– Они появились у меня дома вечером восьмого апреля, – начал он, как только сел на свое место в комнате допросов. – Я имею в виду русских. Сказали, что полиция следит за их девушками. Я понял, о чем речь, – они ведь купили автодом через наше предприятие. И теперь хотели, чтобы я спрятал девушек на одну-две ночи. Андерс Пеккари указательным пальцем вытер пузырьки с так и не открытой банки колы. – Они могли сделать это и без моего участия – просто хотели лишний раз напомнить, кто в доме хозяин, показать свою власть надо мной. Или чтобы я увяз во всем этом окончательно и по самые уши… Но прежде всего тем самым они указывали мне мое место, как кажется. В общем, как бы то ни было, я подчинился. Прицепил к машине снегоход. Они ехали следом, в автодоме. Я думал, у дяди Хенри все пройдет тихо, там ведь никого нет, кроме него, и полиция далеко. Но Хенри… Андерс Пеккари открыл банку колы с характерным щелчком, сделал глоток. – На остров мы добрались на снегоходе. Девушек отправили на второй этаж, с вещами и матрасами из автодома. Но Хенри совсем обезумел. Орал во всю глотку, что у него не притон. Вспомнил бабушку с дедушкой, как будто… – Он невесело рассмеялся. – …Как будто всегда был хранителем семейной чести. Потом позвонил папе. Кричал, угрожал журналистами и полицией. Сказал отцу, что его умный, респектабельный сын шляется ночами черт знает с кем… Ну папа и позвонил Франсу Меки… Фон Пост покосился на свой мобильник. Ничего – ни от Меллы, ни от Эрики. – …Так прямо по-шведски и спросил, чем они там занимаются? То есть спросил он, конечно, по-английски, потому что разговаривал с Марией Меки. Но это не папа приказал убить Хенри, точно не он. Как-никак, Хенри приходился ему родным братом. – Давай всё по порядку, – спокойно сказал фон Пост и подумал, что они приблизились к тому моменту, о котором Андерс Пеккари действительно ничего не знает. – С чего ты взял, что твой отец звонил Франсу Меки? Ты ведь этого не слышал, верно? Итак, Хенри позвонил твоему отцу… Собственно, как зовут тех русских, ты знаешь? Андерс Пеккари пожал плечами. – Мы с папой называем их бульдогами. Я спрашивал, правда. «You can call us Sven and Sven»[86], – ответили они. «Свен и Свен, значит, – подумал Карл фон Пост. – Егор Бабицкий и Юрий Юшенков – версия немногим лучше». – И что случилось после того, как Хенри позвонил Улле? – Один из «Свенов» спросил меня, что происходит. Я ответил, что Хенри звонит моему отцу. Он расстроил меня. Я ведь старался держать папу подальше от всего этого. Один из «бульдогов» взял трубку из рук Хенри и положил на рычаг телефона. А потом у одного из них зазвонил мобильный. Разговор вышел совсем короткий, «бульдог» почти ничего не сказал. Хотя… Фон Пост выпрямился. Фред Ульссон оторвал взгляд от объектива и посмотрел н Андерса Пеккари, напрягшего память. – Одно русское слово, которое он выговорил отчетливо… но я не знаю русский. – Попытайся вспомнить. Закрой глаза, иногда это помогает. Андерс Пеккари послушался. Фон Пост и Фред Ульссон приоткрыли рты, чтобы дышать беззвучно. – Он сунул телефон в карман. Посмотрел на другого «бульдога» и сказал: «Литова». Это прозвучало как приказ. Потом они положили Хенри на диван, и один… черт, он уселся на него, почти возле головы. Взял подушку, прижал к лицу Хенри… И Хенри… поболтал немного ногами, помахал руками и затих. Все прошло быстро. Я не успел ничего понять, зато потом… Андерс Пеккари замолчал. – «Литова», ты уверен, что он это сказал? – Да. – Ты все сделал правильно, – пробормотал фон Пост, набирая сообщение с приказом об аресте Елены Литовой. Теперь она у них в руках. Не за подстрекательство к убийству, конечно, – для этого основания жидковаты. А вот захват компании «Бергсек», шантаж, незаконные угрозы… Во всяком случае, это уже кое-что. – Ты все сделал верно, – повторил фон Пост. – Продолжай, скоро перерыв. – А потом в дверях встала одна из девушек. Она