Машина с разгона въезжает в уличный поток, ловя возмущенные сигналы других водителей и визг шин тех, кому пришлось притормозить. – Тише, Марк, – кладу свою ладонь поверх его. На ней запеклась кровь на костяшках. Касаюсь нежно. – Прости, Вика, – выдыхает натужно, – я знал, что отец хорошо не отреагирует, но даже представить себе не мог, что он решится на такое. – Это твой ребенок. – Я знаю, – он ловит мою ладонь и нежно целует пальцы. – Вика, я не верю ему. – Как ты узнал? Я хотела тебя набрать, но ошиблась. – Никита позвонил. – Хорошо, – выдыхаю, успокаиваясь, – не гони, пожалуйста. Я соврала про то, что живот тянет. Я просто хотела уехать как можно скорее. – Ясно, – он сбавляет скорость, – но мы все равно едем к Никите. Он ждет. – Да, конечно. Даже не возражаю. Все равно я пережила ужасный стресс, будет лучше, если Никита присмотрит за мной. Марк подхватывает меня на руки перед клиникой, его хмурый взгляд на моем разбитом лице. Никита ловит нас сразу у входа. Потом все стандартно – меня сажают в коляску, привозят на знакомый этаж, но в другую палату, Никита делает осмотр под пристальным присмотром Марка. – Точно нигде не тянет? Никаких неприятных ощущений? – Нет, – прислушиваюсь к себе, кладу ладонь на живот, – все нормально. Только лицо болит, – добавляю тише, – и голова. – Удар был не сильным, но руки я бы старику переломал. Тянусь к Марку, прося подойти. Обнимаю, пряча лицо на груди, слушаю быстрый стук сердца, вдыхаю его запах. Я словно подзаряжаюсь от него. – Я поставлю капельницу, и ты немного поспишь, – Никита выходит. – Только не уходи, – цепляюсь за руку Марка, – будь со мной все время рядом. – Я буду, – он присаживается на край кровати. Накрывает тонким покрывалом. Никита возвращается с раствором для капельницы, вешает его на стойку и ставит катетер. – Я бы и тебе такую поставил, – обращается к Марку. – Лучше накапай мне своего фирменного. – Спирт подотчетный, но есть вискарь. – Тоже подойдет. Раствор начинает струиться по венам, расслабляя и постепенно погружая меня в сон. Только сейчас понимаю, насколько напряжено и скрючено было все мое тело. Расслабляясь, мышцы начинают немного ныть, у меня наконец появляется возможность дышать глубоко. Ладонь Марка нежно касается моего лица, поправляет волосы. Мне хочется забыть все, что было сегодня. Просыпаюсь, когда за окном совсем темно. В палате пусто. На кресле рядом с моей кроватью смятый плед. Выбираюсь из-под покрывала и закутываюсь в плед. Он все еще пахнет Марком. На цыпочках выхожу в коридор. Скорее всего, мужчины в кабинете Никиты. Дверь на балкон напротив открыта, оттуда доносятся мужские голоса. Осторожно заглядываю, кутаясь сильнее. На улице стало еще прохладнее. – Могу взять тебя санитаром, – Никита тихо смеется. – Спасибо, конечно, друг, но я откажусь, – Марк затягивается сигаретой. Обожаю смотреть, как он курит. Как длинные пальцы небрежно подносят фильтр к пухлым губам, как он затягивается, потом сексуально выдыхает. Никогда раньше не думала, что дурная привычка может быть такой привлекательной. – Думаешь, у старика получится отбить компанию? – Неа, – Марк сосредоточенно смотрит на красный кончик сигареты, – Артём ее заберет. А с другой стороны, я никогда особенно не хотел «Индастриалом» заниматься. Это все отец настоял. Вот теперь компанией займется другой его сын, – он мрачно рассмеялся. – Жизнь – пиздец странная штука, у меня есть брат. Забавно, как эти двое похожи друг на друга характерами, оба ублюдки. Я должен был догадаться по одному только этому. – Вы и внешне немного похожи. – Ммм? Не замечал. Обнаруживаю себя и иду к Марку. Обнимаю его и кутаю нас двоих в плед. – Ты замерз. – Немного, – он тушит сигарету, выдувая дым в сторону улицы. Целует