– А он что, действительно светился? – удивился Гензель. – Я такого не видел. «Ну конечно, он же стоял на четвереньках!» – вспомнила девочка. И со вздохом произнесла: – Да, светился, как фонарь или керосиновая лампа. А по земле от него расходились такие странные зигзаги, похожие на молнии. – Вообще придумывать страшилки – это мое дело, – сказал Гензель. – И, кстати, я уже видел этой ночью достаточно страшного – например, жирный зад Фелиции. Хуже этого ты уже ничего не выдумаешь, можешь и не… – Погоди! – Гретель остановилась и показала пальцем вперед, туда, где мерцал еле заметный огонек. – Что это светится? Неужели дом?.. – Вот так повезло! – с облегчением засмеялся Гензель. – Идем скорее! Интерлюдия четверая 1920 год от Рождества Христова, январь Риттердорф Как Гретель ни старалась избежать похода в церковь, сделать это ей не удалось. С самого утра Конрад ходил за ней по пятам, не желая сдаваться. – Прости, но ты вообще не выглядишь больной, – скептически подняв бровь, проговорил он, стоя в дверях спальни. Конрад уже облачился в свой лучший костюм-тройку, но не торопился покинуть дом в одиночку. – Почему это? – спросила Гретель, несколько раз для достоверности кашлянув. – Потому что ты «заболела», только когда вспомнила, что сегодня служба! Еще два часа назад ты бегала, как горная козочка, готовила завтрак и напевала песню. – Ты часто видишь, как горные козочки напевают песни? По-твоему, это не симптом? – попыталась отшутиться Гретель, но Конрад даже не улыбнулся. – Я чего-то не понимаю. Ты же окончила воскресную школу, не так ли? Для тебя это должно быть в порядке вещей. – Я перестала ходить в церковь сразу же, как это стало возможным, – призналась Гретель, нехотя сползая с кровати. Разыгрывая внезапную болезнь, она залезла под одеяло, но нависший над ней Конрад раздражал даже больше, чем перспектива сходить в церковь. – Вечером у тебя сеанс. Пожалуй, будет не лишним обсудить эту тему с психотерапевтом, – сказал Конрад. – Одевайся, жду тебя в гостиной. Мужчина закрыл дверь, и, вздохнув, Гретель принялась натягивать платье. Говоря, что не бывала в церкви много лет, она не обманывала. Родители относились к этому спокойно и ни на чем не настаивали. А сама девушка просто не знала, как воспринимать религиозные обряды и праздники, предпочитая держаться от этой темы как можно дальше. Подойдя к зеркалу, Гретель расправила темно-синее длинное платье. Ни дать ни взять – хоть сейчас в монастырь! Если Конрад хочет видеть ее рядом с собой во время праздника Обрезания Господня, она не доставит ему удовольствия, пытаясь выглядеть привлекательно. Несколько раз проведя по волосам расческой, девушка завязала на затылке тугой узел, еще больше, по ее мнению, приблизившись к образу строгой христианки. – Я готова, – сообщила она, выходя в гостиную. – Ты выглядишь просто очаровательно! – вопреки стараниям Гретель, Конрад остался доволен. – Надо поторопиться, иначе опоздаем! Церковь Святого Антония располагалась достаточно близко, поэтому Гретель и Конрад добрались туда пешком. Небольшая кирпичная постройка ничуть не походила на марбахский собор Святого Генриха – образец мрачной готической архитектуры. Довольно миниатюрная, выкрашенная в белый, кирха выгодно выделялась на фоне однотипных жилых домов. В церковь еще заходили прихожане, а это значило, что Гретель и Конрад все-таки умудрились прийти вовремя. – Праздник Обрезания Господня обязателен для посещения, – вещал Конрад, словно в него вселился дух сестры Агнес. – Именно в этот день Младенец Иисус и получил Свое имя! – Я это знаю не хуже тебя, – поморщилась Гретель. – А пришла только из уважения к твоим убеждениям и чтобы ты от меня отстал. Конрад посмотрел на спутницу так, словно ее слова поразили его до глубины души, но развивать скользкую тему не стал. Поднявшись по ступеням, они зашли внутрь храма и почти сразу отыскали