Часть 16 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Во Дворец венценосная чета прибыла рано утром. Эмелин почти успокоилась и больше не терзалась страхами семейной жизни; Ренард, хоть и хмурился, но молодую супругу уже не избегал и даже отпустил за завтраком в ее адрес один комплимент. Сразу же после завтрака, оставив жену изучать новые владения и их окрестности, Ренард вскочил на верного Алмаза и на всех парах помчался на озеро.
Их время. Их место. Он так ждал, так надеялся, что Тереза тоже придет сегодня – пусть не для того, чтобы встретиться с ним, но хотя бы для того, чтобы, как и он, оплакать здесь свою нелегкую долю. Он долго сидел на берегу, отпустив коня полакомиться свежей травкой и погреть смоляные бока на жарком июльском солнышке, но Тереза так не пришла. «Она вообще больше никогда, даже под угрозой смертной казни, сюда не придет! - пронеслась отчаянная мысль. – И правильно сделает. Ты обманул ее, ты играл с ней… И ты еще надеешься на что-то? Оставь ее, забудь! Это лучшее, что ты можешь для нее сделать…»
Но забывать и оставлять, вопреки здравому смыслу, совсем не хотелось – она стала слишком важной для него. Тереза не пришла, а он так и не решился средь бела дня заявиться в деревню. Но зато решил: сегодня вечером, как сядет солнце, он непременно поедет к ней, и никакая сила его уже не остановит. Он должен ее увидеть, он должен с ней поговорить.
Ренард вернулся домой уже под вечер. Забрел в небольшую комнатку с камином и стал дожидаться захода солнца.
Эмелин возвращения супруга не заметила. Она бродила по опустевшему Дворцу, гуляла по саду и все думала, как же дальше-то им жить. Как оказалось, муж вполне сносен, а значит, можно попытаться наладить с ним мир. Но для начала не мешало бы выяснить, насколько правдивы вчерашние слова маркиза о сердечной занозе хмурца. Нет, это не ревность и не желание разузнать о таинственной сопернице, это даже не любопытство – просто быть врагом и помехой для собственного мужа ну вот совсем не хотелось.
Эмелин задумчиво бродила по коридорам, и вдруг услышала музыку – печальная, она лилась откуда-то снизу, маня за собой. Через несколько минут поисков источника тоски девушка уже стояла на пороге комнаты с камином, диванами и… пианино. Эмелин облокотилась на стену, боясь привлечь внимание погруженного в игру музыканта, и стала слушать.
Человек в черной рубашке не обратил внимания на свою случайную тихую слушательницу – он был слишком погружен в себя. Негромкая музыка вылетала из-под пальцев, едва те касались клавиш. Казалось, он лишь для зрителей делает вид, что играет, – на самом же деле, инструмент живет своей жизнью и излучает музыку сам, без посторонней помощи, просто возжелав залечить душевные раны сидящего рядом мужчины.
Эмелин невольно залюбовалась музыкантом: черты лица не такие уж и хмурые – скорее, сосредоточенные, отрешенные; у него внимательные, совсем не злые темные глаза и несвойственные злым людям полноватые губы. Две маленькие бороздки легли на лоб, чуть прикрытый смоляными, немного вьющимися прядками, – он играет, но сам о чем-то очень напряженно думает. А еще у него покрытые выпирающими венками красивые руки и длинные, аккуратные пальцы… Вчера она всего этого не замечала.
Но вот музыка прекратилась, и вместе с ней исчез покой. Хмурец наконец заметил гостью, и опять его чужой и холодный взгляд вопросительно устремился к Эмелин.
- Вы простите, я не хотела помешать, - поспешила оправдаться девушка. – Можно к Вам?
- Заходите, - пожал плечами Ренард и резко развернулся к дражайшей супруге, успев попутно выругаться про себя: ни с кем общаться он сейчас не намерен, да и уж очень некстати ее визит – хотелось улизнуть незаметно.
