— Вы носите облегающие рубашки, чтобы подчеркнуть мускулатуру, и наверняка тесные плавки — похвалиться достоинством. Однако беда в том, что ваши представления о моде, как и отношение к женщинам, устарели лет на десять. И то, и другое объясняет, почему вас бросили. На руке у вас татуировка, но часть букв удалена — судя по рубцам, совсем недавно. Видимо, имя вашей бывшей девушки. Вы каждый вечер тренируетесь в спортзале, потому что в школе вас нещадно травили. Вы были очень тощим; теперь нарастили мышцы, но тонкие запястья вас выдают. Ваш «Таг Хойер»[12] — подделка. Зеленый циферблат потускнел, а на ремешке пятна ржавчины. Но для вас дорогие брендовые часы — это часть статуса. Как и галстук, запонки и отутюженная рубашка — они выдают, как важно для вас поддерживать видимость успешного человека. Вопрос лишь в том, почему вы так стремитесь кому-то что-то доказывать. Возможно, это подскажут ваши руки? Кожа на ладонях потрескалась, пальцы в заусенцах… Морозов сейчас нет — значит, либо у вас запущенная форма экземы, либо вы слишком часто моете руки. И то, и другое — симптомы затяжного стресса. Видимо, у вас есть какой-то секрет, которого вы стыдитесь. И вы боитесь, что коллеги его узнают. Так в чем дело, детектив? У вас что, в столе тайник с порнографией? Или ношеные трусики в кармане? А может, что похуже?.. Все смотрели на нас и покатывались со смеху — за исключением Найджела Фингерлинга. Тот стоял красный как рак. Только что он сомневался в моей профпригодности. Теперь же попросту меня ненавидел. Глава 18 Все выходные я копалась в бумагах, составляя психологический портрет. Посмотрела досье по старым убийствам и сопоставила их с последним случаем, выискивая хоть одну подсказку к личности человека, с которым мы имеем дело. Если пойму, кто он такой, — сможем схватить его и спасти немало жизней. Я перечитала все отчеты о вскрытии, протоколы допроса свидетелей, полицейские рапорты, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, объясняющую фишку с оливковым маслом. Однако не сдвинулась с мертвой точки ни на шаг. Наконец я разочарованно отложила бумаги, решив зайти с другой стороны и собрать информацию о последней жертве. — У меня есть кому заниматься допросами! — заявил Фингерлинг. — Вам нечего лезть не в свое дело. Потом прочтете все в протоколе. — Работать со свидетелями вживую гораздо проще, — настаивала я. — Важно не только что говорят люди, но и как они при этом себя ведут. Он демонстративно возвел к потолку глаза. — Ладно. Вы все равно не угомонитесь. Только берите с собой Уильямса. — Мне привычнее работать одной. Я не стала добавлять, что вытяну из собеседников гораздо больше, если рядом не будет ошиваться сержант с каменной рожей. В присутствии полиции люди всегда становятся более замкнутыми, даже если им нечего скрывать. — Что, Маккензи, не командный вы игрок? «Да, если начальник — такой ублюдок», — подумала я, сладко улыбнувшись. Все свидетели, с которыми мне удалось встретиться, говорили одно. Помимо обычной болтовни о том, каким замечательным и добрым человеком был погибший, они упоминали его нетрадиционную ориентацию и тот факт, что на момент гибели он не имел постоянного партнера. Как выяснилось, тот иногда зависал в гей-барах и снимал на ночь парней. В вечер смерти ходил в «Кинг Уильямс», весьма известный в Кэмдене гей-клуб, где якобы, по словам очевидцев, разговаривал с неким мужчиной. Правда, описать внешность незнакомца никто толком не сумел, что, впрочем, было объяснимо. В баре нарочно приглушали свет, а все свидетели перепились до отключки. Бедный прокурор — как ему потом отдуваться в зале суда?.. — И почему только, где бы мы ни работали, нигде нет нормального видеонаблюдения? — возмущался Фингерлинг на одной из планерок, на которых мы делились друг с другом собранной информацией. Он запросил записи с места преступления в надежде, что хоть на одну из пленок попадет мужчина, который выходил из клуба вместе с жертвой. Запрос ничего не дал. Впрочем, это изначально была безнадежная идея. У таких снимков слишком мерзкое качество, чтобы по ним можно было кого-то опознать. — Наша жертва относилась к группе высокого риска, — отчиталась я на очередной планерке — они проходили у нас каждый день, в восемь утра и в шесть вечера. — Судя по отчету патологоанатома, покойный был крайне неразборчив в половых связях, кроме того, в ночь убийства находился в состоянии сильного опьянения. Он был легкой добычей для любого преступника и под воздействием алкоголя не сумел бы оказать сопротивления. Не берусь утверждать наверняка, но убийца мог подойти к жертве в баре. Возможно, именно с ним и разговаривал погибший. В таком случае нам необходимо тщательно проработать свидетелей. Надо составить фоторобот, вдруг по нему удастся найти подозреваемого. Если убийца и впрямь познакомился с погибшим именно в