свободные места. Внутреннее убранство церкви не слишком отличалось от привычного глазу Гретель, разве что освещалась кирха не свечами, а электричеством. По правой стороне нефа виднелись фрески, изображающие сцены из жизни Христа и святого Антония, слева расположились деревянные кабинки исповедален. Но основное внимание к себе, безусловно, притягивал главный алтарь. На подставке, напоминающей зеленый саркофаг, возвышалось гигантское белое распятие. Гретель не успела толком осмотреться, как началась торжественная месса. Певчие тянули: «Kyrie eleison», и звенящие голоса разносились по всей церкви. Прикрыв глаза, девушка надеялась при первой возможности вздремнуть, но резкий голос тут же вернул ее к реальности. – Oremus! – объявил священнослужитель, а значит, пришло время чтения коллекты. Гретель нехотя открыла глаза. – Да утвердится наша вера сегодня! Восславим Господа нашего Иисуса Христа в день празднования Обрезания Господня и Октав из Рождества. Ибо сказано было, что на восьмой день Сын Божий обрезан был и наречен именем Иисус… Если бы Гретель сказали, что ей снова когда-то придется посещать церковные праздники, она бы ни за что не поверила. В голове, как по заказу, начали всплывать лица пастора Дельбрука, его любимой «святой шестерки», а затем – адские мессы, дьявольские оргии… Пожалуй, Конрад был прав – это следовало обсудить на сегодняшнем сеансе. В церкви было свежо, но от нахлынувших образов Гретель внезапно кинуло в жар. От запаха фимиама начало подташнивать, а громкий голос, читающий молитву, всверливался в голову так, словно пытался вскрыть череп заблудшей прихожанки. Гретель встала со скамейки. – Ты куда?! – прошептал Конрад. – Сейчас начнется проповедь! – Мне плохо! – отрезала Гретель. – Встретимся дома. Не дожидаясь, пока журналист что-то ей ответит, она быстрым шагом вышла из храма. * * * i_008.jpg – И все-таки я не понимаю… – Фонберг откинулся в кресле, снял очки и помассировал переносицу большим и указательным пальцами. Гретель стало немного смешно. Доктор напоминал средневекового ученого, который изо всех сил пытается принять идею, что Земля круглая, но никак не может представить, как это – ходить по шару и не падать. Сегодня на сеансе речь пошла о Церкви Сатаны. Девушка подробно рассказывала все, что помнила о службах, литургиях и черных мессах. Почему-то доктора совсем не смутило, что вместо святой воды они использовали козлиную мочу, а для причастия – кусок сырого мяса. Зато эпизод, в котором пастор, бес Белиал, хорошо отозвался о «святой шестерке», вызвал у психиатра массу вопросов. Артур Фонберг, живший и работавший в Риттердорфе, ничего не знал о делах далекого провинциального Марбаха, тем более о женском церковном комитете собора Святого Генриха. Гретель пришлось объяснять психиатру, кто такие Бри, Леонор, Фелиция, Керстин, Урсула и Хулда, чем они занимаются и почему их неофициально кличут «святой шестеркой». – С ваших слов, это достойные фрау, которые совершили много хорошего для города и церкви, – сказал Фонберг. – Почему же Белиал положительно отзывался о них? – Как вам объяснить… – протянула Гретель. – Фрау из женского комитета не те, за кого себя выдают. Пастор Белиал говорил, что они приносят пользу Церкви Сатаны. Например, проводят календарные ритуалы, приносят кровавые жертвы. Конечно, пастор находил их немного наивными и безграмотными, но при этом утверждал, что «святая шестерка» – это лучшая связь между адом и миром людей. Ведьм стало меньше, выбирать не приходится – так он говорил. – Гретель, до этого вы сами сказали, что пастор Дельбрук тоже уважает фрау из церковного комитета. На мой взгляд, это позволяет утверждать, что у Дельбрука и Белиала есть нечто общее. Может, вы имели в виду… Кажется, доктор Фонберг опять оседлал любимую лошадку. Раз за разом он пытался упростить задачу, расставив всех действующих лиц по