Эмелин же совсем не беспокоили его планы на этот вечер, и теперь, найдя своего хмурца в гордом одиночестве, она набралась смелости и решилась первая с ним заговорить. Казалось бы, он вроде потеплел немного к ней сегодня и, может быть, удастся поговорить по душам… Вот только слова все улетучились, едва его опять колючий взгляд не очень довольно вопросил: «И чего же тебе надобно от меня, чужая, ненужная женщина?»
- Что-то случилось? – так и не дождавшись от супруги ни слова, спросил Ренард.
- Нет, - покачала головой Эмелин. – Услышала музыку… Красиво играете.
- Спасибо, - безразлично ответил Ренард, все так же продолжая неотрывно следить за смущенной Эмелин и всем видом показывая, что ее присутствие сейчас мешает.
Она действительно мешала. Мешала искать оправдания перед Терезой, мешала представлять грядущую встречу и просчитывать поведение малышки; в конце концов, мешала просто собраться, сосредоточиться и морально подготовиться к встрече с самым важным для него сейчас человечком. Эмелин молчала, растерявшись, и тогда Ренард не выдержал и, постаравшись придать голосу как можно больше вежливости, сам заговорил:
- Эмелин, Вы простите, но мне сейчас нужно побыть одному.
- Да-да, конечно, Вы простите меня, - смутилась девушка, заливаясь краской и обидой – того, что он просто вежливо выставит ее, она не ожидала. Направилась к выходу, но вдруг остановилась и нерешительно взглянула на мужа: - Ренард, можно задать Вам всего один вопрос?
- Задавайте.
- Это правда, - Эмелин смутилась, прежний запал попытаться наладить добрый мир с супругом уже почти совсем остыл, и она уже не была уверена, что стоит лезть в душу чужаку с подобными вопросами. Но все-таки вернулась в комнату и выдавила робко: - Это правда, что у Вас есть другая женщина?
«Да, быстро разносятся слухи… Интересно, кто ж такой шустрый поспешил уведомить ее?» Ренард долго, молчаливо изучал девушку, посмевшую засунуть свой нос куда не надо. Эмелин же смотрела ему прямо в глаза и даже не думала отводить взгляда в ожидании ответа.
- Уже успели донести? – усмехнулся Ренард, облокачиваясь на инструмент.
- Значит, правда?
- Правда.
Он сказал это так легко и непринужденно, словно и не собирался скрывать от жены наличие любовницы. Да он и не собирался. Эмелин аж передернуло под открытым, лишенным всякого сожаления взглядом мужа; он будто бы твердил ей: да! Да! Да! И даже не надейся занять ее место! Ты лишняя здесь и всегда такою будешь!
- Простите меня, - только и сумела проговорить она.
- За что?!
- Я ведь вовсе не хотела быть Вам помехой… Отец все решил за меня, мне просто сказали: ты выходишь замуж. Ренард, я… я не виновата, что так получилось.
Она была такая растерянная, такая несчастная, что невольно дрогнуло его сердце – это ж каким она видит его, своего новоиспеченного мужа, и что успела надумать себе, что бросилась извиняться?
- Эмелин, но Вам не за что извиняться. Это моя беда, и я сам с ней разберусь. Уверяю Вас, на нашей с Вами жизни эти отношения никак не отразятся. Тем более, что и отношений уже, похоже, никаких нет и не будет, - заключил он, и вдруг такая горечь примешалась к его последним словам…
- Почему? – не удержалась Эмелин.
И снова грозный, вопрошающий его взгляд: «Тебе-то какое дело, женушка?»
- Зачем Вам это? – ответил встречным вопросом Ренард, внимательно разглядывая слишком любопытную девушку.
Эмелин не знала, что ответить. Интересно? Да нет, какой уж тут интерес, в ее-то положении! Желание помочь? А чем она может ему помочь?
- Я обманул ее, - проговорил Ренард, и ему вдруг показалось, что если выговорится, не станет лгать хотя бы ей, этой чужой женщине, ставшей ему женой, то, может быть, станет легче. – Она не знала, кто я. А вчера она была в городе и видела нашу свадьбу. Теперь она меня ненавидит, считает последним подонком и наверняка больше никогда не захочет даже слышать обо мне. Простите, Эмелин, но мне вчера действительно было не до Вас.
