Один секрет на двоих Светлана Дугал Никита задержал дыхание и запустил руку в самую колючую сердцевину куста. Мокрые жухлые листья неприятно облепили ладонь, но он пошарил тут и там и чуть не вскрикнул от радости, когда нащупал пальцами знакомое тепло. Сердцевина шарика оказалась красной. Будто капелька крови или брусничного варенья. Никита поднял шарик навстречу выглянувшему из-за туч солнцу, и тот загадочно блеснул. Пятый… это пятый! Мальчик бережно опустил шарик карман и, не переставая сжимать его в ладони, побежал домой. Если все правильно рассчитать, можно проскользнуть незамеченным. Он нырнул в тесную прихожую, увернулся от растопыренного велосипедного руля, который загораживал проход, перешагнул через какие-то пакеты и уже почти добрался до своей комнаты, но тут в конце коридора появилась мама с маленьким Вовкой на руках. Пришлось остановиться и слушать. Где был? Почему не ответил? Вымой руки, переоденься, иди обедать… – Мам, ну я щас! – Не «щас», а иди! Ругаясь про себя, Никита натянул домашние штаны. Попытался схитрить, ополоснув руки под водой, но тут же был жестоко отправлен их перемывать – тщательно, с мылом и под маминым присмотром. Потом – обедать, отвечая на всякие разные вопросы: как дела в школе, что поставили по чтению… Вовка вопросов не задавал, только бессмысленно гукал. Никита сначала вообще не понимал, зачем он нужен. Правда, потом понял, что если что-то в доме разобьется, то можно запросто свалить на маленького, и с существованием брата примирился. Рекордно быстро расправившись с нудным супом, Никита забежал в комнату, тщательно закрыл дверь и, наконец, вытащил из-под подушки свою сокровищницу – невзрачный мешочек. Развязал его – и разноцветные шарики заскакали по столу. Первый из них Никита нашел на второй неделе школы. Он возвращался домой, помахивая сумкой со сменкой, и, видимо, помахивал слишком сильно, потому что та улетела в кусты. Никита влез в палисадник, продираясь через ветки, и там, под окном самой обыкновенной панельной девятиэтажки, увидел его – шарик. Зеленая искорка, будто застывшая в теплом стекле. Похожие шарики продавались в магазинах, причем разные, на любой вкус: резиновые, стеклянные… но резиновые не были такими прозрачными, а стеклянные не пружинили и холодили пальцы. От родителей Никита свою находку скрыл. Знал, что они в один голос скажут не тащить в дом всякий мусор. Он спрятал шарик в мешок под подушкой и доставал раз в пару дней – просто так, посмотреть. А через неделю, особенно грустным осенним днем он, сам не зная зачем, снова заглянул под куст и нашел там еще один шарик. С тех пор он проверял свое тайное место каждый день и после удачных походов мчался домой, как на крыльях. Никита разложил шарики на поверхности в том порядке, в котором их нашел, и, положив голову на скрещенные руки, любовался ими. Ярко-зеленый – у мамы были серьги с камнями такого же цвета, Никита знал, что он называется изумруд. Небесно-голубой. Желтый, как будто кусок масла в кашу уронили. Еще один зеленый, но только не такой темный, а салатовый. И вот наконец сегодня – красный. Разноцветные искорки поблескивали, как кусочки мишуры. Конечно, непонятно, что с ними делать. Высоко не подпрыгивают, а когда пружинят – опускаются медленно, как перышко. Но Никите они почему-то нравились, и этого было достаточно. В старых книжках Никита читал о людях, которые коллекционируют марки или монеты. У его одноклассника Феди была коллекция роботов. Пусть у Никиты тоже будет коллекция. В комнату заглянула мама. Одна, без Вовки. Значит, он спит. Бестолковое существо – полдня спит, а потом еще и ночью. – Что делаешь? – Уроки, – Никита схватился за первую попавшуюся тетрадку. – Молодец. Если все сделаешь, разрешу вечером фильм посмотреть. Никита нехотя убрал шарики. Потом еще полюбуется. А то вдруг, если слишком долго на них смотреть, они перестанут радовать? Делать уроки не хотелось. В комнату вползал вечер, и Никита, глядя на свет настольной