Со страхом, с болью посмотрела Эмелин на мужа… Но потом хватка Ренарда ослабла, черты его лица смягчились, а виноватый взгляд едва ли не с сожалением созерцал готовую расплакаться женушку. Он вовсе не хотел ее обижать – все получилось скорее инстинктивно и совсем неосознанно. Просто внутри все разом запротестовало против прикосновения супруги. - Простите, - тихо проговорил Ренард, отпуская руки жены. – Не надо, Эмелин. Пожалуйста, не надо. И так паршиво ему стало на душе… Зачем изображать доброго супруга, когда внутри все протестует? Зачем обманывать несчастную женщину, давая ложную надежду? - Пожалуй, я оставлю Вас ненадолго, - проговорил Ренард, не желая смотреть, как вновь зарождаются слезы обиды и отчаяния в глазах супруги. – Здесь, правда, очень шумно. Пойду сделаю спасительный глоток тишины. Простите меня, Эмелин. Не успела она ответить, а он уже сбежал из шумного зала. Сбежал от нее, сбежал от себя. Он поднялся наверх и подошел к окну – здесь даже дышится легче! Да! Да! Да! Он не хочет ее обижать! Он вовсе не желает терзать и без того измученную женщину! Но что делать, если все попытки наладить с ней хоть какую-то более-менее сносную жизнь заканчиваются провалом? Если жалость к обманувшей его женщине и желание простить постоянно натыкаются на внутренний протест? Если самое невинное ее прикосновение способно привести в бешенство? Если словно током бьются ее бледные пальцы, стоит им прикоснуться к нему? Вот уже несколько месяцев ему совсем не хотелось свою жену – одна только мысль о близости с ней навевала тоску и отвращение. Умом он понимал, что Риньес не мог быть ей любовником – Эмелин совершила эту глупость только потому, что у него, законного мужа, не нашлось времени на собственную жену. Не хватило ему мудрости предусмотреть и уберечь ее от искушения. Умом он это понимал, но сделать ничего не мог. Как ошпаренный, сбежал он от супруги, вновь и вновь загоняя и ее, и себя в пучину отчаяния и отчуждения. Ну почему все так?! Проклятая судьба… Проклятая жизнь, где властвуют «нужно» и «должен». Он должен так же лицемерно улыбаться другим, как улыбаются они; он должен присутствовать там, где ему совсем не хочется, общаться с теми, кто откровенно неприятен, и делать то, что ему совсем не по душе… Он должен. Ведь он – король, и нужды страны всегда должны стоять превыше собственных. Он даже женщину должен любить только ту, которую выбрали за него, – лишь только потому, что так было нужно. А кому от этого стало хорошо? Ему? Эмелин? Или, быть может, крохе Филиппу, рядом с которым ни отца, ни матери нет? Невинному ребенку, ставшему венцом ненавистного «должен». Легкий шорох за спиной заставил обернуться. Ну неужели и здесь нужно обязательно его достать? Неужели так сложно дать пять минут побыть наедине с самим собой и не трогать, не мешать? Он думал, Эмелин поднялась вслед за ним, и он уже открыл рот, чтобы настоятельно попросить ее оставить его в покое, хотя бы на время, но увидел перед собой хрупкий силуэт, перетянутый болотно-зеленым шелком с золотой вышивкой. Лицо незнакомки, как и лица всех гостей на этом празднике, скрывала маска – в лучах солнечного света отливала она чистейшим золотом. Девушка как-то совсем неуклюже присела в реверансе, казалось, вот-вот упадет в обморок – и кто только придумал эти чудовищные корсеты! – а бледные губы вдруг приоткрылись, но так и не сумели произнести ни звука… Глава 27 Жадно вглядываясь в прорези маски, Ренард подошел ближе. Казалось, он уже знал, кто перед ним. Почувствовал. Ему хотелось произнести ее имя, но не получалось – он боялся верить собственным ощущениям, боялся обознаться и опять разочароваться… Он подошел вплотную к девушке, чья смелость явиться к нему прямо во Дворец граничила с дерзостью, и снял чертову маску. Хмурый взгляд мгновенно потеплел. Он смотрел на свою гостью и молчал, боясь, что призрак растворится, исчезнет, как исчезал всегда, стоило ему расслабиться и поверить в