– Запрет установлен, – отчиталась, – ядро оптимизировано. Запуск логического форматирования. Парзи кивнул. – Отслеживай состояние носителя, – взгляд мне в глаза. – Бета-ритм, двадцать девять герц, норма, – под моё явное ощущение шевеления в черепной коробке, – тридцать два герца – порог нормы. Двадцать девя… Мужчина, казалось, посерел лицом. – Ауфэр? – его голос был взволнован, – система сканирование! Рэффи, чувства, ощущения, сейчас! – Нормально, – скрипнула зубами я, – хочу на сушу. Скажи, я похожа на лягушонка? Какого хрена я тогда в пробирке?! Его губы растянулись в ухмылке. – О, ты самый зубастый лягушонок, которого мне довелось препарировать, Рэффи. – Сканирование завершено. Показатели в норме. Энцефалограмма отклонений не выявила, – система. Мужчина почти расплылся. – Как же я рад, – по виду, описал лишь сотую долю своего состояния он, – слить раствор! *** – Ты перестала пить? – меня разбудил голос Парзифаля. Пришлось открыть глаза, чтобы хоть немного обозначить себя в пространстве для своего же мозга. Ладонь обратилась к лежащему вверх чехлом телефону на столе рядом с головой. Спать на плоском дереве в мои планы не входило. Ну если только немного. – Решила передохнуть, – хрипло пробурчала в ответ мужчине, уверенно подошедшему к окну. – Твои сотрудники тебя любят, – заметил он с лёгкой насмешкой в голосе и глазах, – закрыли жалюзи, чтобы тебя не разбудил утренний свет. Я решила размять лицо, потерев него в приступе ярого мазохизма. Парзи предпочёл молча пронаблюдать за моими манипуляциями. – А где все? – оглядела пустой кабинет. Нас окружали открытые столики по периметру идеально белоснежных стен лаборатории. – Сегодня воскресенье, Рэффи, – мужчина скрестил руки на груди, – тебе стоит отказаться от переработок. Настрой себе режим дня, наконец. Я скривилась и поднялась с кресла, попутно разминая уставшее от неправильного сна тело. – Он составлен, – суставы нещадно хрустели, – висит на холодильнике. Парзифаля мой ответ не устроил: – Твое упоение каждой начинаемой деятельностью вызывает восхищение, – похвалил, – помимо жалости, – он поднялся, – собирайся. Твой отец настаивает на внеочередном нервировании меня посредством слёзного вымаливания открыть проект под его руководством. Я хмыкнула и нашла взглядом сумку. – Что на этот раз? – вспомнила о том, что нужно снять халат. – Очевидно, что-то строго необходимое для бизнеса, вроде резиновых перчаток с сенсорным устройством или, – усмешка, – ещё вероятнее – памятники с влагостойким экраном. Я взяла рюкзак и хмыкнула. – Не все его идеи смешны, – потянулась к двери, но была опережена мужчиной. Всё ещё не успела привыкнуть. Свет и в самом деле ослепил – сегодня солнце было на удивление ярким. Или это моё восприятие, практически вышедшее из сумрака? – Только те, которые он пытается навязать мне, – хмык от мужчины, – какова вероятность, что он вложит свои деньги в подобные стартапы? Я почти расплылась от ехидства. – Нулевая, – мой путь пролегал на первый этаж, – заедем позавтракать? Он лишь кивнул, удовлетворенно подмечая, что я направилась прямиком к пассажирскому сидению, не желая драться с ним за водительское сегодня. Я не хотела напряжения. Солнцезащитные очки из бардачка стали тому подтверждением, когда я прикрыла ими опухшие глаза. С момента нашей свадьбы прошло не больше полугода. Мы всё ещё тяжело притирались друг к другу, едва ли способные не выводить из себя оппонента какими-либо мелочами. Но в этом и была своего рода игривая ценность – я привыкала замечать в нём огромные положительные детали, которые, к слову, бесили ровно в той же степени, в какой восторгали. Так, например, я узнала о его совершенно нудном и крайне раздражающем занятии – играть на колёсной лире, коих у него было миллиард, каждую из которых он «презирал» и тщательно расставлял по специальным стеллажам в примыкающей к гостиной комнате. Он называл это блажью, а я восхищенно терпела его хобби, вгрызающееся в мозг навязчивыми мелодиями. Ещё одной чертой, в этот раз совсем не имеющей плохих сторон, была искренность. Нас двоих не связывала любовь. Вернее, она не участвовала ни в нашем браке, ни в отношениях до этого плюс минус ещё одного месяца. Кристально чистая деловая связь. Я позволила ему подмять компанию отца, он не стал мне лгать и позволил запустить пальцы в фармакологическую мечту. Мы были на равных. Оба в плюсе. Пока мне не осточертела его колесная лира, и я не предпочла полюбить его, чтобы не прийти поздним вечером и не расстрелять его коллекцию. Отец был доволен. Клаудия презирала меня на уровень сильнее. Однако она молчала, принимая власть отца и его кошелька. Тиль… единственное, что она сказала мне тогда: «Засчитано, Фыр. Насколько же ты долго копила всю эту месть для меня?». После чего улыбнулась, бросила