Гретель стало жалко пастора. Она терпеть не могла Нильса и могла рассказать о нем такое, от чего у всех присутствующих зашевелились бы волосы на голове, и все же не хотела лишать преподобного последней надежды. – Нет, – соврал за двоих Гензель. – Мы его не видели. Дельбрук застонал и слишком сильно дернул четки. Нить лопнула, каменные бусины с негромким стуком раскатились по засохшей грязи. Потом взгляд преподобного потух, что за одну секунду сделало его старше лет на десять. Больше ничего не сказав, он просто отошел в сторону. Гретель понимала: теперь до поздней ночи все будут искать Нильса, но, как и в случае с другими пропавшими детьми, останутся ни с чем. Если бы она знала, что Дельбрук-младший жив и находится в плену у ведьмы, она бы выложила все как есть. И пусть бы ее сочли фантазеркой или ненормальной – плевать! Но Гретель собственноручно убирала то, что осталось от Нильса, в мусорное ведро. «Что-то хорошее он все-таки сделал, – подумала девочка. – Оставил нам с Гензелем свой нож…» – Дети замерзли и устали, – сказал Томас Блок, обращаясь к усатому полицейскому. – Можно будет уладить формальности в другой раз? – Это вам не какие-то формальности! – скривился тот. – Дети пропадают! А вы предлагаете отложить расследование на потом? – Подумаешь, я, между прочим, тоже замерз и устал, – буркнул второй полицейский. – За грибами они пошли, видите ли. А нам – бегай по лесу, ищи! – Поедем в полицейский участок, – произнес Томас Блок, обращаясь к детям. – Разберемся с этим поскорее. Только для начала вам надо умыться и переодеться! – Хорошо, но Бейтлер будет вас сопровождать. – Полицейский-усач кивнул в сторону молодого напарника. – Зачем? – удивился Томас. – Поскольку подозреваемая – ваша жена, – ехидно оскалился служитель правопорядка, – есть риск, что вы попытаетесь убедить детей дать ложные показания! По реакции отца Гретель поняла, что ничего подобного он делать не собирался. Похоже, Томас Блок понимал, что в этот раз Марта зашла слишком далеко, и не хотел рисковать жизнью собственных детей. «А раз так, я могу рассказать все как есть, – решила Гретель. – И пусть в полиции решают, что делать с мамой». Блоки в сопровождении молодого полицейского зашли в дом. Грязная, замерзшая и голодная, покрытая ушибами и царапинами, Гретель хотела одного – чтобы ее оставили в покое. Вот бы рухнуть на кровать, с головой накрыться одеялом и уснуть. Только бы не отвечать на вопросы о том, что случилось на кладбище и в лесу. Не сегодня, не сейчас! Но, как объяснил их отцу полицейский, следствие ждать не могло. Пика на шлеме Бейтлера едва не царапала потолок. Сняв пикельхейм и без интереса оглядев нехитрое убранство «каминного зала», он уселся в единственное кресло. Томас принялся греть воду, а Гензель и Гретель пошли в свою спальню за чистыми вещами. Через некоторое время брат и сестра были готовы ехать в полицейский участок. Гретель так намерзлась, что вытащила из сундука самые теплые вещи – шерстяные чулки, которые надевала только в лютые морозы, длинное вязаное платье и меховые ботинки. До этого момента Гензелю и Гретель – простым детям с окраины – не приходилось ездить в автомобиле. А здесь – не просто какая-нибудь машина, а полицейская! Гензель был в полном восторге от происходящего, а вот Гретель, представляя встречу с врачами и следователями, не могла ни расслабиться, ни насладиться поездкой. По дороге Бейтлер рассказал, что их ждет в участке: пока Гензель будет говорить со следователем, Гретель предстояло пройти медицинское обследование. – Что, малявка, страшно? – спрашивал полицейский, вращая баранку служебной машины. – Не бойся. Наш доктор посмотрит на синяки и ссадины, и все. До полицейского участка доехали за считаные минуты. Гретель не успела опомниться, как, в одном лишь нижнем белье, уже сидела в кабинете врача. Доктор – пожилой мужчина с аккуратной