мираж. Молчала и Тереза, стыдливо отводя глаза в сторону. Тоненький взволнованный голосок задрожал вместе с нею: - П-п-простите… Ваше Велич… Договорить он не дал. Просто сгреб ее в охапку и прильнул к приоткрытым, пытающимся что-то там пищать губам. Словно и не было между ними двух лет разлуки, словно не прогоняла она его, кляня на чем свет стоит, словно ждал ее каждую минуту, целовал Ренард свою растерявшуюся девочку, с упоением ощущая, как руки ее сначала робко, а потом все крепче и крепче, осмелев, обвивают его шею, как пальцы ее касаются его щеки, как дрожит малышка в неистовых объятиях и так же жадно отвечает на поцелуй, словно в нем одном вся жизнь для них обоих. - Вы задушите меня, Ваше Величество, – прошептала Тереза, на секунду оторвавшись от таких желанных его губ. Ренард нехотя отстранился, но девушку не выпустил – осторожно гладил он ее волосы и, улыбаясь, разглядывал любимую мордашку. - Ты повзрослела, малышка… Маленькая моя, как же я рад тебя видеть… - Простите меня, Ваше Величество! - За что? И какое еще к черту «величество»? Прекращай, для тебя я все тот же пастушок. - Мне не следовало приходить сюда, - замотала головой Тереза, - но я не смогла… Я не удержалась… - Ты все правильно сделала, девочка моя. Господи, как же ты нужна мне сейчас… - Я ненадолго, я уйду скоро… Я только хотела увидеть Вас… В последний раз. Я попрощаться пришла, Ренард. - Никаких «прощаться»! Я тебя никуда больше не отпущу, - замотал головой Ренард, ревностно прижимая к себе Терезу. – Хватит, малышка! Хватит меня мучить! Я уже достаточно наказан, Тереза, больше я тебя не отпущу. - Отпустишь, - печально улыбнулась она, не без наслаждения утыкаясь носиком в крепкую, мощную его грудь под черным шелком. - Приказы короля не обсуждаются. - Чертова эгоистка! – прошептала Тереза, пряча слезы. – Я же знала, что нельзя было приходить сюда… Ренард, миленький, прости меня. Ей пришлось приложить немало сил, чтобы заставить себя отстраниться и напоследок заглянуть в карие глаза любимого – насмотреться, насытиться и попытаться вырваться из мучительного, такого желанного плена его рук. Ей нужно бежать, пока не поздно, и больше никогда не слышать этот ласковый, чуть хрипловатый его голос, не любоваться нежностью во взгляде, не ощущать эти осторожные, теплые прикосновения огромных его ладоней… Тереза смотрела в глаза Ренарда и кляла себя за несдержанность. Зачем? Зачем она пришла сюда? Зачем пошла за ним? Зачем разбередила душу и себе, и ему? Ведь ничего не забыто, ничего не прошло, и прежнее безумие готово вновь поглотить уже чужого мужа и отца и глупенькую влюбленную девчонку. «Уходи! Уходи сейчас же!» - уговаривала она саму себя. Но как же сложно сказать «нет», как же сложно отказаться… Хотелось прижаться к нему посильнее и расплакаться от бессилия, от слабости и нежелания принять несправедливость жизни. Как она только жила без него целых два года? Как дальше без него прожить? Пальцы как назло только сильнее вцепились в его рубашку, не желая отпускать. Ренард не выдержал, потянулся к ее губам, а она не сумела ему отказать – вопреки разуму потянулась навстречу, отказываясь принимать, что этот человек не для нее и каждая минута рядом с ним – огромный шаг к погибели обоих. - Тереза, давай сбежим отсюда? – взмолился Ренард, целуя любимую свою девочку. - Королю нельзя сбежать, - тихо улыбнулась она в ответ, пытаясь спрятать подступившие от волнения и нежности слезы. - Малышка, соглашайся! Ты ведь тоже сейчас этого хочешь… Сбежать… Со мной… Тереза замотала головой, вот только ложь так и не смогла сорваться с этих бледных губ. - Ренард, не мучай меня. Ты же знаешь, что хочу, - обреченно вымолвила она. – Больше всего на свете этого хочу! Но нельзя нам. - Никаких «но». Глупенькая, ну чего ты так боишься? Я же не в спальню тебя утащить пытаюсь. Тереза, по-моему, нам есть, о чем поговорить, а здесь не самое подходящее место. Пойдем! - Ренард, нас… нас увидят, - сорвался