меня в губы, и я чувствую вкус крепкого алкоголя. – Думаю, нам стоит уехать до родов куда-нибудь, где спокойно. Ты как? – Не против. Заодно война между Артёмом и Давидом чем-нибудь закончится. Мне все равно чем, главное чтобы эти двое нас в свои разборки не втягивали. Глава 26 4 месяца спустя. Марк привез меня в потрясающее место, от которого захватывало дух, – городок Тира на острове Санторини. Белоснежные домики, сгрудившиеся на скалистом склоне, чистейшее голубое море у подножья, ласковое теплое солнце в небе. После нескончаемых проблем и трагедий я словно в рай попала. Нам обоим хотелось уединения, так что вместо отеля, была снята небольшая уютная вилла с собственным выходом к морю. Каждый день я не могла надышаться спокойствием и красотой этого места. Делала бесчисленные снимки природы и Марка. Его я мучила особенно много, поскольку он красавчик. Марк пытки фотосъемкой выносил стоически, каждую ночь брал плату натурой, но не больше трех сексов за раз. Днями мы много разговаривали, узнавали друг друга, обсуждали наши семьи. Рассказ о моих отношениях с отцом Марк слушал очень внимательно, под конец обнял руками и ногами и зацеловал. Прошлое может быть ужасным, оно может пугать. Очень важно его вовремя отпустить, чтобы жить дальше счастливо. Еще в больнице я много разговаривала с психологом. Упрямилась, что отца не прощу ни за что, он не заслужил, и даже смерть не является оправданием тому, что он поднимал на меня руку. Но после нескольких сессий я поняла, что ему-то мое прощение как раз и не нужно, оно нужно мне. Простить ради себя… Выпустить из души боль, обиду, злость. Оставить там тепло детских воспоминаний и спокойствие. Этого же мне хочется и для Марка. Он, как шторм, внутри. Стоит упомянуть о Давиде – и голубые глаза темнеют, челюсть стискивается, на скулах начинают играть желваки. Дело не только в том, как его отец поступил со мной, но и в том, как поступал всю жизнь с ним – моральное давление, манипуляции, обман. Светлана Львовна, мама Марка, звонила и плакала в трубку, просила вернуться, помочь отцу. Расспрашивала. Марк о том, кто такой Артём и почему на отца взъелся, так и не смог ей сказать. Но мы оба понимаем, что в какой-то момент правда все равно выплывет наружу. – Пошли обедать, – отбираю у Марка телефон. Он сто процентов читает последние новости об обвале «Индастриала». Ему сложно находиться в стороне, поскольку в компанию Марк вложил всего себя. Там много сотрудников, которых он уважает. Крах компании – это не только личный крах Марка или Давида, это огромное число людей, потерявших рабочие места. Время сейчас сложное, так что грустно все это. Марк смиряется и идет следом за мной на террасу, где я накрыла стол. У нас свежие морепродукты, которые я сама приготовила, и овощи с оливковой заправкой. Передаю ему стакан гранатового сока. – Все, конец, – он грустно щурится, присаживаясь за стол. – Сочувствую, – опускаюсь на соседний стул. Сжимаю его ладонь и нежно касаюсь ее своей щекой. – Странно, но я чувствую облегчение. Драться больше не за что. Марк пожимает плечами и принимается за еду. – И что дальше? – Попробую себя в новой сфере. – Ммм, заинтриговал. – Хочу быть моделью, – он снимает с вилки креветку и быстро пережевывает. В глазах смешинки. – Я хорош. – Очень, – улыбаюсь ему широко. – Фактурный, брутальный. С моим лицом на рекламе купят любую фигню. – Это я такое говорила? – Угу, вчера пока на крышу подбадривала залезть. Опять же легкие деньги. Это не в офисе сидеть, штаны протирать. А ездить вон по таким красивым местам. А если еще и фотограф горячий, то жизнь, считай, удалась. – Бомбезный план, – разражаюсь смехом, – ты, стринги, закат. В курсе, что модель обязана выполнять все прихоти фотографа?