Этаж над облаками, на котором мы сейчас находились, стал весомым доводом к сотрудничеству. Окно подсказало. – В этом и подтекст. Основание кровоточащего рубца, Рэф, – убрал мою руку от своего лица он, – я сделаю всё, как нужно. Обещаю, что ты ничего не вспомнишь, – и на выдохе, -Traum. Безвыходность. *** – Тильда Стандэн – криворукая задница! – кричала десятилетняя я, смотря на собирающую отцовский портсигар сестру, – папа тебе за это запретит сидеть вечером с нами, ха! – видя испуг в её глазах, – останешься без ужина и умрёшь ночью от голода! Семилетняя Тиль утирала пальцами влагу с глаз, оставляла на сигарах темные пятна, отряхивала их от каминной пыли и сажи, а после складывала в металлический короб. Я ненавидела её всем сердцем. Мама в порыве злости как-то выкрикнула, что его у меня вовсе нет, раз я могу быть настолько злой к сестре. А Тильда была доброй, она часто ябедничала, но только если я дразнила её, забирала или ломала вещи, или запирала её кукол в клетке попугая в своей комнате. – Ты пойдёшь со мной на площадку? Ты обещала маме, – она неуверенно подняла на меня глаза. Я запомнила именно этот взгляд: молящий, заслонённый слезами почти на треть и полный осознания того, что умолять меня бесполезно. А ещё чувство внутри меня – упоение своей властью, едкая мерзкая чернота, злорадство, грубость, ненависть, осознание собственной безнаказанности. – Я что, каждый день должна тебя выгуливать? – я усмехнулась, – как собаку? – подалась вперёд с насмешкой, – иди играй с другими плаксивыми детишками! Она низко опустила голову, едва касаясь подбородком собственной груди. Я даже представить боялась насколько больно и тошно ей было в такие мгновения. Вся её жизнь была адом, в котором главными демонами, как бы это ни было странно, были её сестра и отец. Все началось в тот год, когда мне исполнилось три. Я мало что помнила, кроме одного беспокойного дня, когда мама плакала больше всего. Она делала это раньше, но что может понять настолько невеликий ребенок, уже тогда осознающий, что она слаба? Я презирала её за это до поздней юности. Жалела почти всегда, но не могла понять, почему она не делает даже вздоха без чьей-либо помощи. Отец же был воплощением силы. Весёлый, большой, разрешающий мне всё на свете. Вероятно, любящий только меня. Я хотела быть похожей на него. Особенно в тот день. Он приносит домой завёрнутую в мерзкий розовый комбинезон дочь, прямо говорит маме о любовнице, оставляет ребенка на кресле у камина и идёт в свой кабинет – его ждала работа. Она не сказала ему и слова. Лишь поплакала в коридоре, пока я разглядывала нового члена семьи, ревущего до красноты, затем долго не решалась приблизиться, а после… выбросила меня как что-то ненужное, заменив на вечно ноющую Тильду. Мама дала ей другое имя – не стала оставлять пресловутое «Дарья», данное, как выразился отец, «безродной идиоткой, посмевшей подкинуть ему девчонку». Но моё отношение к сестре было спровоцировано совсем не этим. Как же пела моя душа, когда папа раз за разом прогонял подросшую Тиль из своего кабинета, в который пускал только меня. Только я была «Дочь», только я могла попросить что угодно, только я не наказывалась за проделки. Её же он не принимал и обращался к ней лишь при необходимости. Я относилась к ней ровно так же, как делал это он. Холодно, лишь изредка поддевая или давя. Моя мать приняла Тильду, поставив её на моё место, в то время как наш общий папа был к ней равнодушен. Мне даже не нужно было делать выбор в пользу любимого родителя. – У меня нет друзей, – прошептала срывающимся голосом она, – никто не хочет играть со мной. Я упала в широкое кожаное кресло и пожала плечами, уткнув нос в телефон. – Видишь? – не отрываясь от очередной завлекательной игрушки, – если никто не хочет с тобой дружить, то почему должна я? – Но ты обещала, – она, наконец, захлопнула короб из-под сигар и понесла его к каминной полке. Слишком высокой для её роста – нужно было встать на носочки, чтобы подтолкнуть краем пальцев. – Что ты делаешь?! – в проёме застыл готовый разразиться громом папа, – не трогай здесь ничего! Кто тебе разрешил?! Я села с улыбкой, готовая внимать её оправданиям. Но в последний момент: – Это я уронила их, папа, – отложила телефон на подлокотник, – прости. Мне захотелось рассмотреть эмблему, а Тильда помогла мне собрать. Я смотрела в теплеющие отцовские глаза и виновато улыбалась. Он направился ко мне, сел на широкий холодный от кожаной обивки диван и забросил ногу на ногу. – Ничего страшного, Фейри, – он называл меня так обычно, – я не злюсь на тебя, – не смотря на то, как младшая дочь пытается сунуть сигары на полку, – через неделю я отправляюсь во Францию. Я нахмурилась. Он продолжил: – У меня дела в Ницце, но в этот раз я планирую остановиться у своего друга, поэтому, как и обещал, возьму тебя с собой. Я рывком вскочила на кресло ногами, сандалии скрипнули по обивке, а я сама упала на широкий подлокотник, обняв отца. – А… а я? – всё ещё держала тонкими пальчиками короб Тиль, – могу я тоже поехать? Обычно она старалась на него не смотреть, но только не сейчас: её взгляд буквально горел надеждой. И как же было привычно видеть то, как она угасает. – Ты останешься с Клаудией, – только и сказал отец. Ему будто было всё равно. А ещё он никогда не называл маму не по имени. Даже когда говорил о ней мне. – Ницца, – болтнула ногами я, – ты часто там бывал? Он взглянул на часы, поджал губы и ответил: – Достаточно часто, – его ладонь скользнула по моей макушке, – мне пора уезжать, Фейри. Обсудим это за ужином. Я пожала плечами. – Как скажешь, – вернулась к телефону я. Через минуту его автомобиль вынырнул из-под автоматических ворот и рванул мимо декоративного заборчика, у которого целый день крутился садовник. – Ты не сказала, что я всё рассыпала, – всё так же понуро стояла сестра. Я подняла на неё взгляд. – Ты скажешь маме, что сама не хотела гулять сегодня, – поставила её в безвыходное положение. Такими как она и мама было легко манипулировать. Я научилась этому у отца. *** Город. Либэн. И я – одна из миллиарда точек его существ. Крохотная звезда его вселенной. На мне юбка-миди, туфли на среднем каблуке и строгая блузка с округлым вырезом под горло. Зачем было это перечислять? Я стою у обвалившейся стеклом витрины какого-то магазина, прижимая пальцы к острому осколку, оставшемуся в пазах резиновой прокладки. Шаг назад. Взрыв! Сперва волосы и юбку рвануло ветром вперед, и только после до ушей донёсся грохот вперемешку со звоном. Пыльная завеса осела на испещрённый трещинками асфальт только тогда, когда я пробралась к эпицентру удара – казалось, что туда упала как минимум бомба, как максимум ракета. Камни и крошево не мешали пробираться даже в такой обуви и одежде, тормозило меня лишь осознание собственной неподходящести. Я подошла к котловану глубиной в метр, и меня заставил очнуться ударивший по ушам гул сирен. Такие обычно включало городское управление при опасности. Воздушная тревога? Или не совсем? – М-мы не хотим проблем! – донеслось до меня сбоку. Парень. Лет двадцати пяти, темноволосый и с ясным, пусть и бегающим, взглядом. А ещё со стареньким замотанным синей изолентой ружьём. Изолента. Да, самое стойкое решение всех проблем. Была бы я той, кто всё за себя решает, то обмоталась бы ею с ног до головы. Бредятина. – Я пойду с вами, – вышло слишком уверенно. Будь на его месте кто постарше, меня бы уже застрелили. – С нами? – изумился он, – п-перебежать хочешь? Я кивнула, соображая о том, что везде будет лучше, чем там, где меня желают соединить с другими частями сознания. – Да, – направилась к нему, – куда идти? Он указал мне за спину, затем неуверенно опустил своё оружие и направился туда сам. – Давай быстрее, – сперва ускорил шаг, а затем побежал он, – нам нужно успеть за основной группой. Так что… – он замялся, – разуйся что ли… Я хмыкнула. – Ты, видимо, очень плохо знаешь женщин, раз сомневаешься в моей способности бежать на каблуках, – рассмеялась, а после рванула за ним. Через несколько минут он успел запыхаться, а я мельком оглядеть город. Ничего особенного: монументальная современность, модерн по большей части, а ещё стойкое ощущение холодной прямолинейности. – Я… я нигде не мог тебя видеть до этого? – забежал в переулок он, – лицо знакомое. Я последовала за ним. – Понятия не имею, – оперлась о стену, – мы же должны бежать быстрее? Он кивнул.