Глава 40 Рано утром, как и предупреждал маркиз, за ней явились. Ее привели в тот же зал, где в последний раз онавидела Этьена. Девушка содрогнулась, боясь повторения страшной картины, увиденной здесь в прошлый раз, но зал встретил ярким солнечным светом, а золоченный камень на полу не выдавал никаких следов ни крови Этьена, ни случавшихся здесь жестокостей — меньше всего этот зал походил на пыточную. Кристина даже мельком осмотрелась в поисках цепей для несчастных или же каких-то пыточных устройств, приспособлений. Но нет ничего. Только небольшой железный стол стоит в углу, да вроде бы пустой. Быть может, Адриан ошибся? Или Филипп отказался от своей затеи? Филипп с Адрианом уже ждали ее. Адриан стоял возле окна, безучастно, привычно равнодушно глядя на очередную жертву, доставленную палачу. Филипп же восседал в обитом бархатом кресле и таскал с рядом стоящего столика крупные сочные виноградины. При виде Кристины трапезу не прервал — лишь окинул гордячку льдистым взором и отправил в пасть очередную ягоду. — Как спалось? — вдруг непринужденно, по-доброму спросил Филипп. Вот только в доброту его верилось с трудом. — Меня сюда за этим привели? — вопросом на вопрос ответила Кристина. — Вижу, ты не в духе. Ладно, тогда давай о деле, — проговорил Филипп. — Расскажи-ка мне, лапушка, откуда вы приехали? Филипп не знает, что ей известно о побеге, а значит, можно поюлить, прикинуться несчастной дурочкой и, может быть, избежать той участи, о которой ее предупреждал маркиз. — Зачем Вам это? Вы же уже убили Этьена, — безразлично пожала плечами Кристина. — Вопросы здесь задаю я, Кристина. Твое дело — на них отвечать. Где он тебя прятал? — Да нигде. Мы жили в гостиницах. Вам их всех перечислить? Филипп встал и подошел к Кристине; обжигая холодом, тихо выдохнул ей в лицо: — Кристина, не играй со мной. Я хочу знать, где прятался Этьен. И я узнаю. По-хорошему или по-плохому. Предлагаю обойтись мирным путем — у меня нет никакого желания применять силу и делать тебе больно. Пока нет. Итак, я жду ответ на свой вопрос. Где он жил? — Я Вам все уже сказала. Мы останавливались в разных городах. В гостиницах. В дела Этьена я никогда не лезла, и он сам меня в них не посвящал. Он уходил, я ждала в гостинице. Потом мы перебирались в другой город, и он опять оставлял меня в гостиницах. Так все и было, пока мы не приехали сюда. Что еще Вы от меня хотите? Я не знала, что он Ваш брат, он представился мне совсем другим человеком. С чего Вы взяли, что он стал бы рисковать и везти меня в свой дом? Я понятия не имею, где он жил. — Ты врешь, Кристина! — прошипел Филипп. — Я Вам все сказала. — Ты понимаешь, что не уйдешь отсюда, пока я не узнаю правду? — Пытать будете? — с вызовом глядя на венценосца, спросила Кристина. — Понадобится — буду. — Можете даже убить, — прошипела девушка ему в ответ. — Я ничего другого не скажу. — Скажешь. Филипп вернулся на свое место. Невозмутимо глядя на Кристину, оторвал виноградину и отправил в рот. Скажет. Уж он-то знает много способов разговорить! Это сначала они все гордые, смелые, а через пять минут готовы ноги лизать, лишь бы все прекратилось — и маму с папой, и детей родных сдадут, не то что любовников! Девчонку калечить, конечно, не хочется — он еще не наигрался с ней, она еще нужна ему. Но много ли ей надо? Слишком хрупкая, слишком перепуганная, хоть и силится казаться сильной и непреклонной. Интересно даже, сколько она выдержит? Минуту? Две? Быть может, пять? Филипп усмехнулся собственным заключениям, чуть обернувшись, коснулся одной из плиток на стене — раздался громкий скрежет, потолок зашевелился и раскололся на две блестящие плиты, выпуская длинную веревку аккурат перед Кристиной. — Адриан, — кивнул Филипп на девушку. С невозмутимым видом Адриан подошел к Кристине. Ему жалко ее, но помочь ей нечем. Уверенным движением маркиз притянул к себе девушку, чуть приобнял, нащупывая застежку на широком поясе ее платья. Расстегнул. Отбросил в сторону. С тем же невозмутимым видом схватил ткань на груди и резко, с треском, разорвал, высвобождая трепещущее от страха тело. — Руки, — негромко проговорил Адриан, ловя свисающие с потолка веревки. Пока он стоит спиной к Филиппу, у