привычным для себя местам. Гретель давно уяснила, к чему ее пытались подвести на этих сеансах: «А может, никаких бесов и не было? Может, пастор Дельбрук и пастор Белиал – это одно лицо? Может, это твое воображение, милая фройляйн, раскололо один образ на два, темный и светлый?» – Нет, – отрезала Гретель, прежде чем доктор успел развить мысль. – Я прекрасно помню обоих пасторов. И служат они в совершенно разных церквях. А церкви находятся в разных мирах, и это факт. – А «святая шестерка» на чьей стороне? – спросил Фонберг так, словно минуту назад Гретель не разложила все по полочкам. – Они ведьмы и, как положено ведьмам, служат дьявольским силам, – объяснила Гретель. – Но живут они среди людей и, как любой здравомыслящий человек, боятся инквизиции. Поэтому и прикидываются благочестивыми фрау! Фонберг помолчал, барабаня пальцами по кожаному подлокотнику кресла. Гретель подозревала, что он окончательно запутался в непростых взаимоотношениях двух пасторов и шести ведьм. – И зачем эти фрау связались с бесами? – спросил он после паузы. – Это же… грех. Путь в рай им определенно закрыт. Вопрос был риторический. Гретель могла просто пожать плечами, но вместо этого сказала: – Кто их знает. Никогда не понимала ведьм… – Да уж, да уж… – покачал головой психолог, записывая что-то в блокнот. – Давайте все же вернемся к этим черным мессам. Как часто они проводились? – Каждое воскресенье. Как я говорила, это чем-то похоже на обычную церковную службу. Только тут все наоборот… Белиал зачитывал фрагменты из «Библии Сатаны», рассказывал о колдунах, ведьмах, об их важной и благородной работе. Иногда приносил кровавую жертву – ритуально убивал какое-нибудь животное. Все пели адские гимны и славили Сатану. – Однако… – только и сказал доктор. Еще на первом сеансе Гретель поняла, что Артур Фонберг – достаточно религиозный человек и тема глумления над официальной Церковью казалась ему неприятной. Что поделать – он сам добивался правды. – А после официальной части, – сообщила Гретель, глядя на доктора честными глазами, – начинались танцы. И угощение! – Надеюсь, вам не пришлось принять эту новую религию? – Ну… – протянула Гретель. – В самом начале был некий обряд посвящения, где мы… – Что? – насторожился Фонберг. – Делали всякое-разное. Например, целовали жабу… в зад. – Вы это серьезно? – Конечно! – Гретель сердито посмотрела на доктора. – Я не шучу. С такими вещами вообще не шутят! – Я думаю, это полная, абсолютная чушь, – сказал Фонберг. Гретель ничего не ответила. Видимо, заметив, как изменилась в лице его пациентка, доктор поспешил добавить: – Не ваш рассказ, разумеется. Сама идея, что, поцеловав жабу, вы принимаете Сатану как своего бога. Подобная нелепая церемония ни к чему не обязывает, ведь самое главное – это вера. Гретель, вы согласны? – Разумеется, – фыркнула та. – Это просто балаган. Вся Церковь Сатаны – настоящий цирк. На самом деле за то время, что Гретель находилась в аду, ее религиозные представления расширились до невероятных пределов. В частности, она понимала бесов, которые просто не могли вести себя как-то иначе или молиться кому-то другому, кроме Сатаны. Для них это было естественно и нормально. Но Гретель скорее откусила бы себе язык, чем сказала бы что-то подобное вслух. В Священном королевстве Рейнмарк костры инквизиции пылали не так часто, как пятьдесят или тем более сто лет назад. Однако случалось всякое. «Подобным размышлениям не место в книге Конрада, – подумала Гретель. – Если я начну оправдывать бесов, ее, чего доброго, не допустят к печати!» – Но в любом случае вам следует исповедоваться, – строго сказал Фонберг. – Было это на самом деле или только в вашей голове, но в какой-то момент вы приняли сатанизм. Думаю, об этом вам стоит поговорить со священником. Вы сделаете это? – Разумеется, – кивнула Гретель, зная, что и близко не подойдет к церкви. Глава пятая