завизжала, посмотрела на Хенри, на котором все еще сидел «бульдог», и бросилась наверх. Я слышал, как девушки кричали на втором этаже. «Бульдоги» обменялись несколькими фразами по-русски. Я опустился на пол и не мог встать. И вот пока один из них все еще сидел на Хенри с подушкой, другой побежал по лестнице, а потом снова спустился. Прошел в прихожую, перебирал ключи, которые там висели. Потом вышел. Я слышал, как завелся и уехал снегоход Хенри. Второй велел мне подняться. Забрал вещи девушек. Подушку, которой задушил Хенри, тоже. Протер телефонную трубку, возможно, что-то еще. Потом вернулся другой, и оба уехали с острова на моем снегоходе. Мне велели держать рот на замке. Чтобы все выглядело так, будто Хенри умер естественной смертью. Они еще смеялись, говорили, мне повезло, что я оставил свой телефон дома. Что якобы их телефоны отследить нельзя. Фон Пост вспомнил телефон из мусорного ведра в квартире Томми Рантакюрё. – А у меня зуб на зуб не попадал от страха, – признался Андерс Пеккари. – Я и не представлял себе, что могу так перепугаться. И это не проходит… Карине я так ничего и не рассказал. Хотя она, конечно, что-то подозревает. И папе тоже. Но потом он узнал, что Хенри был убит, от Ребекки Мартинссон, которая приходила к нам домой… я в это время сидел в офисе и ничего не соображал. Перекладывал бумаги с места на место. – Прервемся, пожалуй, – объявил фон Пост. – С твоим отцом мы обязательно поговорим, но позже. – Вы должны спрятать Карину и мальчиков, – захлебываясь, затараторил Андерс Пеккари. – И маму. Они здесь ни при чем, это ведь я с вами… – Мы сделаем это, – пообещал фон Пост. – Хотя я почти уверен, что этих русских больше нет в Швеции. «Представить только, – подумал он, – что где-то далеко, в чужой стране сидит над картой человек и высматривает места вроде Кируны. Анализирует, принимает решения. Просчитывает слабые места, через которые можно внедриться. А потом выделяет ресурсы, посылает к нам людей…» Фон Пост никогда не увлекался теорией заговоров, но чувствовал, как изнутри поднимается волна панического страха, и ничего не мог с этим поделать. * * * Помощники полицейских Петер Аутио и Гуннар Паульссон всё еще беседовали с тренером из Оинаккаярви. Заговорили об Эсрейндж. Конечно, Петер и Гуннар не собирались выбалтывать, как поджидали в машине на обочине Эсрейнджвеген, а потом поехали за Марией Меки и Тоней Литвинович. Ничего конкретного – так, в общем и целом, о туристах, шахте, городе. – Чем они только там занимаются, – посетовал Гуннар Паульссон, имея в виду ракетный полигон[87]. – Запускают вышедших на пенсию ездовых собак в космос, – пошутил Петер Аутио. Тут оказалось, что тренер из Оинаккаярви когда-то работал учителем физики и ему есть что сказать на эту тему с профессиональной точки зрения. Тем более что там работала невестка его сестры. Кируна – самое подходящее место для конструирования приборов, которыми измеряют содержание ионов и богатых энергией нейронов. – Вон оно что! – усмехнулся Петер Аутио. Тут тренер из Оинаккаярви пояснил, что речь идет о чисто фундаментальных исследованиях, то есть не направленных на разработку чего-то полезного – лекарств, к примеру, – а проводящихся исключительно в познавательных целях. Чистое исследовательское любопытство, так сказать. – И этим они занимаются у нас в Кируне, представляете? Аутио и Паульссон рассмеялись, и оба дружно решили, что явно ошиблись в выборе жизненного пути. Удовлетворять собственное любопытство за государственный счет – вот чему действительно стоило бы посвятить жизнь. Интересно, что именно они стали бы исследовать? Тут посыпались самые невероятные предложения, в том числе и почти неприличные. Тренер из Оинаккаярви спросил, слышали ли они о Шнобелевской премии. Она присуждается за самые смешные открытия, которые при ближайшем рассмотрении могут оказаться не такими уж бесполезными. Он вспомнил