Я так и уснула с платьем в обнимку. Следующие дни превратились в «день сурка». Утром я пила кофе у окна в полной тишине, потом забирала у доставщика букет цветов от Марка. Он был из той же флористической студии, что раньше букеты Артёма, но мой мозг отказывался обрабатывать эту информацию. В карточках Марк писал одно и то же: «Давай поговорим, Виктория». Но конкретно с ним я разговаривать не хотела. Марк – мой источник боли и поставщик тоски, да пошел он. Все чувства, что испытывала к нему, в блок, не хочу ничего чувствовать. Говорят, чем дальше от травматического события, тем легче должно становиться. Но мне не становилось, за болью пришла ноющая тоска, которая выматывала меня не меньше. Плохо, что за неделю до и еще две после даты свадьбы, я отказалась от всех заказов. Мне казалось, будет не до работы. Сейчас же я чувствую, что именно она могла бы меня спасти, если бы руки перестали трястись, и я смогла ровно держать камеру. Ах да, заодно перестала выглядеть, как опухшая унылая тень. В день свадьбы я оказалась не в состоянии больше сидеть дома, стены на меня давили, казалось, мне здесь нечем дышать. С утра надела спортивный костюм, прихватила бутылку шампанского и отправилась в парк недалеко от дома, телефон с собой не брала. Я просто бродила по пустым дорожкам, пугая своим видом редкие парочки. В три дня, когда должна была состояться роспись, тихо напилась на берегу на одном из полуразрушенных деревянных пирсов. Шампанское вызвало легкую эйфорию, которая позволила немного передохнуть от заезженной пластинки мыслей в голове. Казалось, хуже уже не будет. Но я ошиблась и тут. Глава 19 Хуже и быть не могло… Поднимаю голову с жесткой казенной подушки, осматриваюсь. В палате пусто. Странно, мне казалось в наших поликлиниках и больницах все переполнено, особенно осенью, когда все пенсионеры возвращаются с дач домой и начинают задумываться о здоровье. Натягиваю одеяло до самого подбородка, из окон сифонит сквозняком, отопление еще не включили. А я мерзлячка экстремальная, ненавижу холод. Сгибаю и разгибаю ледяные пальцы, кладу ладони на живот. Так еще холоднее. Понятно, что не только в сниженной температуре дело, но и в моей излишней чувствительности к ней, которая сейчас на максимуме. А как иначе – если регулярно забывать есть, то не просто истощаешься в плане веса, но и начинаешь мерзнуть, жирок-то весь уходит. Именно по причине своей забывчивости я в больничке и оказалась. Когда переживаю, всегда мало ем, обычно за моим рационом в стрессовые моменты следила мама или Артём, но на этот раз рядом не было никого. Голова начала кружиться еще позавчера, меня почему-то до кучи еще и тошнило. В холодильнике повесилась мышь, хлеб заплесневел. Даже печенюшки никакой не нашлось. Озаботилась я едой почему-то среди ночи, тогда же решила прогуляться до ночника… Плохая была идея, лучше бы дождалась утра и заказала доставку. Но так я не поступила. Вместо этого натянула джинсы с толстовкой и потопала в ночник. До него через весь район идти, так что я решила заодно еще и прогуляться. Шла медленно, вдыхая прохладный ночной воздух. Рассуждала о том, что не так в моей жизни все и плохо. Ну да, бросил жених перед свадьбой. Справедливо бросил, кстати… Но я как-нибудь это переживу. В конце концов, не я первая, не я последняя с разбитым сердцем. С Марком еще нужно как-то разобраться… Даже если его симпатия настоящая, у нас ничего не может быть. После секса втроем не может быть серьезных отношений. И я, и он – мы оба помним о случившемся, это всегда будет стоять между нами. Плохо мне стало у самого магазина. Я как раз проходила мимо кучки местных алкашей. У них были серьезные разборки по поводу дележа дешевой водки, кто-то не скинулся, а хотел бухать наравне со всеми. Голова закружилась, я схватилась за металлический поручень, зажмурилась и втянула в легкие как можно больше кислорода. По телу побежали противные мурашки, которые вызвали ледяную испарину. Желудок свело от жуткого запаха перегара, который в мою сторону принес ветер. Как-то от алкашей всегда разит. В нашем подъезде живет один вот такой, благодаря ему я большую часть времени хожу по лестнице. Лифт после него газовую камеру напоминает. Сглатываю подкативший к горлу ком, встряхиваю головой, чтобы прогнать слабость. Становится немного легче. Делаю еще пару шагов и вваливаюсь в магазин. Перед глазами темнеет резко, сознание плывет. Единственное, что успеваю – выставить руки вперед. Я не хочу лицом на грязный, скользкий пол. – Ну, наконец-то, – в палату заходит пожилой дедок в халате. Голова трясется, руки с бумагами тоже, и у меня возникает вопрос, а