Мать закатывает глаза так, что голова описывает полукруг по направлению к потолку. Но локоны остаются неподвижными. Покрытая лаком прическа – что-то вроде шлема. – Значит, я все перепаковываю. – Мать подхватывает пакеты. – Думаешь, он не будет переодеваться всю неделю? – Всё в порядке, мама, – вмешивается Бёрье в разговор родителей. – Мне не нужно так много. Лето все-таки. Мать исчезает на кухне. Отец и сын слышат, как она расстегивает «молнию» на рюкзаке, сердито шелестит пакетами и кричит: – Ты должен мне денег. Когда думаешь расплатиться? Она злится. Бёрье становится не по себе, но отец улыбается и подмигивает ему. И Бёрье улыбается в ответ так, что кожа на лице натягивается, а в ладонях покалывает, как будто он держит холодную бутылку с лимонадом. * * * Во дворе мальчишки собрались вокруг отцовского мотоцикла. Бёрье чувствует на себе завистливые взгляды. Надевает кожаную куртку и шлем, которые отец привез специально для него. Но мальчишкам уже не до Бёрье, – разинув рты, слушают про отцовский BSA Golden Flash 650, модель 1956 года. Бёрье живет один с матерью. Обычно это он с завистью в груди наблюдает, как чужие отцы пакуют машины для поездки куда-нибудь в Турнедален всей семьей. Или на снегоходе чистят снег перед воротами, или смазывают сыновьям лыжи. Но сейчас тот редкий момент, когда на всей улице нет ни одного мальчишки, который не пожелал бы оказаться на месте Бёрье. И все отец! – Покажите свои татуировки, – просит один из самых маленьких. Отец смеется и спрашивает, какую именно из них он хотел бы видеть. – Тетю, – отвечает малыш. Отец распахивает рубаху и показывает обнаженную девушку посреди ринга с огромными боксерскими перчатками, которые висят у нее на шее, закрывая грудь. Дальше вопросы сыплются как из мешка. Было ли ему больно? В каком возрасте отец сделал первую татуировку? Сколько их у него? Самые смелые трогают пальцем, как будто хотят убедиться, что рисунок не сотрется. – Больно, – серьезно отвечает отец. – Татуировки носят только моряки и бродяги. Если хотите работать на шахте, даже не вздумайте травить себя этой дрянью. Но они не хотят работать на шахте, как их отцы. Они будут носить татуировки, боксировать и разъезжать на мотоциклах. * * * И вот Бёрье с отцом летят по проселочной дороге, так что ветер свистит в ушах. Бёрье, с рюкзаком за спиной, обнимает отца за талию. Отцовский рюкзак висит на животе. Мимо проносятся хутора, леса и луга с серебристо-серыми амбарами. Отец останавливается, чтобы пропустить коров, возвращающихся домой из леса. Коровы запрудили всю дорогу, объехать их невозможно. Бёрье навсегда запомнит беззвучные колокольчики на их шеях, нетерпеливое мычание в предвкушении вечерней дойки, тяжелые потрескавшиеся вымена – как мешки на животах. Отныне он обречен помнить ласточек, добывающих в воздухе корм для своих птенцов. И горящие в закатном солнце телефонные провода. И реку, ту самую, что все время течет вдоль дороги. В Юносуандо они переезжают мост и сворачивают в Курккио. За спиной столбом стоит пыль. Последний отрезок пути под колесами – лесная дорога. Открытая песчаная почва, будто едешь по опилкам. Вот, наконец, и дом с жестяной крышей. Ключ в консервной банке за дворовым туалетом. – Нужно сделать новую лестницу перед дверью и покрасить дровяной сарай, – говорит отец. – У меня одного это заняло бы целую неделю, но вдвоем мы управимся в два счета, верно? Бёрье кивает. – Есть хочешь? Бёрье трясет головой, потому что не осмеливается заговорить. Все это настолько странно, что, кажется, он вот-вот заплачет. Не потому, что плохо, а от огромного чувства, которое не в силах объяснить. Бёрье внимательно оглядывается. Солнце вот-вот скроется в тихой реке. На берегу возле леса лежит перевернутая вверх дном лодка. Причальный мостик поднят – знак того, что лето только началось. – Пойдем рыбачить, – предлагает отец и показывает на воду: – Смотри, как играет. Бёрье видит на воде расходящиеся круги, как от брошенного камня. В лодку набралось немного воды, но это не опасно. Рыбачат в тишине. Все, что слышно, – осторожные, приглушенные звуки. Свист лески, плеск поплавка, приглушенное жужжание спиннинга, когда