— Как ты можешь помешать? Это же твой дом. Этьен не без интереса разглядывал девушку. Уже не ту, которую он знал еще сегодня утром. Он смотрел на нее, но видел уже не куртизанку и не просто спасенную девчонку — он видел баронскую дочь и гордую ренардистку, жестоко поплатившуюся за тот свет и чистоту, что упорно несла в себе, не сдаваясь прихоти Филиппа. Под внимательный его взгляд Кристина тихонько подошла ближе к ограждению и чуть поежилась от ночного прохладного воздуха. Как подошел он, она и не заметила. Этьен осторожно приобнял Кристину со спины, защищая от ветра. — Как Вы думаете, это когда-нибудь закончится? — тихо спросила она вместо того, чтобы попытаться избавиться от мужского прикосновения. Она не испугалась. Напротив, даже доверчиво откинулась на грудь своему спасителю, позволяя обнять чуточку крепче — спокойно в его руках. Безопасно. — Обязательно закончится. — Когда? — Когда-нибудь. Филипп не вечен… — А Вы верите в легенду о короле и крестьянке? — Что за легенда? — Вы не слышали о ней? — Кристина чуть обернулась, с удивлением посмотрев на задумчивое лицо мужчины, и, не дождавшись ответа, продолжила: — Существует легенда, что Ренард был влюблен в некую девушку-крестьянку, и вроде как даже сын у них родился. И вроде как даже завещание Ренард успел оставить, что мальчик этот незаконнорожденный должен Филиппа сменить. Этьен промолчал, только чуть крепче обнял в ответ доверчиво приютившуюся в его руках девушку. Он не ожидал такого разговора и попросту не знал, что ей ответить. — Но если это действительно всего лишь легенда? — не унималась Кристина. — Не веришь, что это может быть правдой? — Никто никогда не видел этого мифического наследника. Мы живем надеждой, что он придет и избавит нас от Филиппа! Мы не знаем, что он за человек, но верим, что незаконный гораздо лучше законного. Мы готовы раскрыть объятия бастарду и пойти за ним, но что, если его не существует? Что тогда будет со всеми нами? Он не видел ее глаз, но мог бы поклясться, что сейчас в них копятся слезы. — Филипп твердит, что у него нет брата, что Ренард был не в себе перед смертью, — продолжила Кристина, тихонько шмыгнув носом. — Я не хочу в это верить. Но вдруг он прав? И этот ад не закончится никогда? — Не верь этому. Он существует, — тихо проговорил Этьен. — Тогда где же он? Почему ничего не делает? Разве он не видит, что Риантия гибнет? Почему позволяет все рушить? Почему он не приходит, когда мы его так ждем? Этьен молчал. А что он мог ответить? Тот «мифический наследник», которого она так ждет, сейчас стоит рядом и обнимает ее, спасая от ветра… Одну-единственную девчонку защитить от своего братца не смог — так какой же из него защитник Риантии? — Он придет, Кристина, обязательно придет, — тихо проговорил Этьен после недолгого молчания и лишь крепче обнял девушку. — Вы так уверенно об этом говорите… — Я не хочу, чтоб ты отчаивалась. Просто помни, что я тебе сказал. Ты же мне веришь? — Я хочу Вам верить, — печально улыбнулась девушка ему в ответ. — Хотя до сих пор Вы так и не рассказали мне о себе. Вы знаете обо мне все, а я о Вас не знаю ничего. Может, все же расскажете? Но он лишь упрямо покачал головой. — Почему? — Зачем? — Вы считаете, что я недостойна знать, кто спас меня? — Не в этом дело, Кристина. На рассвете я уеду отсюда, и мы едва ли когда-нибудь встретимся вновь. — Я знаю. — Ну вот и не забивай свою головку ненужными сведениями. Имя мое ты знаешь, а остальное не так важно. Пообещай мне только, что больше никогда не станешь лишать себя жизни, — поспешил перевести разговор Этьен, заглядывая в лицо баронской дочери. — Не буду, — грустно улыбнулась Кристина, разочарованная его ответом. — Пока не узнаю, кто Вы, не умру, не надейтесь! — Ну вот видишь, теперь у меня есть очень веский повод хранить молчание, — рассмеялся Этьен, а потом добавил, уже без смеха, крепко обнимая Кристину: — Все у тебя будет хорошо, девочка. А на рассвете он уехал, увозя с собой ворох вопросов, оставляя за собой дымку теплых воспоминаний. Ему не терпелось поговорить с Милошем — этот прохвост явно рассказал ему не все, что знал о венценосном семействе. Персона брата интересовала его особенно — ну не могло в столь добром отцовском семействе родиться такое чудовище! Откуда столько злости в