Но я и тут не ответил. Пусть помучается! || ▶ Ладно уж. Написал ему: «Cхожу с ума в ожидании». Он тут же ответил: «Хорошо». А следом: «Держись!» Я кивнул. Держусь! Я просто хочу, чтобы всё поскорее закончилось. || ▶ Подумал-подумал и написал такую фразу: «Интересно всё-таки, каким меня признают: больным или преступником?» Не отвечает. || ▶ Ответил только что: «Психолог – это ещё не конец света. Я рядом!» || ▶ Ну-ну. Мама тоже так говорила. Про психолога. А теперь вот они с Кристинкой уезжают. Всё как всегда: я здесь, мама там. Но я уже и не сопротивляюсь. Я всё понимаю! Она просто бежит подальше отсюда. Или даже от него? Хотя и сомневалась изначально. Кричала на Нину: – Да ты с ума сошла! Кому я нужна с двумя детьми? А он какой-никакой, но отец! А Нина тоже кричала, хотя это вообще не её. Мол: – Дура, ребёнка на мужика променяла! И следом: – Нагулялась по салонам? Пожила красивой жизнью? Вот и славно! А теперь давай, марш работать! А мама, чуть не плача: – В лабораторию? А жить мы как будем? А Нина ей строго: – Будем! И очень даже неплохо. Просто надо жить по средствам! И мама в итоге сдалась. Даже попросила Евгения – ну, Женечку – помочь ей с разводом. А потом, когда всё закончится, они сразу уедут. В Краснодар. Маме там дают место в лаборатории. А Кристинка будет плавать в море и греться на солнышке. И я когда-нибудь тоже, наверное. Когда стану свободным. || ▶ Если стану. Гера снова написал: «Я серьёзно. Не волнуйся ни о чём. Я РЯДОМ!» Ну что я говорю? Специально повторяет это несколько раз! Но не потому, что я такой тупой. Нет. Он просто боится. Гера думает, что я ему не верю. А я и не верю! Это слишком долгий процесс. Что-то постоянно проверять, сравнивать, взвешивать. А я просто знаю – он рядом. У нас это уже навсегда. || ▶ Помню, когда-то я говорил, что судьба – это выдумки. Что встречи между людьми – случайность. И если они вдруг оказались за одной партой, а потом подружились – это не значит ровным счётом ничего. Просто случайность. И не более! Я до сих пор так думаю. Про нас с Герой. Что эта встреча не была… предопределена. И то, что он оказался тогда в школе, – это не рок, а очередная случайность. Как и всё остальное. Кому-то случайно везёт. А кому-то не очень. И даже совсем не везёт. Вплоть до печального. Кто-то случайно ставит точку вместо запятой, и всё заканчивается. А кто-то продолжает писать, страница за страницей. И жить. А потом однажды оказывается, что неслучайно! Вот это – самое поразительное. Что в череде бесконечных случайностей есть только одно, что случается неспроста. Чья-то жизнь. || ▶ Гера бы надо мной сейчас посмеялся. Он всегда так делает, когда я философствую. Но я и не философствую. Я просто пытаюсь разобраться, для чего живу. Почему я живу? И стоит ли вообще в этом копаться? Пока что у меня не получается. Но! Я до сих пор веду дневник. С ним получается мыслить – чётко и последовательно. Я говорю, потом слушаю. Пишу и вслушиваюсь. Мне так легче узнавать его – того чужого Гришу, которым я стал. А вот Гера свой дневник стёр. Хоть я и говорю, что ни Бабочки, ни Звездочёта давно уже нет… это не так! Тот Гера Бабочкин, которого я знал, после всех испытаний остался прежним. По-прежнему другом. По-прежнему настоящим. И таким же преданным. И мне уже не нужен его дневник. Зачем? Если я и так всё знаю… Гера сам рассказал. Не словами, нет. Он просто оказался рядом в нужный момент. И даже если это была случайность – пусть. Она тем более доказывает: его жизнь уж точно случилась не зря. Этой своей жизнью Гера Бабочкин много кого спас. Меня так точно! || ▶ Снова случайность? Может. Узнать наверняка теперь уже вряд ли получится. И потом, не всё ли равно? Как сказал бы сам Бабочкин – да какая к чёрту разница, если все остались живы. ■ Б ▶ Наверное, у каждого человека хоть раз в жизни, но случаются испытания, из которых он выходит не таким, как был. Со мной такое уже случилось. В лагере. Я ведь приехал туда полный надежд. Что сейчас меня отремонтируют, поставят на лёд и я покачу. И всё будет как раньше. Ага, как же! Наивный мальчик Гера. Тогда я просто не понимал. Или не хотел понимать, что «как раньше» быть уже не могло. Потому что к тому времени я уже стал другим. Чужим, что ли. Ну, как корова на льду. Нет, ну не настолько нелепым. Скорее потерянным. А ещё злым. Я же только благодаря злости и продержался первые недели. Стискивал зубы до скрежета и делал всё, что говорит тренер. Не отлынивал. Сели-встали. Влево-вправо. Ать-два! Короче, чувствовал себя взрослым дядькой, который по ошибке попал в первый класс и теперь заново учится по букварю читать. Но тренер, как и обещал, своё дело сделал: я начал играть. Технически – очень даже неплохо. Но вот в голове… У меня там такое творилось! «Страх и ненависть в Лас Вегасе»[42] – примерно вот какое. Помню, как я позвонил маме и сказал: – Всё, я так больше не могу. Забирай меня отсюда! Она сразу примчалась. С Борисычем, главное. И ещё Фиделя с собой притащила. Если честно, я прямо обалдел, когда его увидел. Не Фиделя, Борисыча. Я вообще не понял, как они с мамой в одной машине очутились. А у неё, оказывается, перед самым выездом масло потекло. И тут, как по волшебству, появился Борисыч и отогнал машину на СТО[43]. А после ремонта они с мамой решили сразу ко мне ехать, раз уж и так вместе оказались. А потом она ещё и покраснела! В общем, они оба решили, что я совсем дурачок. И ничего в этой жизни не понимаю. А я же помню, как мама его всегда называла. Такой интересный мужчина! Реально, прямо вот так – в три слова. Не Вадим Сергеевич, как его на самом деле зовут. Или Борисовский – по фамилии. И даже не Борисыч, как у нас в команде принято. Нет, она его называла только так – ТИМ. Это я уже потом для удобства придумал. А вначале только и делал, что её подкалывал. И ещё таким голоском пытался говорить… Ну, как это называется? C придыханием!