– Почему тебе не нравятся твои деревья? – Они слишком изогнутые. Мама говорила, что ты придешь домой и покажешь мне, как рисовать деревья. Она сказала... сказала, что ты можешь даже позволить мне воспользоваться своими красками. Я тянусь вверх и касаюсь его руки, размазывая краску по всей его эластичной коже. Я подношу его руку к губам, целуя пальцы. – Почему ты сделала это? Почему оставила меня? Я напряглась. – Что рассказала тебе мама, Тодд? Это не Тодд. А тест Передового Центра. Ты не можешь забыть это, Эв. Ты не можешь ослабить свою бдительность. Ветер охлаждает мою кожу, и я знаю, что он ушёл. Дрожь пробегает по моему телу, и я тянусь вперёд, размазывая розовый листок на одной из моих угольных веток. *** Визит Тодда почти столь же захватывающий, как наступление чёртовых месячных. Почти. Я рассказываю об этом Джас и Валери, когда мы сидим на корточках вокруг полуразобранного сарая, используя вилки, чтобы почистить ногти. – Чёрт, это отстой, – Валери вытирает лоб тыльной стороной ладони. – К счастью, у меня закончились за день до поезда. – Она кивает в сторону Джас, которая очищает ногти на другой стороне сарая и не обращает на нас никакого внимания, бессознательно потирая свою исцеляющую колотую рану свободной рукой. – У нее также должны начаться через пару дней. Думаю, она сойдет с ума. С высунутым языком изо рта Джас концентрируется на заклинивании вилки правильно. Не похоже, что она волнуется. – Что мы будем делать? – Пускай кровит. Постирай одежду, когда закончатся. Надеюсь, это не оставит пятен. – Ужасная идея. – Я скрестила руки на груди. – Что насчёт твоего рюкзака? Я ничего не получила в шахте. – Тампонов нет, мэм. – Сексистские ублюдки. – Ни хрена. Что ж, дай мне знать, если ты что– нибудь выяснишь. Мне нужно приготовить обед. – Спасибо, – бормочу я, зная, что не должна чересчур беспокоиться. Уверена, что прежде женщины имели дело с месячными в лесу. С наименьшим, чем то, что у нас есть. Я хватаю нож из наших запасов и рассматриваю одеяла в нашей палатке, находя самое тонкое и маленькое из нашей коллекции. Развешиваю его на ветках ближайшего дерева, разрезая на кусочки. – Что ты делаешь? Кейси, который в потоке моет груду тарелок, с ужасом смотрит на меня. – Разрабатываю женские гигиенические средства, давно потерянная ремесленническая техника. – Но мы будем нуждаться в этом. Я не знаю, то ли это холодные ночи, то ли ПМС, то ли тот факт, что он снова дышит над моим плечом. – Да, ты совершенно прав, мы будем нуждаться в этом для вагин. Поэтому, пожалуйста, позволь мне вернуться к моей работе, прежде чем я залью всё здесь кровью. Я возвращаюсь к своему нарезанию. После минутного труда без перерыва половина одеяла изрезана, и я бросаю взгляд вниз, к ручью, чтобы увидеть пустое место. Я купаюсь и исправляю положение. Таннер сидит на берегу, борясь с занозой, которая глубоко засела в его мясистой ладони. В кастрюле с нашим завтраком осталось немного жира от мяса, так что я собираю его на кончик пальца и несу ему. Садясь и взяв его ладонь, я тру жир над занозой. – Что это? – Жир от свинины, – говорю я. – Соль поможет вытянуть занозу. Он фыркает, поправляя очки. – Я бесполезен здесь. Я кусаю губы, чтобы скрыть свою улыбку. – Ты издеваешься надо мной? Я занозный врач. Вы сидите на своей веселой попе и рассуждаете о том, как работает эта тюрьма. – Они говорят, что невежество есть блаженство. – Они представляют собой кучку задниц. Он усмехается. – Почему остальные девушки не могут быть как ты? – Осужденными убийцами и психопатами? – я подмигиваю ему, и он закатывает глаза. Я возвращаюсь назад в лагерь. Джас и Валери сидят у огня, что– то увлечённо обсуждая, пальцами прослеживая татуировку цветка на локте Валери. – Ребята, вы знаете, куда пошёл Кейси? Джас одёргивает руку, как будто была пойма за тем, что не должна была делать. Валери пожимает плечами. – Собирает дрова? – У нас их целый сарай. Этого хватит на несколько дней. – Может быть, зов природы. Мы все должны делать своё дело.