотелось мне, как более разбитной из нас обеих. Каро сомневалась до последнего, но решила-таки не отставать. Для осуществления нашей цели мы выстроили целую систему ложных адресов, паролей и явок. Оттанцевали, но не стали смывать вызывающий шоу-макияж, а, наскоро переодевшись, унеслись в гущу первомайского праздника. Гульванили напропалую. Перво-наперво как следует накатались на горках и каруселях, на которых Каро тогда еще не боялась кататься. Вернее, я затаскивала ее повсюду настолько решительно, что она и испугаться не успевала. Флиртовали, как умели и нас лезли катать и угощать, покупались на наш «взрослый» вид и таинственно-игривое поведение. Обошлось без алко-эксцессов – киндль у нас в ту ночь был строго безалкогольный, и тогда Каро пила его и не жужжала. Едва мы – в благодарность за угощение-катание – сваливали от очередного знакомства, как тут же наклевывалось новое. Кульминацией наших «побед» стала встреча с пацанячьим оркестром, приехавшим из Москвы. Они цепанули нас словами: «О-о, привет, Лариса», затем поинтересовались, не боязно ли нам было выступать после них. Мы со смехом послали их, но они, естественно, никуда не пошли. Парней было пятеро, а нас две девчонки, причем Каро в силу своего незнания русского и их незнания английского не могла принимать активного участия в разговорах. Тем не менее, «оркестровые» не спешили искать себе коллектива побольше да общения пополноценнее. Когда с двоими у нас дело дошло до «в обнимку», каждый из них, прежде чем обнять доставшееся ему плечико, вежливо спросил его обладательницу: «Ты не против?» Мы были не против. Таким образом мы храбро продержались в Кройцберге до утра. С утреца, когда пробило «шесть», «оркестровым» срочно приспичило оставить нас «...на пять сек, тока, вы, девчат, не убегайте, а... ну плиз-з-з...» Но мы, конечно, смылись от них «золушками» под бомканье часов на башне. Рассвело и пошел стихийный майский дождь, под который мы тоже попали. Только и успели, что прыгнуть в метро, а на нем – домой, во Фридрихсхайн. Там как раз открылся «имбис», и мы позавтракали картошкой «фри» и «Currywurst» – жареной колбасой в соусе «карри». Без этой еды Берлин и представить трудно и тогда Каро даже не заикнулась, что это «вредно». Было это так давно, а Каро с тех пор превратилась в такую невероятную зануду, что напоминать ей про ту нашу афтер-шоу-пати сейчас не хочется. – К тебе пришли, что ли?.. – недоверчиво-недовольно спрашивает Каро, когда мне звонят в дверь. — Звонят, — подтверждаю я, будто себе самой, и бегу спрашивать. — Кто?.. – по Каро видно, что она сейчас лопнет от любопытства, когда я после короткого разговора жму на кнопку домофона. Хорошо, что ей не видно, что у меня при этом легонько подрагивает палец, хотя с чего бы это... — Не-е, спускайся, — требует снизу Рик. – Гулять поехали. — Он?.. – с укоризненным осуждением докапывается Каро. — Слушай, мне надо собираться, — объявляю я ей. – Потом все расскажу, ладно?.. *** Вижу, что Рик припарковался прямо на тротуаре, и, нагруженная снедью, в легком платье выше колен, белая в цветочек, прыгаю к нему в машину.