крутишь ручку. Вон нырнул какой-то зверек – похоже, полевка. Пронзительно закричала птица. – Канюк, – говорит отец. Весь улов – два окуня и форель. У отца в рюкзаке соль и упаковка простокваши. Они разводят костер на берегу. Жарят рыбу и едят руками. Простоквашу разливают в пластиковые стаканы. Отец топит баню. Пока она разогревается, можно подремать у костра. Потом они парятся. Бёрье сидит на нижнем ярусе, отец наверху. Охлаждаются в реке. Бёрье хорошо ныряет и может долго плавать под водой. – Ninku saukko, – говорит отец и переводит на шведский: – Как выдра. * * * Потом они боксируют на берегу. Бёрье давно пора спать, но это не имеет никакого значения. Ночи светлые, и отец сказал, что на этой неделе они будут спать, только когда устанут. Отец – хороший боксер, но удар в глаз поставил крест на его спортивной карьере. – Правый хук, – учит он Бёрье, – ты должен быть к нему готов. Иначе у тебя нет шансов. И выставляет большие ладони, чтобы Бёрье в них бил. – Джеб в голову, – говорит отец. – Противник выходит из гарда[13], и ты наносишь удар прямо ему по корпусу. Второй удар всегда опаснее, потому что застает врасплох. Дыши. Если не будешь дышать как следует, быстро устанешь. В кровь должен поступать кислород… И гард, помни про гард… Постой, что ты делаешь?.. Джеб – и удар в нижнее ребро. Вот… Молодец… Отлично! – Давай еще! – кричит Бёрье, когда отец спрашивает, не устал ли он и не пора ли в самом деле идти спать. Они отрабатывают уходы от ударов. Быстрый поворот головы – вправо-влево. – Гард! – кричит отец. И вдруг хватает Бёрье за руку – несильно, только чтобы остановить. – Слышишь? – спрашивает он и показывает в сторону леса. Там как будто тарахтит мотор. Звук быстро приближается. Бёрье смотрит отцу в лицо и чувствует поднимающуюся откуда-то изнутри волну страха. Отец переворачивает лодку. – Сюда, – шепотом приказывает он. – Лезь – быстро. Лежи, и чтоб ни звука, слышишь? Даже двинуться не смей, пока я не приду и не скажу, что пора. Кивни, чтобы я знал, что ты меня понял. Бёрье кивает и делает, как ему велели. Отец куда-то уходит. Бёрье прислушивается. К дому как будто подъехала машина. Она остановилась, но мотор работает. Еще голоса – но слов Бёрье не разбирает. Только шаги. Как будто кто-то обходит вокруг дома, поднимается на крыльцо и спускается через некоторое время. Идет к реке. Останавливается возле лодки, под которой лежит Бёрье. Ботинки – чужие, не отцовские. Так близко, что Бёрье мог бы коснуться их, протянув руку. Он лежит на спине. Беззвучно просовывает ноги под скамью, где уключины для весел. Руками цепляется за внутреннюю поверхность носовой части. Приподнимается, упираясь руками. Выпрямляет спину. Дрожит от напряжения. Большие ладони касаются земли, и мужчина заглядывает под лодку. Бёрье дышит короткими, беззвучными толчками. Мужчина встает и уходит. Шаги стихают в направлении дома. Бёрье опускается на землю, но удар получается таким мягким, что почти ничего не слышно, – кроме разве сердца. Машина уезжает. Бёрье хочется немедленно вылезти, потому что, похоже, все комары в округе отыскали его убежище. И будто специально кусают в те места, где сильнее всего чешется, – вокруг лодыжек, в ступни и на внешней поверхности рук. Отец не велел вылезать из-под лодки без его разрешения, но уж очень задерживается. Бёрье ждет. Отец, конечно, скоро придет, и перед тем как уснуть, Бёрье будет лежать на его руке. Они зажгут камин, и отец расскажет о поединке Инго и Флойда[14] на чемпионате мира. Откомментирует по памяти, как будто все происходит у него перед глазами. Но где же он? Почему так долго? Может, варит кофе на кухне? Забыл, что Бёрье не смеет шевельнуться под лодкой без его приказа? Наконец мальчик вылезает. Вслушивается – в воздухе висит тонкий комариный звук да тихо плещет река. Отца нигде не видно – ни в избе, ни в бане, ни в туалете. Бёрье бегает по двору. Наконец решается позвать: – Папа! По-шведски и по-фински. Нет ответа в белой ночи. Где-то у воды хлопает крыльями птица. Много лет спустя он поймет, что в этой точке жизнь разделилась на два русла. И какая-то часть Бёрье так и осталась там, на берегу, звать отца. * * *