седой бородкой и моноклем на серебряной цепочке – добрался до шишки на ее затылке. – Так-так… Ты говоришь, удар был нанесен… скалкой? Он притронулся к месту удара, и девочка дернулась. – Да. Мама принесла ее в мешке, вместе с вениками и совками… Доктор повернулся к юной ассистентке и произнес: – Запишите: ушибленная рана на затылке, семь сантиметров. По словам потерпевшей, нанесена тупым предметом, а именно скалкой. Далее… гематома на предплечье, пять сантиметров. Многочисленные кровоподтеки и ссадины на руках… Доктор еще несколько минут осматривал и ощупывал Гретель. – Так больно? Нет? А если вот так нажать? – спрашивал он, трогая синяки и шишки. Мельком увидев исписанный лист на столе его помощницы, девочка подумала, что за такое ее маму точно упекут в тюрьму. Гретель долго боролась со смешанными чувствами, но в конце концов не выдержала: – Не все, что вы увидели, из-за мамы. Исцарапалась я уже в лесу. Мы же заблудились с Гензелем и долго ходили в темноте… – Может, и так, – пожал плечами доктор. – Но только одной травмы головы достаточно, чтобы квалифицировать вред, причиненный здоровью, как «средней тяжести»… Тем более что ты теряла сознание. Не отрываясь от изучения ушибленных коленок пациентки, он продолжил: – Да. Так и запишите!.. «Таким образом, мы можем говорить, что здоровью потерпевшей был нанесен вред средней тяжести. Гретель Блок рекомендуется постельный режим в течение одного месяца и местное лечение». Наконец доктор разрешил девочке одеться и проводил ее к следователю. В маленьком прокуренном кабинете стояли письменный стол, заваленный бумагами, пара стульев и стеллаж, забитый папками. На стене висела доска, и к ней канцелярскими кнопками были пришпилены фотоснимки. Увидев, что на большинстве запечатлены полуразложившиеся трупы, черепа и части человеческих тел, девочка с содроганием отвела взгляд. За столом сидел молодой следователь в гражданском. Отдав ему заключение, доктор сказал, что Гретель надо поскорее отпустить домой: – У нее сотрясение мозга. Ни о каких допросах не может быть и речи! Услышав это, Гретель мысленно поблагодарила доброго доктора. Теперь она могла с чистой совестью сослаться на плохое самочувствие и попроситься домой. Сказать по правде, Гретель и сама не понимала, как себя чувствует, хорошо или плохо. Она не спала больше суток, и теперь все казалось ей каким-то нереальным… – Ответишь на несколько вопросов? – Следователь был аккуратно пострижен и гладко выбрит, однако его белая рубашка уже измялась, а в пепельнице возвышалась гора окурков. Гретель решила, что из-за исчезновения сразу троих детей он работал всю ночь. – Это же недолго? – спросила Гретель. – Меня немного тошнит… Последнее не было враньем – ее начало подташнивать еще во время осмотра. Да и реальность все больше напоминала странноватый спектакль, где реплики персонажей лишены смысла, а эпизоды плохо стыкуются один с другим. Гретель не знала, что именно тому виной – недосып и голод или же удары, которые в последнее время сыпались на ее бедную голову словно из рога изобилия. – Конечно, – кивнул следователь. – Буквально пара-тройка простых вопросов. Марта Блок действительно истязала тебя на бабушкиной могиле? Отпираться не имело смысла, и Гретель утвердительно кивнула. – Она пыталась причинить тебе вред и раньше? – Ну… – протянула Гретель, не зная, как лучше ответить. Но следователь ей помог: – Незадолго до этого фрау Блок пыталась утопить тебя в ванной, правильно? Гретель не знала, кто доложил полиции об этом происшествии – отец или брат, но раз уж правда открылась, она вновь кивнула. – И последний вопрос. В лесу вы с братом не встречали Нильса Дельбрука? Или, может, ты видела его незадолго до этого, на опушке? – Нет, не видела, – произнесла Гретель. И после секундной паузы добавила: – Надеюсь, он найдется, – раньше мы с ним дружили. – Мы все на