Зеркала Тузун-туна Александр Ковалев В ноябре вновь подул злобный восточный ветер. В первый год это казалось диковинным. Дыхание Аквилона выдуло воды из Таганрогского залива, обнажив веками не тревожимое песчаное дно. Ранние морозы сковали торосами пресноватые волны, и от Таганрога до Ейска встала стеной ледяная плотина. Застигнутая врасплох рыба зарывалась в песок и коченела от мороза. Но все тот же яростный Аквилон, не стихая ни на минуту, срывал тонкую ледяную корку с песка, поднимая в небо черно-красную взвесь, обнажая и обреченную мерзлую рыбу, и оставленный человеком на дне мусор. Будь то пивные бутылки, разбитые алюминиевые остовы лодок и обрывки капроновых сетей; котелки, кружки, пряжки и каски столь ржавые, что уже и не понять, принадлежали они советским или немецким морским пехотинцам; сгнившие остовы ботов, иной раз с ворохом хлама и медными екатерининками незадачливых контрабандистов, прятавших колониальные товары в рукотворных гротах под мысом Свято-Никольской крепости. Попадались кроме медных екатерининских копеек и вовсе древние серебряные арабские полушки и четвертаки рубленные из динаров Саллах-Аддина, попавшие сюда во времена турецкого и генуэзского владычества. Но иной раз из песка выступали вещи столь древние, что само время не в силах было бы ответить, как и когда они сюда попали. Ковалёв вышел из дома, держа в зубах ключи, а под мышкой портфель и завёрнутую в обложку из пергаментной бумаги «Античную лоцию Чёрного Моря» Михаила Васильевича Агбунова. Едва хлопнув дверью, он удивился, когда его накрыло облаком серого песка. Даже на дверной ручке остались четкие следы пальцев, а на бетонном крыльце отпечатки подошв. Оглянувшись, он понял, что окружавшая его багровая серость, поначалу принятая за утренний туман, имеет совсем иную природу. Все предметы в маленьком дворике – от пластиковой садовой мебели до пожухлых вот-вот готовых опасть листьев – были покрыты слоем мелкого как пыль серого слюдянистого песка. – С моря? – мельком подумал он, замыкая дверь. Взглянул на запястье с часами. Хмыкнул. И, кидая ключи в карман, уже принял решение сделать крюк по пути в музей. Минут через пятнадцать Ковалёв стоял у солнечных часов на вершине каменной лестницы, что спускалась к набережной от Греческой. Пару раз зимой он видел, как стянутая льдом вода отходила от гранитных плит и чугунных перил на десяток-другой метров, но сейчас… Сейчас он увидел оледеневшую, исхлёстанную северо-восточными ветрами пустыню и десятки спиральных вихрей, поднимавших в небо песок с инеем от Таганрога до Морского Чулека или даже дальше, до Недвиговки, если не до самого Ростова. Невзирая на раннее время, по бывшему дну уже прогуливалось с десяток человек. Молоденькие девочки фотографировались на фоне «Марсианского» пейзажа, мужчины в ватниках с ведрами и ломиками подбирали мороженую рыбу, кто-то пытался прокатиться по ровному дну на внедорожниках или мотоциклах. Были и эти… Ковалёв поморщился и сплюнул при виде парочки мужчин с металлоискателями. – Мрази, – прошипел он сквозь зубы, но не стал спускаться, чтобы прогнать их. Все равно вернутся, сволочи. Надвинув козырёк кожаной кепки-гопки на глаза, он поплёлся к музею. Тот находился в здании бывшего дворца Алфераки, что уже пару лет был закрыт на реконструкцию, и Ковалёв мог работать, не отвлекаясь на экскурсии и посетителей, если, конечно, сам не мешался реставраторам и рабочим. Все его барахло в пронумерованных картонных и фанерных коробках было свалено в не особо аккуратную кучу рядом с толстыми папками картотеки, утрамбованными в коробку из-под принтера. Всё, что было выкопано с две тысячи пятого, когда в районе между портом и «Каменной