- Не надо, - вдруг зажмурилась Тереза, словно от боли, будто бы он ударил ее. – Уходите! Я прошу Вас, уходите, Ваше Величество! - Я все тот же пастушок, Тереза. Тереза лишь нервно, надрывно рассмеялась ему в ответ. - Неужели Вы еще не наигрались? – шепотом прокричала она. - Тереза… - Скажите, это ведь было весело, да? Вам было весело?! - Тереза, прекрати. - Зачем я Вам? Что Вам нужно от нищей, безродной крестьянки? Что, Ренард?! - Малышка, ты мне нужна! Он попытался обнять ее, а она вдруг заверещала: - Не смейте прикасаться ко мне! И мне плевать, кто Вы! Я Вас ненавижу, Ваше Величество! Вы можете делать со мной все, что пожелаете, но знайте: для меня Вас больше просто нет. Я пастушка любила – но нет моего пастушка и не было никогда, а королей, тем более столь лживых и циничных, я знать не желаю! А теперь убирайтесь отсюда и хотя бы со своей женой не поступайте так же подло, как поступили со мной. Уходите! Она пыталась кричать, но голос становился все тише и тише, плечи затряслись в отчаянном рыдании… Ренард сгреб ее в охапку и крепко-накрепко прижал к себе. - Не трогайте меня! Не прикасайтесь! Вы же чудовище, Ваше Величество, - шептала Тереза, а пальцы уже вцепились жадно в его шелковую рубашку; легкий запах лаванды окутал трясущуюся от слез девушку. - Прости меня, девочка, прости, любимая, - тихо молил Ренард, пытаясь ее успокоить, пытаясь отыскать дорожку к припухшим, обкусанным ее губам. Он целовал ее так, как ни разу за эти два месяца. Так не целуются влюбленные, пребывающие в эйфории пары, – так целует только любящий мужчина свою единственную, любимую женщину. Пальцы путались в длинных, раскиданных по плечам ее волосах и до боли вгрызались ей в кожу. Тереза не выдержала его напора – с жадностью ответила на зов, вложив в прощальный поцелуй всю боль и всю любовь. Она знала, что он прощальный. - Ренард, зачем? – прошептала Тереза, когда губы их, наконец, разомкнулись, а тяжелое дыхание еще не пришло в норму. – Зачем Вы поступили так со мной? Вы же знали, что так все будет, что все закончится, не начинаясь! Что же Вы наделали? Зачем??? - Прости меня. Я же не знал, что так получится, что все зайдет так далеко! Прости дурака… Я ведь просто хотел быть таким же, как и все… Просто обычным человеком. Не королем, не принцем, а обыкновенным человеком – ты понимаешь меня? - Это жестоко, Ренард. Я полюбить тебя успела… Что мне с этим теперь делать?! - Прости меня, прости, маленькая моя! Тереза, я обещаю, мы что-нибудь придумаем, я ни за что тебя не брошу! Я люблю тебя, малышка, я уже не смогу без тебя… - Мы ничего не придумаем! Я – крестьянка! Крестьянка, Ренард! И никогда крестьянке не быть рядом с королем! Отпусти меня, не губи, любимый мой! – сорвался отчаянный крик на молящий шепот. – Я прошу тебя, уходи! Сейчас же уходи и забудь обо мне! - Я не могу! - Уходи! Возвращайся к жене. Это очень подло – оставить ее одну, чтобы прийти сюда. Не надо с ней так, Ренард, она ни в чем не виновата. Иди к ней, а про меня забудь! Это лучшее, что ты можешь сейчас сделать для нас всех. - Тереза, нет! - Уходи! Тереза со всей силы оттолкнула его и тут же выставила руку, предупреждая, чтоб не посмел вернуться, сократить расстояние и лишить ее здравого понимания всей безысходности этой минуты. - Все кончено, пастушок, - выдохнула она. – Уходи. Если ты не лжешь, и я действительно так дорога тебе, то не ищи больше встреч, забудь обо мне. И я забуду тоже. Я смогу. И ты сумеешь. Уходи… Пожалуйста. - Тереза… - Уходи! И что же делать? Уходить. Он не может соединить берега – мосты рушатся, а вместе с ними летят в бездну два разбитых, полюбивших на свою беду сердца. Он должен уйти. Обязан. И девочка права – так будет лучше. Для нее, для него и для пока еще не глотнувшей этого ядовитого зелья Эмелин. Но как уйти? Как отказаться? Как вырвать из живого сердца безумную надежду и горькую жажду по любимым глазам, по нежным прикосновениям, по такому родному голосу и по ставшему одним на двоих дыханию? Тереза плакала – тихо, беззвучно… Отводя взгляд в сторону, боясь поддаться искушению и рвануть в объятия, такие желанные, но несущие лишь гибель. - Хорошо. Ты хочешь, чтобы я ушел – я уйду, - тихо проговорил Ренард, едва заметно шмыгнув носом. – Я больше не побеспокою тебя, Тереза. Но запомни, пожалуйста, я всегда буду ждать тебя. Ждать, когда ты простишь меня. Ждать, когда ты придешь ко мне. - Я не