лампы, думал о том, что раньше они с мамой вот такими вечерами строили космические корабли из подушек. А потом появился Вовка, и Никите вдруг сказали, что он взрослый, старший брат и должен подавать пример. Никита подавал – прилежно чертил крючочки в прописи. Хотя иногда на него накатывала ужасная грусть. Если бы он был на самом деле взрослым, то знал бы, что это называется «одиночество». Одиночество временно закончилось с хлопком входной двери. Теперь оставалось совсем чуть-чуть. Папа рассказывал, что есть места во Вселенной, где время течет не так, как на Земле. Вот Никита определенно попал именно в такую область, потому что минуты тянулись невыносимо долго. Он играл, истребляя воображаемых монстров из пушки – шариковой ручки, и одним ухом слушал, что происходит на кухне. Вот папа стучит вилкой по тарелке, вот она звякнула, опускаясь в раковину, вот зашумела вода: моют посуду. И наконец – миг торжества. Папа заглянул в комнату: «Ну что, пошли?» Ради этого стоило жить. Мама пошла укладывать Вовку спать, а папа с Никитой завалились на диван перед телевизором. Фильмы про космос Никита любил. Его манили изображения всепоглощающих черных дыр и переливающиеся разными цветами планеты, которые немного напоминали искорки в прозрачных шариках. Наконец, ему нравилось, что хорошие разумные инопланетяне так похожи на людей, и он думал, как было бы здорово установить с ними контакт… Папа кино смотрел по-другому. Он преподавал физику в институте и не слишком любил фантастику, говорил, что в ней много смешного. Издавал непонятные звуки: то икнет, то хрюкнет. А когда герой в кино принялся объяснять, как работают кротовые норы, и взял в руки лист бумаги и карандаш, папа и вовсе приложил ладонь ко лбу и полминуты сидел не отнимая. После фильма Никита стремился растянуть вечер как можно дольше. К счастью, папа, в отличие от мамы, никуда не гнал, терпеливо ждал, думая о чем-то своем, пока сын собирал портфель. Никита улегся, но ему очень хотелось еще немного отодвинуть наступление завтрашнего дня, ведь тогда придется идти в школу. – Пап, ты мне говорил, что никто никогда не видел кротовые норы. – Говорил. – И это все фантастика? Папа фыркнул: – Ну вот то, что мы смотрели сегодня – это такая же фантастика, как единороги. – Тогда откуда мы знаем, что они вообще существуют? Тут он замялся. – Мы не уверены. – То есть как? – Мы предполагаем, что они существуют. – А почему кротовые норы – это предположение, а единороги – это фантастика? – Все сложно, Никит. Это называется «теоретическая физика». Люди измеряют все, что видят, а потом пытаются посчитать, что будет там, где они не видят. Ученые могут написать формулу, согласно которой существуют кротовые норы, но не могут написать формулу ДНК единорога. Понимаешь? – Нет. – Ну вот… Папа вздохнул и, наверное, счел разговор исчерпанным. – А почему мы не можем сделать кротовую нору? – Потому что для них нужна экзотическая материя, которая обладает отрицательной массой. Понимаешь? – Нет. – Значит, поймешь, когда будешь постарше. Никита закатил глаза. Вечно они так говорят… – Значит, инопланетяне – тоже фантастика? – Предположительно… да. Никита промолчал. – Ты разочарован? – Ну так… немножко. – Это тоже только теория, которая может оказаться неправдой. Может быть, они есть, но в такой форме, какую мы не можем вообразить. Или так далеко, что нам до них не добраться… – Без кротовой норы? – Без нее. А ее не создать без экзотической материи. – А что нужно, чтобы ее получить, эту материю? – Гениальный ученый. Или чудо… – Может, мне вырасти и стать гениальным ученым? Папа снова усмехнулся, на этот раз совсем устало, но по-доброму. – Может быть. Вырастешь – решишь. У тебя еще есть время. А сейчас пора спать. Никита нехотя повернулся к стенке. – Мне бы хотелось с ними пообщаться. – Понимаю, дружище, понимаю… Папа ушел, в комнате стало тихо-тихо и немного грустно. Никита нащупал под подушкой мешочек. У мамы с папой есть Вовка, а у него – секрет…