- А сегодня ночью… Вы к ней пошли?
- Нет. Я ночевал в кабинете. Эмелин, я не стал бы Вас так подставлять. Вы меня совсем уж за подлеца не принимайте. Вам я вроде пока еще ничего плохого сделать не успел.
- Да я не принимаю, - слабая улыбка коснулась губ девушки. – Ренард, но Вам нужно пойти к ней.
А вот это уже интересно! Она его что, к сопернице посылает? Ренард встал, подошел ближе и недоверчиво покосился на жену – ему даже показалось, что он ослышался, но Эмелин, глубоко вдохнув, повторила:
- Идите, Ренард, Вам с ней объясниться нужно. И не смотрите на меня так, я не собираюсь разлучать вас.
- Зачем Вы это делаете?
- Что именно?
- Она ведь Вам вроде как соперница, а Вы толкаете меня к ней.
- Любимые женщины соперниц не имеют. Ренард, мы оба с Вами заложники сложившейся ситуации. И раз уж так случилось, давайте хотя бы не будем врагами. Нам как-то нужно жить дальше, так что придется потерпеть друг друга. В конце концов, наш брак имеет конкретные цели и никакие романтические моменты не подразумевает. Вы вольны любить кого угодно. А я просто не хочу, чтобы Вы меня ненавидели. Идите, Ренард. Не мучайте ни себя, ни меня.
Конечно же, в советах жены он не особо нуждался и все равно отправился бы к Терезе, даже если б Эмелин была категорически против, но сейчас супруга удивила. И она, в общем-то, права – бессмысленно ненавидеть друг друга, когда ни он, ни она не властны разорвать оковы навязанного брака.
- Эмелин, Вы меня удивляете, - уже совсем по-доброму проговорил Ренард. – На самом деле, я как раз собирался навестить ее сегодня – мне действительно нужно поговорить с ней. Но Вам не о чем беспокоиться – мы не любовники с ней, как Вам, наверно, все это представили. Так что Ваше доброе имя не пострадает, будьте спокойны.
- Ну вот и хорошо, - улыбнулась Эмелин, в душе ликуя, что все получилось, что, кажется, ей удалось хоть немного растопить ледышку в сердце супруга. – Тогда я желаю Вам удачи.
- Спасибо, - улыбнулся он в ответ, а потом задумчиво добавил: - А Вы славная девушка, Эмелин. Я буду рад, если мы сумеем стать добрыми друзьями.
***
Тихая выдалась ночь, добрая. Не тревожил злой ветер деревенскую рощу, не кричала беспокойная птица, и только задремавший Милош вдруг вздрогнул от неожиданности, когда на плечо его легла рука Ренарда.
- Она дома? – полушепотом спросил Ренард, словно опасаясь спугнуть тишину.
- Да. Мать днем приходила, а потом опять ушла, а девушка так и осталась дома.
- Ты видел ее? Как она?
- Да никак, - пожал плечами Милош. – Вон там, левее, отличное место есть – оттуда ее окно хорошо просматривается. Лежит весь день, пару раз только вставала. Боюсь, не удастся вам поговорить.
- Это не твоя уже забота. Давай, ступай домой, отсыпайся.
- Да я уже здесь приловчился…
- Я тебе дам «приловчился»! Дуй давай! И чтоб до завтра я тебя не видел. А то ревновать начну, - улыбнулся Ренард, выпроваживая полусонного парнишку с насиженного места.
***
Ночь так тиха, будто вымерло все… А может, просто она уже умерла? Тереза даже рукой пошевелила, проверяя – да нет, жива.
Она одна сегодня в доме. Родители ушли в поле и до сих пор не вернулись, да и вряд ли появятся до утра; дочь пожалели, оставили дома, с опаской поглядывая на ее неестественную бледность и молчаливость. Причину они, конечно же, не знали, а Тереза, как могла, старалась выглядеть бодрее с ними. Впрочем, получалось плохо. «Приболела дочка», - решили они и оставили ее в доме.