нем? Жестокости? Ненависти? Ну не отец же воспитал их в сыне! Да и мать… Этьен смутно помнил светловолосую, убитую горем женщину рядом с отцом в тот единственный день их встречи — но и тогда в глазах Эмелин не было ничего, что могло указать на злобу, передавшуюся Филиппу… Да и Милош о королеве всегда отзывался с теплом, хоть и не скрывал всей сложности ее отношений с Ренардом. Глава 12 Абервик встречал наследника ярким полуденным солнцем. Здесь чистота, здесь солнце, здесь покой… Так отчетливо ощущается разница после шумной, погрязшей в распутстве и крови столицы. Тяжелые ворота перед мраморным дворцом со скрипом отворились, впуская на территорию молодого хозяина. Не успел спрыгнуть он с коня, а навстречу ему уже бежал верный Милош — тот все это время места себе не находил; все ругал и себя, и своего неугомонного подопечного, не возвратившегося в обещанный срок… Уже порывался на поиски отправиться, да побоялся разминуться. И вот теперь бежал навстречу, без утайки благодаря Небо, что живым вернулся Этьен и невредимым. — Ты старика в могилу сведешь! — крепко обняв подопечного, простонал Милош. — Ну прости, задержался немного. Все хорошо, жив-здоров, как и обещал. Если сейчас не придушишь, таким и останусь, — улыбнулся Этьен, обнимая в ответ переполошившегося друга. * * * В далекой от Абервика столице Филипп тем временем попивал свой кофе, лениво выслушивая доклад маркиза де Рогана. — Адриан, заканчивай зудеть над ухом. День только начался, а у меня уже голова от тебя болит — разберись сам, хорошо? Хотя бы со своими солдатами. Между прочим, это твоя непосредственная обязанность, а по ушам мне этой ерундой ездить не нужно. — Филипп, вообще-то ты у нас король, и тебе не мешало бы интересоваться, — недовольно процедил маркиз, не на шутку встревоженный начавшимися в армии волнениями. — Заканчивай, — отрезал Филипп, смерив Адриана ледяным взглядом. — Разберись сам. Доложишь потом о результатах. А сейчас расскажи мне лучше, как наши дорогие соседи поживают? — Какие именно? Почему-то наивно подумалось, что Филипп решил поинтересоваться делами соседних государств. Адриан спешно прокручивал в голове события, которые могли бы вызвать у короля подобный интерес, но ничего не находил — к счастью, никаких предпосылок к внешней угрозе нет и в ближайшее время не предвидится. Но Филипп смотрел на маркиза как-то странно, будто удивляясь простому вопросу с очевидным ответом. — Ты что, не выспался сегодня? — чуть нервозно спросил Филипп. — Ренардисты. В бой из-за девушки еще не рвутся? Ну да, точно… Чуть меньше недели назад Филипп приказал доставить Кристину в таверну. — Да нет, не рвутся. Чего им рваться-то? Девушка жива, благополучно домой вернулась — чего воевать-то? — Жива?! Откуда знаешь? — Ну да, жива. В поселении у нас теперь свои люди есть. — Удалось завербовать кого-то? — Обижаешь. Мы умеем работать, Филипп. Да и ты сам разве не с этим прицелом звал их на праздник? — Да уж… Я все же думал, они более стойкие, — отставляя чашку, проговорил Филипп. — И даже Кристине твоей, «истинной», ренардистская гордость не помешала жить со случившимся дальше. — Она пыталась покончить с собой, но ее спасли. — Вот как? И кто же? — Случайный свидетель из таверны. Он видел, как девушка выходила — побежал за ней. Мы допросили шлюху, что его обхаживала, но толку мало — неразговорчивый парень, но вроде не местный. Она вышла следом за ними, видела, как он Кристину из воды вытаскивал. Ну вот, собственно, и все. В поселении тоже видели незнакомого мужчину — описания похожи, но кто он такой и откуда выяснить не удалось. — Ну и Бог с ним. Так, значит, жива пташка, — задумчиво проговорил Филипп, пока еще не зная, радоваться ему этой новости или нет. — Она знает, кто был в таверне? — Сложно сказать. В принципе, могла догадаться. Но догадалась или нет, не знаю. Девушка закрылась в себе, на контакт не идет, из дома почти не выходит. — Ты сказал, что там есть наши люди — пусть разговорят ее. — Филипп, ты же понимаешь, что это не та тема, на которую она станет откровенничать. Тем более, сейчас, когда от нее все отвернулись, жених — и тот бросил. Она изгой среди своих. — Изгой, говоришь… Что ж, тем лучше. — Филипп, я надеюсь, ты не собираешься… — Вот что, друг мой, приведи-ка ее ко мне, — оборвал Филипп.