клубе, это многое о нем говорит. Значит, у него развит интеллект и имеются все необходимые социальные навыки, чтобы придумать правдоподобную уловку и заманить жертву в укромное место. Однако главный вопрос надо поставить иначе. Почему преступник намечает жертв среди геев? Потому что так проще? Их есть чем завлечь? Или он изначально выбирает их из-за нетрадиционной ориентации? Может, в этом ключевой мотив? И если так, то почему? — Разве не вы должны нам это сказать? — фыркнул Найджел Фингерлинг. Кажется, он меня так и не простил. — Да, разумеется. — Я постаралась сохранить лицо. Не хватало еще, чтобы этот прыщавый засранец решил, будто меня легко вывести из себя. — Я планирую выполнить реконструкцию убийства с точки зрения преступника и жертвы. Постараюсь выступить с докладом уже завтра. Думала, Фингерлинг обрадуется, но нет. Он оказался чересчур злопамятен. — Надо собрать пресс-конференцию, — добавила я. — Мы слишком долго держим журналистов в неведении. Без их помощи нам не обойтись. После выступления я уже собиралась домой, когда пришло сообщение от Джека. «Проверь почту». Я открыла ящик. «Может, тебе будет интересно. Вулфи». Я кликнула по ссылке, скачивая прикрепленный к письму файл. — Ура! Прочитав заголовок документа, я победно стукнула кулаком по раскрытой ладони. Уже что-то! Джек переслал ссылку на сайт Би-би-си. Там разместили список погибших в железнодорожной катастрофе. Напротив каждого имени была фотография. В середине страницы висел снимок женщины с золотым крестиком на шее. Моя Джейн Доу. Увидев имя, я сперва не поверила глазам. Быть не может, чтобы такое совпадение!.. Женщину звали Тереза Линч. А первую жертву Протыкателя — Эйдан Линч. Глава 19 И нет, это было не совпадение. Я сверилась со списком избирателей[13] и подтвердила свои подозрения. Тереза Линч оказалась матерью Эйдана. Значит, у меня появился отличный повод позвонить ее мужу Маркусу и договориться о встрече. Прежние убийства нас интересовали мало; впрочем, Маркусу Линчу об этом знать необязательно. Так что уже через час после шокирующего открытия я стояла на крыльце его дома на Инвернесс-стрит, в Кэмдене, на севере Лондона. Именно здесь двадцать пять лет назад нашли тело Эйдана. — Спасибо, что согласились меня принять, — сказала я, когда Маркус протянул мне кружку «Нескафе». На поверхности напитка дохлыми мухами плавали нерастаявшие гранулы. Маркус сидел в пестром кресле у камина — маленькой газовой конструкции с кусочками цветного стекла, имитировавшего раскаленные угли. — Нас уже давно не спрашивали о том, что случилось с Эйданом. — Он не без любопытства посмотрел на меня поверх кружки. Я отметила это «нас». Маркус не скоро привыкнет, что говорить теперь надо в единственном числе. Я вот до сих пор не привыкла, хотя Дункан умер почти два года назад. Под глазами у Маркуса залегли глубокие тени, веки набрякли и отекли. Ужасно, что приходится тревожить его в такой час, но я обязана выяснить, о чем Тереза пыталась мне рассказать. — Так странно, что вы были с ней в последние минуты, да? А теперь ищете подонка, который убил нашего сына… — Да, такое вот совпадение. — Я притворилась, будто пью кофе. — Я сразу почуял неладное, когда Тереза тем вечером не вернулась домой. Просто понял, и всё. Нутром, наверное. — Замолчав, он закрыл лицо ладонью. — Простите. Я думал, будет проще. Думал, что смогу об этом говорить. — Все хорошо. Не торопитесь. Я тоже не так давно потеряла мужа. И прекрасно знаю, что вы сейчас чувствуете. Я искренне сопереживала Маркусу, да и в любом случае надо показать, что я на его стороне. Это позволит нам наладить контакт. Глубоко вздохнув и закусив верхнюю губу, он кивнул. Маркус был из тех, кто не любит показывать свои чувства. — Извините, — сказал он дрожащим голосом и поправил ворот красного свитера. — Просто все так… быстро, я еще не освоился. Он снова вздохнул и продолжил рассказ. — Я ведь знал, что она будет в том поезде. Тереза всегда на нем ездила. Я обошел все больницы, пытаясь узнать, куда ее отвезли. Дома во всех комнатах включил телевизор — вдруг что скажут… Но — ничего, молчок. Только вчера сообщили. И знаете, как-то легче стало, наверное. Не потому что она погибла, конечно. Просто я наконец выяснил, что с ней произошло. Он поднял на меня глаза, полные слез. — Хорошо, что в тот момент с ней кто-то был. Что она осталась не одна. — Она была не одна. И не мучилась. Насчет последнего, правда, я не была уверена; впрочем, лучше этого не говорить. И вообще хорошо бы сменить тему. Если узнаю о Терезе побольше, то смогу составить ее психологический портрет и, возможно, выясню, что она пыталась мне сообщить. А потом уже перейдем к Эйдану. Поймешь жертву — поймешь убийцу. — Давайте сперва поговорим о Терезе, а затем об Эйдане. Может, на ваш взгляд, это немного странно, но так у нас работает виктимология.