лестницей» строители обнаружили остатки античного поселения, до сих пор толком не было каталогизировано. В собрании из трёх с половиной тысяч предметов Ковалёв дошел только до две тысячи тридцать восьмого: фрагмент архаичной ионийской амфоры с частично читаемым клеймом – головой юноши во фригийском колпаке с торчащим изо лба рогом. Половина клейма отсутствовала. Карпенко считал, что это изображение фракийского Пана или Приапа, а амфора происходит из Византия. Ковалёв предположил, что это вовсе и не рог, а часть лунного месяца. Тогда на клейме никакой не Пан, а малоазийский Кабир – Мен. И амфору можно будет локализовать как Теосскую. Чтобы опровергнуть интерпретацию Карпеко, Ковалёву пришлось сопоставлять с находкой все доступные ему изображения Мена на амфорах или монетах. Потребовались запросы в музеи Танаиса и Фанагории. На обработку и интерпретацию одного черепка ушел месяц работы. Но Ковалёв в итоге оказался прав. Это малоазийские клейма из греческой Ионии, еще не утопающей в крови завоеваний Великого Кира. Три или пять лет работы, и он сможет доказать присутствие на территории города следов хтонического культа Кабиров в седьмом веке до нашей эры. А там уже можно будет смело локализовать упоминаемые Геродотом Кремны в Таганроге. Ковалёв мысленно усмехнулся: – Если отобрать у Танаиса звание самой древней северной колонии эллинов, можно ли надеяться на грант? Звучит неплохо. Начальство и журнашлюхи любят все, что можно превратить в пафосный заголовок. Черт, знать бы заранее, что море выдует, можно было б у директора выклянчить полевой выход. Щас набежит мудачье с детекторами. Ковалёв глубоко вздохнул и опустился прямо на грязный пол рядом с коробками, подложив папку под задницу. «Античную лоцию» кинул поверх фанерной коробки. Успеет сдать в библиотеку до обеда. – Что там у нас дальше по алфавиту? – широко зевнув, спросил он сам у себя, натягивая резиновые перчатки и снимая крышку с очередной коробки. Согласно описи, предмет был первоначально определён археологом как «лопатка или щиток». – Ну да! Или-или! – засмеялся Ковалёв, проверив заодно, что за практикант составлял описание, и почему руководитель раскопок не дал студенту подзатыльник. Предмет действительно визуально напоминал сильно покрытый зеленой ржавчиной и бурой коростой совочек или лопатку. Однако даже сквозь толстые рыхлые окислы Ковалёв смог разглядеть характерную форму. Взяв свободной рукой карандаш, он жирными штрихами зачеркнул небрежно составленное описание и выше на свободном месте нацарапал: «Металлическое зеркало с рукояткой. По форме напоминает зеркало с антропоморфной рукояткой из кургана «Елизаветинское-1» и аналогичное из кургана «Пять Братьев-3». Отдать на рентгенографию». – Ты там? – спросил Ковалёв, обращаясь к рукоятке зеркала. – Я знаю, что ты там, змееногая мать Гекаты и Персефоны. Скоро ты покажешь мне свое лицо. Примерно в послеобеденный час живот Ковалёва заурчал. Отложив щуп и ватные палочки с борной кислотой, Ковалёв потянулся на табурете и хрустнул поясницей. Стянув резиновые перчатки, он оставил расчищаемый от окислов предмет на столике и похлопал себя по карману, проверяя наличие кошелька. На рабочее место он никогда не приносил еду, предпочитая крошить вне здания музея. Пролезая под строительными лесами реставраторов и делая сложный выбор между «Шаурмой у Гагика» и «Горячими бутербродами на Петровской», он услышал знакомые перестук бамбуковой трости и шаркающие шаги ног, обутых в дорогие туфли. – Дьявол! Ковалёв попытался тихо выбраться из чащи лесов и сбежать незамеченным, но его нога зацепилась за балку, и, чертыхнувшись, он опрокинул пустую банку из под шпатлевки. Тут же