– Так что? Ты думаешь, что я не совершала его – не совершала своего преступления? – Не знаю. – Ты тратишь свое время, пытаясь понять меня. Я знаю, что ты хочешь сделать. Мы одиноки. Я не хочу умирать в одиночестве, и ты не хочешь умирать в одиночестве, но с той лишь разницей, что тебе нужно представить меня в лучшем свете у себя в голове, чтобы быть со мной. – А тебе не нужно? – Нет. Ты мне нравишься такой, какой ты есть. Настоящий ты. – Я поворачиваюсь, пока не вижу его лицо. Оно достаточно близко, чтобы я могла различить точный цвет его глаз. Мозаика зеленого, золотого и лесного ореха. – Если ты хочешь кого– то, к кому сможешь прижаться, когда наступит конец света, я не должна быть чем– то меньшим, чем злым человеком. – Все же от этого я не буду чувствовать себя лучше, не думаешь? Я бросаю свою рубашку на землю и поворачиваюсь к нему. Схватив его за плечи, я падаю на колени. Я пытаюсь сохранить невозмутимое выражение лица, несмотря на свой уровень адреналина и на то, что мы без одежды. Хотя его проклятое лицо ничего не выражало, и мне не удалось шокировать его так, как я хотела. – Ты скажи мне, – я бросаю ему вызов. Я настолько близко, что могу посчитать веснушки на его носу. Они заставляют казаться его моложе, чем он есть, как я знаю. Его теплые, мозолистые руки хватают меня за бедра и тянут к себе, глаза лихорадочно блестят, и я вспоминаю, что прошел почти год с того момента, когда я к кому– то прикасалась – действительно прикасалась – а не то рукоприкладство, которое получала от тюремных охранников или резкие объятия мамы. Был момент в тюрьме, когда я думала, что умру, как младенец в детских домах, к которым никогда не прикасались. Мое сердце разбилось, потому что оно знало, руки вокруг меня были моими собственными руками. Он наэлектризован, заряжает меня после нескольких месяцев одиночества. Между нами ничего нет, кроме мокрого белья. Одна из его рук скользит по моей спине вверх, прижимая меня так, что моя грудь прикоснулась к его груди. Он стонет, когда я сажусь ему на колени. Мои пальцы зарываются в его черные волосы. – Это то, чего ты хочешь? – шепчу ему на ухо. Он не сразу реагирует. Одна из его рук остается на моей спине. Другая сжимает мое бедро, когда он пытается прижать меня еще ближе к себе, как будто это вообще возможно. – Как давно это было у тебя? К моему собственному удивлению, я смеюсь. – Как давно у меня был секс, или как давно ко мне не прикасались с намеком на то, что я главная сволочь земли? Это не смешно. Он знает, что это не смешно. Я хочу поцеловать его. Мне нужно сделать это. Внезапно он толкает меня обратно на траву, и я оказываюсь под ним. – Оба варианта. – Одинаковое количество времени. 10 месяцев. – Со дня суда. – Со дня суда, – повторяю я. Он закусывает губу. Думает. Я тянусь вверх, чертя линию от нижней части грудной клетки до пупка, где цвет его кожи меняется. – Каково это? – спрашивает он. – Что? – Ты сказала, что тебя не касались почти год, так каково это? – Я... – что я могла сказать? Я могла бы сказать, что это напоминает мне, что в жизни есть еще чувства, кроме жесткого матраса тюремной койки под моей спиной весь день. Хотя кто захочет слушать эту напыщенную ерунду? Вместо этого я говорю: – Как наш поцелуй. Его губы дергаются, и рука начинает скользить вверх, к внутренней стороне моего бедра. – Ты такая холодная. – Он опускает свой открытый рот к моей шее и медленно выдыхает. Из меня вырываются проклятия. – Что? – Его рука скользит выше, большой палец отслеживает край моего нижнего белья. – Не останавливайся. Его зубы задевают мою челюсть. – Что ты предлагаешь? – Я...я, – его губы напротив моих. Так близко. – Мне нужен кто– то, с кем я могу пережить конец света. В тот момент, когда я это говорю, небо вспыхивает зеленым светом, как будто сигнализируя о надвигающемся конце света. Он пихает мой подбородок своей переносицей. Его язык скользит по моей ключице в следующий момент. Давление в моем животе растет, и я кусаю губу так сильно, что чувствую вкус крови. Я вижу кровь. Капельки из глаз маленькой девочки. Я задыхаюсь из– за застрявшего в горле крика. Кейси замечает девочку, с трудом поднимаясь на колени, и тянет меня к себе. – Я не могу найти маму. – Она зажмуривает глаза, кровь, стекая по щекам, капает на подбородок, попадая на концы ее черных волос. Мое хриплое дыхание и хриплое дыхание Кейси звучит синхронно. Я держусь за него изо всех сил. – Я не могу найти маму! – она вопит и, прихрамывая, срывается с места, ее джинсы разорваны на клочки, кровь сочится из ран под ними. – Она бежит к лагерю, – говорит Кейси. Я тянусь за своей одеждой. – Нам нужно спешить.