ему в его возрасте точно можно быть врачом. Мне кажется, пора на пенсию Евстафию Петровичу Галактионову. Именно это имя у него на халате написано. – Я пришла в себя, еще когда меня привезли. Подтягиваюсь на локтях, чтобы прислониться к металлической спинке кровати. Угу, пришла. Ну, так, частично. Все как в тумане было. Что от меня хотели, не понимала. Вместо подписи в бумагах поставила крестик. Потом у меня взяли анализы и поставили капельницу. – И что с тобой делать? – Петрович присаживается на стульчик рядом со мной. В глазах усталость. – Отпустить домой? – робко в глаза ему заглядываю. – Не так быстро, Виктория. Расскажи мне, девочка, что у тебя случилось? – Ничего особенного, – развожу руками, – шла в магазин, закружилась голова. Даже не знаю что сказать, впервые со мной такое. – Что с питанием? – он развернул анализы. – Говорить лучше правду. – Я ем… просто, – опускаю голову, – так получилось… – Что получилось? – он вынимает из нагрудного кармана очки в тонкой золотой оправе, на нос себе цепляет. Задерживается на моем несчастном лице на секунду и снова углубляется в анализы. – Мы с женихом расстались. – Переживаешь… понятно. – Я буду есть, – вздыхаю шумно, – это на нервах было. В меня не лезет совсем ничего, когда переживаю. Ну, совсем. – Радует, что не анорексичка, – он цокает, – и что, совсем расстались? – Совсем, свадьбу отменили. – Может, вернется еще? – врач снимает очки и смотрит на меня внимательно. Даже слишком, это напрягает. Тоже мне, купидон престарелый. – Не думаю. – По анализам у тебя беременность. – Даже не смешно, – складываю руки на груди. – Я принимала противозачаточные. – Этот метод контрацепции не дает стопроцентной защиты от беременности. – Или вы просто перепутали анализы. Врач щурится: – Принимала строго по расписанию? – Ну, бывали иногда пропуски, – закатываю глаза, – но я все делала, как в инструкции. – По статистике при пропусках риск беременности в двадцать четыре раза выше, чем при идеальном приеме. – Что за бред? – внутри нарастает паника. – Я пила, они меня защищали. Если был пропуск, то дня два минимум не занималась сексом или с презервативами. Я хочу сдать повторный анализ крови. – Хорошо, на этаж ниже, триста второй кабинет. Берут до одиннадцати, – он захлопывает тонкую папочку и исчезает за дверью. Оставшись одна, резко вдыхаю, оказывается, все это время я не дышала. Вот тебе и бесплатная медицина. Они напутали, а меня чуть удар не хватил. Конечно, у меня нет никакой беременности. Когда гинеколог выписывала мне таблетки, она говорила, что надежность почти сто процентов. И я пила, мать их! Ну, пропускала, со всеми такое случается. Две таблетки на нервах, когда Артём в командировке был, но с Марком мы использовали презерватив. И потом еще одну через пару недель, когда мы вернулись из дома Марка. Это ночью было, мы проспали весь день, было не до таблеток. Быть не может, даты пропусков и секс не совпадают, только если с Артёмом. С ним мы были вместе через день после последнего пропуска. Таблетку с утра я выпила, был ППА. Ой нет, слишком надумано. Это все врач, совсем меня запутал. Ему точно надо на пенсии внуками заниматься, а не в больнице работать в таком возрасте. Медленно поднимаюсь с постели, до одиннадцати еще полчаса. Надо успеть, иначе к моим обычным мыслям прибавится страх беременности. Капельница меня взбодрила, так что до нужного кабинета добираюсь вполне резво, там сижу в очереди с такими же болезными, как и я. Потом иду в столовую, где пью чай с запеканкой. Вкусная, с изюмом, ее по классике плюхнули на металлическую вытянутую тарелку, сверху полили сметаной. Я такую в детском саду ела, а потом в школе. Половину забираю с собой, потому что не осилила. В мир больших порций придется возвращаться постепенно. По коридору иду, глядя себе под ноги. У палаты останавливаюсь, чувствуя на себе внимательный взгляд. Марк. Что он тут делает? – Привет, – роняет тихо, внимательно рассматривая меня с головы до ног. Я в тех же джинсах и горчичной футболке, что была под толстовкой, когда поступила ночью, волосы собраны в хвост на затылке, косметики ноль. Зато под глазами появились мешки и фирменная бледность с впалыми щеками. – Привет, что ты здесь делаешь? – Приехал поговорить, – Марк проводил ладонью по шее. – И как узнал, что я в больнице? – Вместо тебя трубку взяла медсестра. Хлопаю ладонью по карману, телефона нет. Видимо, его забрали при поступлении. Очень надеюсь, никому из моих контактов не звонили. –Понятно, я в норме, – откашливаюсь. – Упала в обморок в магазине, это в первый раз. – Ты беременна, – его взгляд останавливается на моем впалом животе.