Ты можешь доверить это дело нам, – сказал ему новый Фений. Диклан не умел доверять. – Это меняет дело, – пробормотала Фарух-Лейн. Мор спросила: – Каким образом? – Я не рассчитывала, что он так… ослаб. Думала, мы пойдем вместе. – А как еще, по-твоему, он должен себя чувствовать после пулевого ранения? – спросила Мор, похоже, решив, что Фарух-Лейн немного туго соображает. – Разве он тебе не сказал? Боудикка считает, что он умер. Они уже недосчитались одного живительного магнита. И вот-вот обнаружат, что я исчезла. Как только Боудикка соединит эти детали, головоломка для них сложится. Если кто-нибудь из их связных увидит кого-то из нас… я ясно излагаю? Фарух-Лейн поджала губы. Да, ситуация яснее ясного. И, нет, ей это не понравилось. Диклан задумался, почему она хотела, чтобы он поехал с ней. Может, она боялась Ронана. Или, зная, насколько ценен магнит, хотела, чтобы он был рядом, в качестве сопровождения и свидетеля, что она доставила вещицу по адресу. А может… Боже, – подумал он, – как же больно, как больно. Все вокруг начинало казаться нереальным. – То есть вы считаете, что за мной следить не будут, – сказала Фарух-Лейн. – Мы отъедем немного дальше на запад и позаботимся, чтобы нас заметили, устроим им увлекательную погоню, – сказал новый Фений, похлопывая по дверце маленькой машины. – Мы ускользнем от них, как только убедимся, что ты справилась с заданием. Что за штука жизнь: Диклан оказался в машине, за рулем которой сидела недавно стрелявшая в него женщина, и передавал драгоценный магнит одной из тех, кто в свое время заставил его брата податься в бега. Он бы с радостью сам отнес чернила Ронану. А если бы не смог, то попросил бы помощи у Джордан. Но она не отвечала на звонки нового Фения, а Диклан никогда бы не рискнул приехать к ней в такой компании. Он видел вереницу пленников в отеле. И знал, чем чревато оказаться пойманным с украденным у Боудикки живительным магнитом. Он ни за что не впутал бы в это Джордан, а значит, ему нужен кто-то еще, кто-то, кому он доверяет. Но все остальные, кому он доверял, либо спали, либо погибли. – Итак, еще раз, – сказала Мор, – Диклан не ошибся на ваш счет, мисс Фарух-Лейн? Дернув подбородком в сторону второй машины, скрытой во тьме, Фарух-Лейн резко ответила: – Полагаю, Диклан доверяет мне по той же причине, что и сновидец, с которым я приехала: я поняла, что играю не за ту команду, и остановилась. Нам… необходимы сновидцы, чтобы остановить все это. Мне нужно, чтобы Ронан проснулся, так же сильно, как и тебе. – Тебе решать, Диклан, – сказал новый Фений. Фарух-Лейн придвинулась к окну рядом и наклонилась, чтобы взглянуть на Диклана. Его потрясло, насколько она изменилась с момента их последней встречи. Исчезла лощеная, профессиональная женщина, которой, казалось, не касался хаос мира вокруг. Сейчас ее прическа пребывала в беспорядке. Девушка явно недавно плакала, ее веки выглядели опухшими, а лицо уставшим. Диклану стало грустно из-за нее, поскольку он знал, что без адской борьбы она бы никогда не позволила своему внешнему виду выдать душевное смятение. Диклан видел, что Фарух-Лейн, глядя на него, похоже, пришла к такому же выводу о нем. – Мне не по себе от этой ситуации, – сказала ему Фарух-Лейн. – Ты хорошо знаешь этих людей? Ты пленник? В тебя стреляли. Они в тебя стреляли! Они собираются отвезти тебя куда-нибудь, чтобы избавиться от тела? – Господи, – сказал новый Фений голосом, ужасно похожим на голос Ниалла. – Звони гребаному социальному работнику, – добавила Мор голосом, совершенно не похожим на голос Авроры. – Заткнись, – рявкнула Фарух-Лейн, не пытаясь смягчить свой тон. На самом деле сейчас говорила не Фарух-Лейн, а просто Кармен. – Нам не до шуток. Таким смелым способом она провела своеобразную черту. Мы: Диклан и Фарух-Лейн. Они: Мор и новый Фений. Она ведь не ошиблась, верно? У него было гораздо больше общего с ней, чем с грезой и сновидцем, носившими лица его родителей. К тому же для них обоих слишком многое стояло на кону. Груз ответственности давил на него снаружи. Боль разрывала изнутри. – Послушай. – Диклан хотел бы найти слова получше, но у него их не было. Ему и без того казалось, что он вырывает каждое из них из собственной раненой плоти. – Ты говоришь сейчас о том, что осталось от моей семьи. Думаю, ты знаешь, каково это. На что бы ты пошла, чтобы не быть единственной, кто выжил? Я не могу… Ее глаза заблестели, а затем прояснились. – Я знаю. Диклан кивнул. Как по команде, новый Фений протянул ей через окно чернила. Затем он повернулся к Диклану, держа между большим и указательным пальцами таблетку, и резко сказал: – Ни минутой больше, парень. Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии. На таблетке красовалось имя Мор. – Присненная? – едва слышно спросил Диклан. – Она усыпит тебя надолго, – ответил новый Фений. – Тебе это нужно. Диклан так отчаянно этого хотел. Так сильно жаждал верить, что кто-то другой позаботится о том, чтобы мир не сгорел дотла. Как же сильно он хотел снова стать сыном, ребенком, позволить кому-то другому взвалить на себя это бремя. Нести его груз. – Диклан, – резко сказала Мор, – ты больше ничем не сможешь помочь. Твои ходы в этой игре закончились. Оставь. Это была ее лучшая попытка изобразить его мать. Закидывая таблетку в рот, Диклан представлял, как бархатная сумка, присненная его отцом, пожирает секреты. Боль не исчезла сразу. Все произошло с точностью до наоборот. В затылке запульсировала новая боль, ничуть не похожая на пулевое ранение. На мгновение ему показалось, что он находится на обдуваемом ветрами берегу ледяного океана. Над головой мелькнули крылья птиц. В затылок вонзился камень. Его раздирало изнутри. В рот попал песок. Воздух наполнился криками. И он вновь оказался в машине, боль стремительно уступала место сонливости. Напряженный взгляд Мор пригвоздил Диклана к сиденью. Сон медленно затягивал его в свой мир. – С ним все будет в порядке? – спросила Фарух-Лейн. – У тебя есть дело, – холодно ответила Мор. – У нас тоже. В темноте нетерпеливо заурчала другая машина. – Она права, – сказал новый Фений. – Нам всем пора в путь. Фарух-Лейн шагнула назад, сжав в сложенных будто в молитве ладонях пузырек с чернилами. – Я сделаю это. – Еще кое-что, – проговорил Диклан, едва машина тронулась с места. – Скажи Джордан, что я скоро вернусь. Он успел лишь заметить, как она нахмурилась в красном свете задних фар, а затем сон избавил его от боли. 43 Ронан Линч испытывал боль. Не невыносимую боль. А скорее жжение, зуд, словно с него нежно, но настойчиво снимали бритвой верхний слой. Он наполовину проснулся. Почти был в сознании. Настал момент истины, и он осознал, что у него есть выбор. Ронан Линч. Грейуорен. Он чувствовал не только обжигающий жар, но и холод в груди, животе, ладонях. Во всем этом было что-то знакомое. Запах ореха пекан, самшита, тихой грусти и недосягаемого счастья. Таков был мир, в котором он существовал как Ронан Линч. Мир, который он построил вместе с Ронаном Линчем. Мир безграничных эмоций и ограниченной власти. Мир покатых зеленых холмов, пурпурных гор на горизонте, мучительной влюбленности, эйфорической обиды, пахнущих бензином ночей, рисковых дней, могильных плит и канав, поцелуев и апельсинового сока, дождя на коже, солнца в глазах, легкой боли, с трудом добытого чуда. По другую сторону лежал мир, в котором он жил как Грейуорен. Мир, который он покинул, простирался дальше, чем обитала любая из сущностей, дальше моря живительных магнитов, дальше леса, в котором все еще жили его воспоминания. Он умолял исследовать его глубже, забыть о корнях, покинуть пределы места, где воспоминания еще следовали по пятам. Воздух этого мира был музыкой. Вода – цветами. Каждый миг рождались новые оттенки. Этот мир не поддавался описанию человеческими словами; их системы слишком отличались. Боль все сильнее обжигала кожу Ронана. Он вспоминал, что у него есть кожа. Ронан принадлежал обоим мирам. Но ни тому, ни другому полностью. Здесь, в море живительных магнитов, в пространстве между мирами, он мог выбрать любой из них. Почему он не просыпается? Я думала, он сразу проснется? Он мог отказаться от эксперимента под названием «Ронан Линч». Вернуться на другую сторону. Он знал, что его там ждет. Он покинул бы пределы той формы, которую имел в темном море магнитов. Стал бы искрящимся и обжигающим, способным за долю секунды пересекать вселенные и время. Грейуорен – так бы его звали. Хотя имя звучало бы иначе, ведь Грейуорен – просто перевод его имени на человеческий язык. Уместиться в головах людей эта концепция смогла бы только, уменьшившись в разы. Грейуорен, – говорили бы ему. – Грейуорен, рады снова тебя видеть.