это надеемся. – Следователь что-то записал в блокноте и откинулся на спинку стула. – В общем-то, это все. Можешь идти. Бейтлер сопроводит вашу семью обратно. Это значило, что домой они снова поедут на машине. Гретель встала и направилась к двери. Так уж вышло, что, даже ничего не сказав, она все равно обвинила мать. Чем это закончится для семьи Блок?.. Уже взявшись за ручку двери, Гретель замешкалась. – Мама просто болеет, – сказала она, повернувшись к следователю. – Не надо сажать ее в тюрьму. Дома ей будет лучше. – А вам? – Детектив вопросительно вскинул бровь. – Вам с братом будет лучше? Гретель пожала плечами и, не зная, что еще сказать, вышла из кабинета. По пути домой Бейтлер по просьбе Томаса остановил машину возле аптеки «Хофманн и сыновья». Отец зашел в аптеку и вернулся с небольшим бумажным пакетом. Герр Хофманн проводил его до порога и помахал Гретель. Та улыбнулась и помахала в ответ. Дома отец заставил Гретель выпить прописанное доктором лекарство, после чего занялся обедом. В обычные дни семья Блок не позволяла себе излишеств, но сейчас на столе возникли соленые грибы и вяленое мясо, которое прежде доставали из погреба только по праздникам. Гензель набросился на еду, а вот Гретель ела через силу – ее по-прежнему тошнило. Отказавшись от чая, девочка отправились в спальню. Едва нырнув под одеяло, она тут же провалилась в глубокий сон. Интерлюдия пятая 1920 год от Рождества Христова, январь Оперный театр Риттердорфа – Конрад, это просто невероятно! – Когда они подходили к оперному театру, Гретель едва не подпрыгивала от восхищения, а стоило им войти в зрительный зал, так просто не смогла сдержать эмоций: – Здесь так красиво! Потрясающе! Если Конрад хотел произвести на нее впечатление, ему это определенно удалось. Он выглядел польщенным, но в то же время искренняя и бурная реакция Гретель немного его смущала. То и дело он говорил: «Гретель, чуть потише», «Не надо вертеть головой, здесь так не принято», «Не смотри так на эту фрау. Да, это бриллианты, но все же!» Бо́льшую часть этих комментариев Гретель пропускала мимо ушей и уже в следующую секунду снова радовалась увиденному, как ребенок. Днем Конрад принес два билета и торжественно сообщил, что ему досталась контрамарка на «Фауста» Гуно. Он собирался туда по работе – «Королевские ведомости» отправили его написать рецензию на премьерный спектакль, к счастью для Гретель, предоставив возможность посетить мероприятие не в одиночку. По такому случаю Конрад презентовал своей спутнице «дамский театральный набор» – перчатки, веер из страусиных перьев и даже маленький перламутровый бинокль. Благодаря этому девушка чувствовала себя почти ровней остальным дамам, щеголявшим жемчугами, золотом и парчой. Усевшись в обитое красным бархатом кресло, Гретель в сотый раз поблагодарила Конрада за приглашение. – Милая фройляйн, хватит рассыпаться в благодарностях. Не оставлю же я тебя коротать вечер в одиночестве! Тем более что я хочу, чтобы ты немного развеялась. Возможно, это поможет нам в работе над книгой. Радуясь возможности пойти в театр, Гретель на время забыла, что находится здесь по одной-единственной причине: Конрад Ленц ждет от нее портрет, а еще лучше – имя марбахского убийцы. К сожалению, пока сеансы с доктором Фонбергом не принесли ощутимого результата. Гретель действительно старалась, но иногда змей-искуситель нашептывал ей: «Тяни время! Так ты дольше сможешь находиться рядом с Конрадом!» Но сегодня герр Ленц прямым текстом заявил, что сеансы скоро подойдут к концу и, если она хочет, чтобы книга была издана, надо поторопиться. Вспомнив этот разговор, Гретель вернулась к реальности и на минуту даже прекратила крутить головой направо и налево. Конрад приобрел театральную программку и, пока Гретель разглядывала богато оформленный зал, углубился в чтение. – Что пишут? – поинтересовалась Гретель.