него есть возможность заглянуть ей в глаза, не выдавая своего сочувствия. Боится девочка… А как тут не бояться? Она руки неуверенно протянула, подчиняясь, а в глазах надежда и мольба — помоги! А он только и может, что сочувствующим взглядом обласкать, а сам узлы на запястьях ее вяжет, и только губы его чуть заметно приоткрылись, чтоб неслышно прошептать: — Ты умница. Терпи. Завязаны узлы. На адском механизме болтается хвост веревки — Адриан потянул за нее, подвешивая к потолку беззащитное к грядущим ударам тело девушки, и отошел к железному столу. — Жалко полосовать такое тело, — проговорил Филипп, любуясь повисшей на веревках Кристиной. — Я тебя последний раз спрашиваю… — Я уже все Вам сказала, мне нечего добавить. — Адриан, начинай, — приказал Филипп, устраиваясь в кресле поудобнее. Кристина заметно содрогнулась от вида кнута в руках маркиза, уверенным шагом направляющегося в ее сторону — Филипп улыбнулся. Адриан встал за ее спиной, примеряясь к первому удару. Главное сейчас — не ошибиться, все верно рассчитать. Если Филипп заподозрит неладное и кнут окажется в его руках, Кристине ох как не повезет! Адриану не впервой опускать кнут на человеческие спины, и он прекрасно знает, что бить можно по-разному. Можно вырвать мясо до самой кости, а можно пустить кровь, придавая спине жертвы вид пугающий, но урон не такой серьезный — царапая лишь кожу. Кнут, что сейчас в его руках, пропитан опиумом — Кристине будет больно, но могло бы быть и хуже. Адриан посмотрел на спину, подрагивающую в ожидании удара, а самому не по себе стало — ему приходилось до полусмерти истязать преступников, крепких мужчин, но неужели извергу, сидящему в кресле, ни капельки не жалко сейчас отдавать на растерзание эту молодую красивую девчонку? Ведь он не знает ни о мази, что сейчас смягчит страдания Кристины, ни про опиумом пропитанный кнут, ни про маленькую хитрость в планах Адриана содрать с Кристины только кожу и пустить ей кровь — будь на месте Адриана кто-нибудь другой, более жадный до желания выслужиться перед королем, девчонку бы убили, нечаянно или специально. А изверг ждет и требует не медлить. Он хочет видеть кровь и слышать крик девчонки. Он хочет упиваться страданием ее и слезными мольбами остановить эту пытку… Адриан замахнулся — кнут со свистом опустился на дернувшуюся спину, оставляя за собой кровавый алый след. Признаться, палач удивлен — Кристина дернулась, но крик сдержала, и только довольная ухмылка Филиппа говорит о гримасе боли на ее лице и, наверное, слезах, что выступили сейчас у нее глазах. И снова свист, и снова удар… Кристина изо всех сил сжимала зубы, сдерживая крик. Адриан обещал помочь, но помощи этой она не ощущает — огнем горит спина, и каждый удар разрывает не кожу, а душу. Она кричит беззвучно — крик ее в слезах, в глазах, наполненных ужасом. Тело ее содрогается от нечеловеческой боли, и холодок от мази Адриана не спасает — ей больно. Невыносимо больно. И слезы текут, и разум кричит: прекратите! А сердце ноет: за любовь! За жизнь любимого! И не услышит Филипп ее крика, и не услышит изверг ее мольбы; все, о чем она мечтает — забыться, умереть сейчас от боли. Но насладиться криком своим она Филиппу не даст. И Этьена она не выдаст. И если жив он, то сделает она все, чтобы живым оставался он и дальше. А удары один за другим опускаются на бедную спину; раскаленная кровь течет по ее ногам, стекая на золотом отливающий пол. Она уже на грани, она не слышит больше свист кнута, она почти не чувствует ударов — все тело превратилось в одну большую кровоточащую рану… Она не знает, это опиум притупляет ее боль; она хочет забыться, хочет, чтобы, наконец, очередной удар стал роковым… Но почему сознание так жестоко? Почему до сих пор сквозь пелену слез она так отчетливо видит проклятую усмешку на губах довольного тирана? — Хватит, — сквозь туман донесся голос Филиппа, и удары тут же прекратились. Кристина не видит ничего, не слышит, но сознание никак не потеряет… — Гордячка, — раздалось слишком близко. — Ничего не хочешь мне сказать? От пальцев, длинных, холодных, что коснулись ее лица, от дыхания, что обожгло ее губы, Кристина дернулась, пытаясь отстраниться. — Я ничего не знаю… Мы жили