Я открываю глаза, стону от яркого света и прикрываю свою голову плоской подушкой. Какая– то вечеринка вчера вечером. Я застываю. Никакой вечеринки не было прошлой ночью. Не было вечеринок в течение десяти месяцев. Я была в тюрьме. Вытаскивая голову из– под подушки, я мигаю до тех пор, пока зрение не фокусируется. Сосновые панели покрывают стены и пол. Полки, усеянные безделушками, расположенные выше белоснежного тщеславия. Свет сочится сквозь французское застекленное окно на стену, самую дальнюю от двери. Кто– то храпит подо мной. Я сажусь, подавляя стон. Я по– прежнему ношу толстовку с капюшоном и брюки– карго. Мои ботинки у двери. Передовой Центр. Потирая запястья, где были наручники, я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз бодрствовала. Была ли я введена в симуляцию? Сбежала ли живой? Все, что я помню, это поезд и другие преступники. Игла, вошедшая мне в шею. Мой пристальный взгляд находит темный рюкзак в конце кровати. На нем вышито ЭВЕЛИН. Я не помню, чтобы он у меня был. Минуту думая о том, что могло быть спрятано внутри, я открываю его. Футболка, хлопковое нижнее белье, фляга, зажигалка, носки, зубная щетка и на самом дне одеяло. Аварийно– спасательное снаряжение. Я не знаю, почему это принадлежит мне. Я даже не знаю, где я. Одна вещь, укорененная во мне с момента тюремной жизни, состоит в том, что я должна следовать приказам: когда оставить свою камеру, когда сменить одежду, когда увидеть своих посетителей, когда есть. Где охрана, которая, как предполагается, скажет мне, что нужно делать? Я встряхиваю своим конским хвостом и запускаю пальцы в спутанные локоны, закрепляя их вверху, и свешиваю ноги с кровати. Взяв сумку с собой, спускаюсь по лестнице, чтобы узнать личность своего соседа по койке. На сумке, стоящей около кровати, гласит ДЖАСИНДА, и девушка с ямочками лежит на спине, её руки прикрывают лицо. Она девушка– самоубийца, которая использовала свою семью в процессе, и теперь живет, пожиная наказание. Она плакала перед тем, как покинуть тюрьму. Интересно, это потому, что она все еще хочет умереть, или потому, что не может выбраться отсюда. Я отхожу от нее и подхожу к окну. Передо мной холм, покрытый соснами. Солнце начинает садиться – значит, скоро будет темно. Я нахожусь здесь либо день, либо несколько часов. Ничего, кроме леса. Никаких зданий, никаких дорог. Лишь толстый зеленый покров тянется к горам вдалеке. – Где мы, черт возьми? – бормочу я себе. – Это Передовой Центр? Я поворачиваюсь к Джасинде, которая приподнялась на локтях. Выражение ее лица меняется, когда она узнает меня, её взгляд начинает метаться по комнате, пытаясь понять – наедине ли мы. Она боится меня. Можно сказать, что я не удивлена. – Не знаю, – говорю я. Когда она замечает рюкзак в ногах ее кровати, она лезет к нему, ее пальцы пробегаются по надписи – Джасинда,– бормочет она, отбрасывая его, будто ткань ее поранила. – Никто не называет меня так. – А как тебя зовут? – Джас,– говорит она с опаской. Она изучает меня с ног до головы, бездумно сжимая лямку рюкзака и скручивая ее. Неловкое молчание заполняет воздух между нами, прежде чем я говорю: – Ладно, Джас. Я собираюсь осмотреться вокруг. Посмотрим, смогу ли выяснить, где мы находимся. – Дверь не заперта? Я даже не подумала об этом. Простое мореное дерево, дверь не похожа на дверь в баре, на которую я привыкла смотреть в течение многих часов подряд. Я иду к ней и кладу руку на медную ручку и поворачиваю. Со щелчком скрипучая дверь открывается. – Не закрыта. Я всматриваюсь в холл. Сухой воздух пахнет кедром и пылью. Светлые полосы видны на полу от единственного окна, чуть левее от меня. Шесть дверей выстроены в линию, две из них открыты. В другом конце лестница, ведущая вниз, откуда доносятся голоса. – Я вернусь. – Пожалуйста,– Джас прижимает сумку к груди, – не оставляй меня здесь одну. То, как она умоляет меня, не имеет никакого смысла. Мгновение назад, казалось, что она испугалась меня. Возможно, Джас боится всего. И она, как предполагается, является нравственно запятнанным преступником. Да ты издеваешься? Я не хочу, чтобы за мной ходили по пятам, но мне ее жаль, чтобы сказать нет. – Пошли. Она спешит ко мне, прижимая рюкзак близко к себе. Оказавшись в зале, я забрасываю свой рюкзак на плечи и регулирую ремни до тех пор, пока они плотно не вжимаются в спину. Джас и я идем к лестнице. Эрити стоит в центре гостиной, пристально смотря на камин с каменной подкладкой, огромные кожаные диваны, нависающую люстру, сделанную полностью из оленьих рогов. У нее тоже рюкзак. На кухне Стелла открывает и закрывает каждый шкафчик. – Здесь есть еда! И ликер. Много и очень много спиртного. Тихий писк выходит из Джасинды. – Черт возьми. Валери крадется к нам. Она смотрит через мое плечо. Мы проснулись в горнолыжном комплексе с едой и кучей выпивки. Похоже на секретный, злой план правительства – вознаградить нас за плохое поведение. Салем выходит из комнаты. Это шестеро из нас. Еще четверо спят. – Здесь есть кто– нибудь, – спрашиваю я. – Кто– то кроме нас? – Не то, что я могу сказать, – говорит Салем. – Никакой охраны? – Не– а. – Он заводится лихорадочным блеском. – Похоже, они оставили нас одних. Холодок бежит по моей спине. Застряла здесь с парнем, который изнасиловал тринадцать девушек, я бы не назвала это отпуском. – Он тебя не тронет, – бормочет Валери, но это не заставляет меня почувствовать себя лучше. –Ты знаешь, что я делаю с мудаками, которые не могут держать руки при себе. Я знаю. Не только от ее преступления, но и от подлостей в нашем тюремном крыле. – Разве мы когда– нибудь разговаривали?– спрашиваю я. – В тюрьме? – Я не разговариваю. Я выбиваю дерьмо из людей. – Она пожимает плечами. – И у тебя... у тебя вышибли достаточно дерьма. Выбивание из тебя дерьма не удовлетворило бы меня. – Ох, спасибо,– отвечаю я сухо. Кривая улыбка появляется на ее губах . – Может быть, мы должны поговорить. Ты знаешь... тюремные BFF или еще что– то. – Тебе вскоре надоело бы. Я слишком ванильна для тебя. – Где ваниль? – шепчет Джас. Она вылупилась на нас. Рот Валери дергается так, будто она сдерживается от смеха. Когда она протягивает руку и гладит плечо Джас, Джас вздрагивает. Не ответив ей, Валери оборачивается ко мне. – Слишком ванильна, как друг или как трахать приятеля? Я прикрываю глаз. – Оба.