приду! – закричала она в ответ. - Я буду ждать тебя, - повторил Ренард. – Мы все равно не сможем друг без друга. Не обращая внимания на ее протест, он подошел вплотную и завладел ее губами, даря еще один слишком зрелый, пропитанный болью поцелуй… Помни меня, не смей забывать! Кричит ночная тишина, а он вгрызается, боясь, что сотрется со временем печать его губ с любимой… Помни меня, не смей забывать! Кричат безудержные слезы на ее щеках – вопреки всем сказанным словам, ей хочется навсегда остаться в его сердце… Помни меня, не смей забывать! Как молитва одна на двоих перед прыжком в грядущую бездну… Им хочется кричать, но слова не сорвутся с их губ, не решатся, и только пальцы, касаясь кожи, и только губы, упрямые, злые, все также молча прокричат: помни меня, не смей забывать! Помни меня, не смей забывать! Под кожу смертельным ядом въедается проклятая, запретная любовь, отравляя… Никто и никогда не будет целовать их вот так же, никто и никогда вот так же не обнимет! И трепета в груди никто им не вернет… И будут двое искать по свету потерянное счастье, отказываясь верить, что счастья больше нет… Помни меня, не смей забывать! И тогда настанет день, когда поймут, что куда бы ни пошли, они пойдут друг к другу… Ты только помни меня, не смей забывать… Последний вдох, последний взгляд, последнее касание мокрой от слез щеки… Ренард отпрянул и сорвался прочь, успев лишь тихо бросить на прощанье: - Я люблю тебя, малышка. Глава 14 Эмелин нашла супруга в той же комнате, что и днем. Ренард сидел перед камином, полупустая бутылка вина стояла перед ним – он не удосужился даже бокал взять, так и хлестал из горла, словно завсегдатай дешевого трактира. Он пил, смотрел неотрывно на бушующее пламя и совсем не замечал девушку. Тогда Эмелин набралась храбрости и сама подошла к нему. Она уже не обижалась и вовсе не считала мужа чудовищем – его тоска странным образом передалась ей, словно она надышалась этим тягучим, отравленным болью воздухом. При виде него внутри все заскреблось, скрутилось, защемило; ей вдруг отчаянно захотелось пожалеть его, и она протянула руку, робко коснулась черных прядей… Ренард не среагировал – все так же, не моргая, смотрел на пламя. - Вы поговорили с ней? – тихо спросила Эмелин. - Поговорил. Как порядочная женщина, она выставила меня за дверь. Просила больше ее не беспокоить. Вы простите, Эмелин, я не должен говорить Вам все это, Вам, должно быть, неприятно выслушивать о посторонней женщине от собственного мужа. - Бросьте, я Вас понимаю, - девушка осмелела, положила ладонь ему на плечо. - Вы не думайте, это я сегодня такой – пьяный, слабый и несу чушь. Завтра все будет по-другому: я постараюсь стать Вам хорошим мужем, - он даже ответил на доверительный жест и накрыл ее руку своей ладонью. – Я постараюсь, Эмелин, обещаю. А сегодня простите мне мою слабость… Он наклонился вперед за очередным глотком вина, но Эмелин вдруг опередила его и отняла бутылку. - Вы уже достаточно пьяны, Ваше Величество. - Отдайте… - Не отдам. Идите-ка лучше спать, утро вечера мудренее, - улыбнулась Эмелин, а потом вдруг нервно сжала его плечо и, пожалуй, неожиданно даже для себя самой выпалила: - Если Вам понадобится женщина, я… я готова. Доброй ночи. Вот этого Ренард никак не ожидал. И он обернулся, чтобы взглянуть на эту не то храбрую, не то глупую, не то нахальную девицу, но Эмелин, смутившись собственных слов, уже сбежала из комнаты. *** Бедное сердечко трепыхалось и рвалось на волю, сгорая от стыда. «Я не могла ему сказать такое!» Эмелин стояла перед зеркалом в одной ночной рубашке и по десятому кругу прокручивала в голове глупый инцидент, моля лишь об одном: чтобы Ренард не расслышал ее слов и уж, конечно, не подумал заявиться к ней. Она с опаской поглядывала на дверь и даже всерьез подумывала о том, чтобы запереться на ключ изнутри, но время шло, а Ренард не приходил. К счастью, он, наверно, еще не настолько пьян, чтобы воспользоваться ее опрометчивостью. Не успела она окончательно успокоить себя, как муженек показался на пороге. Эмелин замерла, руки безвольно опустились, дыхание затаилось… Ренард подошел ближе и встал за ее спиной, равнодушным, невидящим взглядом окидывая отражение в зеркале. - Мне сейчас действительно нужна женщина, - будто извиняясь, проговорил Ренард. Как ни странно, он совсем не казался пьяным – уверенная походка, тихий четкий голос и лишь немного затуманенный взгляд.