с губ Терезы последний аргумент, который удалось придумать, чтобы не допустить еще одну роковую ошибку. Но и тот разбился вдребезги одной его улыбкой: - Никто нас не увидит! Ей ничего не оставалось, как довериться ему – сопротивляться самой себе она уже не в силах. - Куда ты ведешь меня? – спросила она, когда Ренард повел ее совсем в другую сторону – не к лестнице, по которой она пришла. - Увидишь. Они благополучно пробежали через длинный пустынный коридор, свернули в темный закуток, спустились на пару этажей вниз и уже практически в подвалах вдруг остановились перед огромной, в полный человеческий рост, картиной. Ренард выпустил руку Терезы и подошел к стене; аккуратно провел рукой по краю полотна, словно пытаясь нащупать что-то, а через мгновенье раздался щелчок, картина тяжело заскрипела, задвигалась и превратилась в самую настоящую дверь. - Это моя маленькая тайна, - подмигнул Ренард изумленной девушке, - потайной ход. Из нынешних обитателей Дворца о нем никто не знает – только Милош, но он мой друг, и эту тайну лучше меня сбережет. - И куда этот ход ведет? – Тереза с опаской заглянула в непроглядную темень, такую пугающую и такую манящую к себе. - Увидишь. Давай руку! Они вошли внутрь, и тут же, чуть скрипнув, картина-дверь тяжело захлопнулась, оставив парочку в кромешной темноте. Ренард выпустил руку своей спутницы, прошел чуть вперед, ощупывая стены в поисках кремния с кресалом, а уже через пару минут теплый свет горящего факела осветил мрачные стены подземелья. - Ну вот, теперь можем идти. Глава 28 - Этого не может быть! – ахнула Тереза, когда после долгого петляния по бесконечным коридорам они оказались в уже знакомой пещере. Тереза прошла вперед, оглядываясь по сторонам, до мелочей вспоминая их последний день перед разлукой. Все так же валялись угли, будто бы только еще вчера здесь горел костер, согревая до нитки промокших влюбленных… А вот валяется деревяшка, на которой сидел будущий король и спасал ее от грозы в своих объятиях. Казалось, она слышит звук звонкой своей пощечины за смелый, бесцеремонный его проступок. Как будто вчера все это было… - Ренард? - Да, - развел руками он в ответ, с улыбкой глядя на свою малышку. – Каждый день я именно так сбегал из Дворца к тебе. Я так боялся, что ты заподозришь что-нибудь, когда привел тебя сюда и стал хозяйничать здесь… - Тогда я и подумать не могла! Я догадывалась, что ты не пастушок и не имеешь к деревне никакого отношения, но о том, что ты настолько цинично обманывал меня… - Прости, родная. Я так и не решился тебе сознаться – ты бы испугалась и сбежала от меня, а допустить этого я уже не мог. Хотел все тебе рассказать, но… Прости меня. Ренард ходил следом за Терезой и боялся подойти ближе – не только она, но и он сам сейчас заново переживал тот последний день. Их счастливый день, когда она доверчиво сидела у него на коленях, а он грел в своих объятиях продрогшее обнаженное ее тельце; как же хотелось ему тогда позволить себе больше – и как же тяжело было сдерживать греховные порывы молодого тела. А еще он помнил ту самую дерзкую оплеуху, на которую так и не смог ничего ответить. Тереза, словно прочитав его мысли, обернулась и виновато посмотрела на него. - Прости за ту пощечину. Мне, правда, очень стыдно. - Знаешь, я все-таки заслужил ее. Хотя тогда было обидно. Я действительно боялся, что ты заболеешь, - Ренард подошел к Терезе и обнял за талию. – Ладно, пойдем дальше, я тебя не в эту пещеру вел. - А куда? - А сама догадаешься? – улыбнулся Ренард. – Пойдем! По узкой тропинке спустились они к озеру. Тереза остановилась возле самой кромки воды, а он подошел, развернул ее к себе лицом и легонечко приобнял. Просто стоять и слушать плеск воды, касаться и чувствовать, как бешено бьются их сердца, – и больше ничего не нужно на всем белом свете ни ей, ни ему. - Я сюда часто прихожу, – тихо проговорила Тереза. - Я до войны тоже частенько приходил, - так же тихо ответил Ренард.