Тереза открыла глаза – боялась заснуть. Она уже второй день заснуть не может – только делает вид, что спит, дабы избежать родительского допроса. Так паршиво ей было впервые. Словно душу вынули – одна пустота внутри, даже плакать нечем.
Она прикрывала глаза в попытке забыться, а видела вчерашний день. До мелочей. До каждой черточки некогда любимого, теперь же ненавистного, лживого лица. Она хотела спать, но боялась засыпать – боялась вновь хотя бы там, в мире грез и миражей, оказаться опять в его объятиях, услышать грозный голос и ощутить теплоту, такую желанную, на своих губах… Поверить ему. А потом проснуться и понять, что это только сон, а за окном все так же светит солнце и озеро по-прежнему манит зеркальной гладью… Вот только сказки больше нет – разбилась сказка на осколки, разбились девичьи мечты, и мир обмана, подлости и предательства распахнул радушные двери вчерашней девочке, заставив повзрослеть. Тереза всхлипнула и уткнулась в подушку; она почти не слышала вот уже пару минут настойчивого стука.
- Тереза, открой, - барабанил в окно Ренард, едва сдерживаясь, чтобы попросту не выбить стекло. - Тереза, открой, или тебя завтра же доставят во Дворец, и говорить мы будем уже там.
Никакой реакции. «Может, спит? Может, действительно, не слышит?» Да нет, от такого грохота нельзя не проснуться. «Не хочет больше ни видеть меня, ни слышать… Ну а чего ты ждал?» Ренард облокотился на стену и прикрыл уставшие глаза.
- Малышка, нам поговорить нужно, - сказал он негромко, но достаточно для того, чтобы она его услышала. – Я виноват перед тобой, но не гони меня, Тереза. Не мог я тебе сразу сознаться – духу не хватило. Не думал, что ты так дорога мне станешь. А теперь не знаю, что делать, чтобы ты меня простила… Тереза, ты нужна мне. Прошу тебя, не гони… Знаю, ничего другого я и не заслужил. Но не гони, малышка. Поговори со мной…
В слабой надежде, что она хотя бы слушает его, он заглянул в окно: да нет, слова напрасны; как лежала она, так и лежит, не шелохнется. Чертыхнулся, отошел от окна, чувствуя, как в глазах нарастает неподобающая мужчинам сырость; вдохнул побольше воздуха, не зная, что и делать теперь. Ну рвался он сюда, ну вот пришел – и что? «Чего ты хочешь от нее? Чтобы простила? А зачем? Она простит, а ты со спокойной совестью продолжишь ломать ей жизнь… Так, что ли?»
- Я знал, что ты не простишь меня, малышка, - проговорил Ренард, еще не зная, что встревоженная наступившей тишиной, испугавшись, что он ушел, Тереза не удержалась и вышла на террасу.
- Простила, - равнодушный голос за спиной заставил резко обернуться. – Но Вам здесь больше делать нечего, Ваше Величество.
Она стояла возле двери в одной сорочке, растрепанная, с опухшими, но абсолютно сухими равнодушными глазами. И все же красивая – никакая королева не сравнится с той, что любима. Родная, любимая его девочка, ускользающая, почти потерянная, на глазах становилась чужой. Всего два дня прошло с той сладостной минуты, когда она без опаски шла в его объятия, когда верила, когда целовала и просила не исчезать… Всего два дня – а теперь между ними пропасть. И он готов строить мосты – самые нереальные, самые невозможные, самые безумные, но все они рушатся, бьются о равнодушный, омертвевший ее взгляд. Ренард не знал, что делать: боялся сделать шаг, и все ж внутри скреблась неугомонная, неубиваемая надежда – она ведь вышла к нему! Значит, еще не все потеряно? Значит, что-то еще теплится в ее доверчивом сердечке? Он не нашел слов – просто подошел и осторожно коснулся рукой ее щеки.