в гостиницах… И пальцы исчезли. Горячее дыхание сменилось прохладой свежего воздуха. Она не видит, что происходит, ей даже показалось, что все закончилось и, наконец, ее оставят спокойно умирать, но голос Адриана, встревоженный и тихий, вдруг долетел до нее: — Филипп, ты убьешь ее! Она не выдержит, она всего лишь девушка… — Отойди. А через мгновение тело ее обожгло и крик, что так старательно сдерживала она, сорвался с пересохших губ. Она кричала так, как не кричат живые люди. Она кричала, и стыла кровь от этого крика в жилах палача, не один десяток людей отправившего на Тот свет. Она кричала, потому что Зверь хотел услышать ее крик, и он добился своего, медленно терзая разодранную ее спину своими длинными, царапающими лапами. Неторопливо, упиваясь ее криком, он как завороженный, провел рукой от шеи ее к ягодицам, любуясь кровью на бледной своей коже… — Придержи ее, — бросил Филипп Адриану, не понимающему, не представляющему, что задумал изверг. — Филипп, она не выдержит, — повторил Адриан, с содроганием глядя, как окрашенная кровью рука потянулась к поясу штанов. — Я сказал, придержи ее, чтоб не дергалась, — ледяным тоном повторил Филипп. — И веревку приспусти. Приспустил. Чтобы Филиппу удобнее было брать несчастную… Адриан обошел Кристину — теперь ему видно ее искаженное болью лицо. А льдистый взгляд за ее спиной следит за ним, ища в глазах его тепло и жалость. Вот только если найдет — ждет и Адриана не лучшая участь. Держаться надо. Хотя бы ради этой девочки. И он держался. И взгляд холодный, невозмутимый, будто бы плевать ему и на девчонку, и на крик ее, и на слезы, устремился аккурат в королевские очи, изо всех сил демонстрируя готовность пойти на все ради удовольствия своего короля. Филипп лишь на мгновение замешкался, приспуская штаны и пристраиваясь к телу девушки; Адриан же, воспользовавшись заминкой, аккуратно скользнул ладонью к шее Кристины — девушка чуть дернулась от неожиданности и тут же обмякла. — Филипп, она сознание потеряла. Благо, о маленькой хитрости, с которой Адриан отключает своих строптивых жертв, Филиппу неизвестно. Пережав артерию, он даже руку не стал убирать — всем видом демонстрируя, как расстроен нарушенными планами своего короля, он будто бы пытался привести пленницу в чувства. Филипп чертыхнулся, льдистый взор опять впился в помощника, ища следы предательства. Но невозмутим Адриан — открыто, равнодушно смотрит он в королевские очи. — Я же предупреждал тебя, она не выдержит, — пожал плечами маркиз. Филипп обошел Кристину и со злостью оттолкнул Адриана — он не настолько доверяет ему, чтобы поверить словам. Приподнял откинувшуюся голову девушки, заглянул в лицо — и, правда, без сознания. Недолго думая, со всей дури впился пальцами в растерзанную спину — не шелохнулась. Недовольным взглядом окинул маркиза. — Филипп, ну я-то здесь при чем? — развел руками Адриан. — Девчонка и так натерпелась за эти дни… — Этьен на тебе, — оборвал Филипп. — Ищи где хочешь и как хочешь. Живого или мертвого, но ты должен его достать. Не достанешь — с тебя шкуру спускать буду. Надеюсь, ты понимаешь, почему до сих пор жив. И еще, друг мой жалостливый, Кристина через три дня чтоб была как новенькая. В моей постели. Понял? — Этьена ищу, знаешь же. А для Кристины три дня мало, посмотри на нее, — кивнул на девушку Адриан, — она же сдохнет под тобой. — Это ее проблемы, — бросил Филипп, направляясь к выходу. — Филипп! Ты же так хотел заполучить ее! Неужели теперь с такой легкостью убьешь? Филипп остановился у выхода. Да, хотел. А толку-то? Только злит его еще больше своим отчаянным упрямством и любовью к бастарду. А он другую в ней искал — Герду. Он по свету рыщет и тепла ищет — того, из детства, рядом со служанкой; он любви такой же хочет — жертвенной, искренней, а находит только холод и ненависть черную. Все его ненавидят, все нож в спину вонзить хотят… Все его Зверем считают. Да в общем-то, верно считают. Филипп обернулся и посмотрел на Кристину — жуткое зрелище, особенно со спины. — Сколько времени ей нужно? — смягчился Филипп, за льдом в глазах тоску по человеческому пряча. — Не знаю. Дней десять, может, больше. — Неделя. Через неделю приведешь ее ко мне. Глава 41