отмеченное этой премией одно исследование из области математики, в котором было подсчитано, сколько групповых снимков нужно сделать, чтобы получился хотя бы один, на котором никто не моргнул. Оказывается, семь, если на снимке меньше двадцати человек. А Шнобелевская премия мира за 2006 год досталась одному валлийцу[88], который изобрел прибор, посылающий в пространство отпугивающие звуки на частоте, которую могут воспринимать исключительно подростки. Оба помощника полицейских тут же согласились, что последнее изобретение могло бы иметь огромное социальное значение. Такую штуку нужно монтировать на крышах вместо антенн. Петер Аутио собрал картонные коробки, чашки и салфетки, разбросанные по всему салону после перекуса, и направился к ближайшей мусорной корзине. Его телефон засигналил – сообщение от Карла фон Поста. «Задержите Марию Меки» – коротко и ясно. Петер выбросил бумаги в переполненную мусорку на парковке и вернулся к машине. – Пора работать, – сказал он коллеге и повернулся к тренеру из Оинаккаярви: – Приятно было пообщаться, но и нам пора послужить делу общественного спокойствия. Петер мотнул головой в сторону торгового центра «Куп». Гуннар Паульссон вышел из машины и поставил ее на сигнализацию. Тренер из Оинаккаярви распрощался, уважительно поглядывая на «парней». По пути к «Купу» Петер рассказал Гуннару про сообщение. Оба помощника полицейских пробирались сквозь толпу покупателей с переполненными корзинами и тележками. Заглянули в аптеку, проверили рестораны и вернулись в продовольственный магазин. Петер Аутио выбежал на парковку. Машина Марии Меки стояла на месте. После пятидесяти минут поисков можно было отправить отчет начальству. Мария Меки и Тоня Литвинович бесследно исчезли. * * * Ребекка Мартинссон то сидела, то лежала на снегу. Подложила под себя рюкзак и все, что только было можно. Она не просто устала – мышцы на руках и ногах превратились в желе. Вдобавок палило солнце. Ребекка понимала, что ее ослепил яркий свет. Такое ощущение, будто роговицу натерли гравием. «Вот отдохну немного, – подумала она, – и пойду через Корсавагге к Абиско. Так я точно не заблужусь». Обезвоживание от обильного потоотделения, жаркого солнца и недостаточных запасов воды вызвало страшную головную боль. Язык бесформенным комом заполнил весь рот. При этом он стал жестким, как наждачная бумага. У Ребекки не получилось даже подтянуть его к нёбу. Попытка лишь усугубила неприятные ощущения. Ребекка глотала снег, горсть за горстью, смутно осознавая, что он не содержит солей, а ее тошнит от недостатка натрия. Тень канюка заскользила по сугробам. Ребекка не нашла в себе сил поднять глаза на птицу. Времени больше двух часов, пора двигаться дальше. Ребекка попробовала подняться, но ноги не слушались. Артериальное давление упало. «Паршиво», – подумала она, имея в виду не то свое нынешнее состояние, не то затею с походом в горы в целом. С другой стороны, идея была не такой уж и глупой. Ребекка отправилась в горы одна, и у нее все получилось. Она прошла между волчьими лапами смерти, Бираном и Куоблой. Глупость, конечно. Боялась, что ее захватит лавина. Умереть, вкрутившись в лавину штопором, с забитым снегом ртом и ноздрями. Но чем лучше жить так, с вечно протянутой для подаяния кружкой? На что она, собственно, надеется? Что ей могут туда положить? Внутри как будто что-то оборвалось, и Ребекка вдруг почувствовала себя свободной. Все это не имело никакого значения. Это было не то, что можно передать словами или пришпилить на доску в качестве непререкаемой истины. Но это чувство поставило ее на ноги. Ребекка надела рюкзак и пристегнула лыжи. Снежная корка размягчилась. Каждый шаг был прорывом вперед по неукатанному снегу. Ребекка висела на лыжных палках, которые погружались все глубже. Ей не удалось пройти и двухсот метров, прежде чем силы иссякли. Ребекка сдалась – и в этот момент услышала гул мотора.