в признавшегося на следующее утро после нашей первой ночи Парзифаля коробку с платьем и перестала с ним разговаривать. Мне она периодически слала фотографии с островов, на которых жила каждую неделю в месяц, кривя губы от кислинки ананасового сока в «Пина коладе» и не такого идеального ровного пресса её нового бойфренда. И всё было практически прекрасно. Если бы одним измученным утром какого-то донельзя кофейного понедельника у меня не сошлись стехиометрические расчеты, стоящий с недовольным лицом Парзифаль дал дозволение на первые клинические испытания нового состава, а у меня… получилось. Несколько лет испытаний, доведение микстуры до идеала и, наконец, представление результатов общественности. Введение в массовое производство. Отсутствие каких-либо помех из-за защиты компании Парзифаля. И счастье. Потому что я создала лекарство вечной жизни. *** Солнце, казалось, светило в любое место, кроме ухоженных серых плит. Трёх. Одинаковых и беспощадно прощальных. Здесь, как и везде на кладбищах, не было лавочек, потому я, чувствуя не столько утомляющую тоску, сколько терзающую моральную усталость, сидела прямиком на земле. Так я была ближе к своей семье. – Сад упущенных мгновений? Я предполагал, что найду тебя именно здесь, – встал за моей спиной муж. Пальцы прошлись по прохладной блеклой траве. Газон здесь был колючим, а могилы казались свежими. Стоит ли говорить, что второй год на каждом памятнике был одинаков и отсчитывал от настоящего очень много лет? Колоссальное количество. Обычные люди столько не живут. Но мы были в волшебном городе Либэн, по которому ходили киборги с сознанием когда-то живых людей, противники вечной жизни и те, кто смог пережить даже свой рассудок. – Скажи мне, когда вспомнишь тот день, – продолжил разговаривать со мной мужчина, – я и в самом деле смогу многое сделать для тебя, Рэффи. Галантный, как ветер. Он и в момент своего морального падения, когда посмел переспать с сестрой своей невесты, признался сразу же, чем совершенно шокировал меня. Хороший и правильный – Тиль была неприкосновенной для него. А меня по-другому запереть обручальным кольцом было практически невозможно. И как я могла подумать о нём, как об убийце в первый день воспоминаний? Едва ли я… постой, Фыр. – Те люди, которые были убиты тобой, – нахмурилась я, – кто они? Позади послышались мягкие шаги, а мужчина опёрся прямиком на один из памятников. – Полагаю, твой отец не будет против, – кощунственное с усмешкой, – мятежники, – пожал губами, – они позиционируют себя как освободители, но приносят только террор. Я разглядывала ореол солнца вокруг его головы. Он был смешон с засветлённым лицом и взглядом свысока. – Видишь ли, ты рассказала, что помнишь всё вплоть до разработки вакцины. А они появились через несколько лет, – мужчина вмиг стал задумчивым и слегка агрессивным, – шайка сектантов, распространяющих слухи сперва о вреде твоего создания, а после успешного запуска на мировой рынок – о шаге против природы. Весь его внешний вид говорил о ненависти. Что казалось мне слегка переигранным. – Они на протяжении нескольких сотен лет продолжают воспитывать в ненависти к нам свои поколения, Фэр, – убежденное, – уверяю тебя, что ты вспомнишь как минимум сотню личных счетов в отношении них. – Убийство – не выход, – чётко произнесла, зная, что я права. – Уверена? – слегка сузил глаза он, – ты, наверняка, думала о тех взрывах на территории города? Это делают они – целенаправленно приносят через защитно-пропускные пункты взрывчатку и убивают мирных жителей, – светло-карие глаза сверкнули, – мы даём шанс каждому. Разрешаем привиться и остаться в Либэн. В тысячах таких же городов по всему миру. Однако человек не может отказаться от сопротивления, пускай даже осознанно глупого и вредящего. – Вы не нападаете на них? – спросила, скорее всего, чтобы убедиться. Мужчина усмехнулся. – Нам нет до них дела до того момента, пока они не начинают вредить нам, – краткий ответ. Я кивнула, соглашаясь. Вот только: – Правда у каждого своя, – качнула головой, – мы должны наладить с ними контакт. Сможем убедить их сотрудничать – и мы в выигрыше, пусть и номинальном. Парзи покачал головой. – В этом вся ты, Рэффи. Давай сперва решим проблему с твоими воспоминаниями, прежде чем ты начнёшь новую компанию. Пальцы погладили холодный камень. «Тильда Стандэн». Больше всего я скучала по ней, трагично подмечая, что вечная жизнь пошла бы ей на пользу. – Новая фармакологическая мечта, Тиль, – шепнула я, – но сперва покой для этой. *** – «Метеопрогноз на эту неделю не утешительный», – пела по телевизору милая девушка в мини, – «В нашем штате термометр продержится на максимальной за целых десять прошедших лет отметке в сорок три градуса! Полуденная жара требует максимальной бдительности!»