Ее стройная фигура превратилась в костлявую за пару прошедших дней. Но она не ест. Валери готовит лучшее, что может быть в этом месте: из двух банок кусочков говядины, морковки и карамельного лука. Запах настолько хорош, что становится больно. Несмотря на полную тарелку перед собой, Стелла глядит на огонь, ее золотые локоны сейчас кажутся огненно– красными. – Что– то случилось с ней там, – говорит Валери, поедая кусочки говядины. Если это было похоже на то, что я видела, то думаю, я понимаю. Джас и Валери были настолько поглощены приходом Стеллы, что даже не заметили отсутствия Кейси. Таннер спросил, где он, и я ответила, что он был в палатке, потому что ему не по себе. Я не решаюсь сказать, что случилось на самом деле. Может быть, я не хочу, чтобы лагерь был готов к борьбе больше, чем должен. В течение часа я ждала, когда Стелла поест. Я задавала ей вопросы: почему у нее столько ушибов, где она была, что видела. Но она даже не понимает, что я говорю. После того, как ее обед остывает, я разогреваю его на сковороде и отношу Кейси. Он лежит на боку в палатке, его грудная клетка поднимается и опускается. Он сердито смотрит на нейлоновую стену, даже когда я подношу ему тушеное мясо. – Мы могли умереть в любую секунду, ты знаешь. Ты можешь потратить последние секунды на жалость к себе, или же насладиться прекрасной едой, которую Валери приготовила для нас. – Правильно, Эвелин. Я чувствую жалость к себе. Отвали. Я могу сказать, что поцелуй повлиял на наши отношения. – Так что, ты попытаешься переубедить меня, не так ли? Удачи с этим. Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем он говорит: – Я не думаю, что одно из них сломано. – Ты о чем? – О ребрах. Я не думаю, что одно из них сломано. – Тогда прекрати размышлять и ешь эту проклятую еду, которую я принесла тебе. Вызов. Он ждет немного, пока я не закатываю глаза, а потом, поморщившись, садится. Я передаю ему тарелку, и он ест все с помощью пальцев, облизывая их до чистоты. – Я знала, что ты голодный. – Ты сказала им? – О твоем отце? Он вздрагивает. – Нет. Смысл пугать их, если нет способа, чтобы остановить все, что происходит. – Что ж, спасибо, что помогаешь мне сохранить достоинство в неприкосновенности. – Тебе нечего стыдиться. – Не нужно стыдиться убийства собственного отца? Я чувствую его недоверие. – Кейси, – я медленно проговариваю его имя по слогам и тянусь к подолу его рубашки. Его дыхание сбивается, когда я скольжу рукой под ткань и прислоняю ладонь к животу и шрамам на коже. – Разбитая бутылка пива, – говорит он мне. – Я вышел, чтобы покататься на велосипеде с другом. Я не сказал ему или маме, куда собираюсь. Она сидела и смотрела, прижимая ткань ко рту. Когда он закончил со мной, она обернула мой живот бинтами. Сказала мне, что я должен быть хорошим, или это будет продолжаться. Но быть хорошим – не гарантия того, что это вновь не произойдет. Я не могу глотать. Мой рот настолько сухой. – Он заслуживает худшего, чем то, что получил. – Тебе не следует так говорить, – произносит он быстро. Испуганно. – Не тогда, когда они слышат. – Без разницы. – Я перемещаю свои руки вниз по его животу, чувствуя, как напрягаются его мышцы от прикосновения моих пальцев. – Они знают, что уже происходит в моей голове. Снаружи раздается оглушительный грохот, лязг от металла, и Валери вопит: – Что за хрень с тобой происходит? Я перекатываюсь через Кейси, и он выходит за мной из палатки. Валери перебирает наши кастрюли и посуду. Стелла расхаживает взад и вперед, пробегая пальцами по своим спутанным волосам. – Она сумасшедшая, – тихо говорит Джас, сидя на бревне. – Мы должны идти! – кричит Стелла. – Вытащите свои головы из задниц и собирайтесь! Двигайтесь! Двигайтесь! Они идут! Она кидается на стопку горшков. Валери толкает ее на землю. – Эй! – кричу я. – У нее травма. – Это понятно, – огрызается Валери. – Но это не повод разводить панику. Я смотрю назад, на Кейси, который наблюдает за всем этим без всякого интереса. Джас протягивает Стелле руку, чтобы немного утешить, но та отмахивается от нее. – Тогда чего ты ждешь от нас? – спрашиваю я. – Отправь ее восвояси, – Валери сплевывает, когда заканчивает собирать посуду. *** Я знаю, что Кейси не хочет, чтобы я рассказывала кому– нибудь о нашей стычке, но это глупо – скрывать информацию от главного мозга нашей группы. Так что, когда Джас и Валери моются, а Кейси спит, я все рассказываю Таннеру. Он заинтересован моим объяснением нашей схватки, смело спрашивая болезненные детали: эмоции, которые я испытывала, когда засадила нож в спину отца Кейси; была ли его кровь теплой; сколько раз Кейси ударил его ножом. – Это не логично, что Передовой Центр позволяет вам пройти испытания путем убийства. – Точно, – говорю я. – Я была уверена, что мы умрем. Таннер хмурится. – Если только не существует множество алгоритмов, которые использует система. Может быть, некоторые тесты имеют простое решение, как у Эрити и Салема. Но, возможно... возможно, Передовой Центр медленно собирает данные о таких заключенных, как вы с Кейси, через ваши мысли и действия. Это имело бы смысл, не так ли? Если бы это был один тест, Передовому Центру нужно было бы держать нас тут только несколько часов, а не целый месяц. – Какие данные? – спрашиваю я. – Скорее всего, они пытаются определить обоснованные насильственные действия в сравнении с необоснованными насильственными мыслями. Отец Кейси атаковал его, и все, что ты сделала, защитила его. Может быть, если только насильственные мысли, которые вы выражаете во время своего присутствия здесь, необходимы для самосохранения, и вы в итоге избегаете наказания.