его окликнул надтреснутый старческий голос: – Аалисанр Ваадимирович! Каак слаавно, что я Вас застаал. – Месхель, я не хочу Вас видеть, – прошипел в ответ Ковалёв, – Вы испортите мне аппетит. Но старик уже вцепился в лацкан кожаной куртки Ковалёва. – Аисандр Влдимирович, позвольте, я угощу Вас обедом. Это сгладит некоторые углы между нами? – Еще чего! – Ковалёв выдернул рукав. – Чтоб потом, когда из музея опять что-то пропадёт, на меня показывали пальцем? «Смотрите! Он обедал с Месхелем! Это он продал!» Ваши архаровцы дно залива с утра прочёсывают металлодетекторами. – Я как раз об этом и хотел именно с Вами… – Со мной? – Ковалёв побагровел. Ему до чертиков хотелось вырвать палку из рук старика и со всей силы хряснуть ему по лбу. – Ииименнно Вааами! – протянул Месхель. – Кто ж, кроме Вас, сможет понять, какая это ценность! Старик извлёк откуда-то картонную коробку и протянул её Ковалёву. Тот неохотно принял её и, приоткрыв, заглянул. Раздражённый вздох разочарования с паром вырвался из ноздрей. – Это бесполезный мусор, Месхель! Вне контекста культурного слоя, я даже не могу проверить подлинности. – Это подлинный предмет… – Мне на слово поверить перекупщику? Ага! Можете толкать свой фуфел на интернет-аукционах. Мне неинтересно. – Это подарок Вам, Ассандр Вадимирович. Можно скааазать, прощальный. – На тот свет собрались? – Можно и так выразиться. – Счастливого пути. Старик рассмеялся, и смех его выродился и заходящийся приступ кашля. – Вашими молитвами, – наконец произнес он, прокашлявшись, – Вашими молитвами. Но я искренне надеюсь, что этот дар хоть частично искупит тот вред, что я нанес науке или Вам лично своей профессиональной, так сказать, деятельностью. – Сомневаюсь. – А Вы не сомневайтесь! Вы ведь умный человек. Один из лучших в своем деле. Среди тех, конечно, кого я лично знаю. Вы поймете, как им правильно распорядиться. К тому же, как мне известно, у Вас есть еще одно из четырёх. – Что? – Ну как же! Инвентарный номер… дай боже памяти… Две тысячи тридцать девять. Верно? «Лопатка или щиток», кажется, так записано. Но Вы, конечно же, поняли, что это. Теперь у Вас есть два. Еще одно хранится в экспозиции музея Фанагории, и последнее в краеведческом музее Ростова-на-Дону. Четыре металлических зеркала с рукоятью в виде змееногой богини Деметры-Аппи. – Слушайте, Месхель, это ж Вам не покемоны, чтобы их всех вместе собирать. Никогда не понимал вашего брата – коллекционера. – О нет! Не в коллекционировании дело. Что Вы! Что Вы, мальчик мой! Вы же читали «Книгу вавилонянина Безосса»! Что в списке у Эллиана, что у Агриппы есть этот фрагмент. Когда жрец Тузун Тун из храма Ваала в Уре подошел к зеркалу на вершине Зиккурата, с коего смотрели на звезды и изучали движения планет, он увидел в отражении не себя сегодняшнего, а себя мальчиком, так же точно стоявшего перед тем же самым зеркалом много лет назад. Свет от зеркала Тузун-Туна улетел сквозь небесные сферы и, отразившись от звезды, вернулся назад, спустя десятки лет. Разве не это мечта любого историка? Увидеть все своими собственными глазами! – Красивая история. Жалко, что брехня! – фыркнул Ковалёв, посматривая на часы. Месхель улыбнулся полубеззубым ртом. – На дне коробки еще один подарок. Для Вас. Я уже не успею им воспользоваться. – Рано себя хороните. – Меня рано хоронят химия и саркома. И груз земных дел. А ведь я видел, как в шестидесятых тут работал Блаватский. Они пытались найти Кремны на дне моря, но… всё прахом. Все прахом. Жаль, он не дожил до две тысячи пятого, когда вы их все-таки нашли у подножья Каменной Лестницы. Дома, винные склады, бронзолитейную мастерскую… Но ведь не храм, Ассандр Владимирович. Здание храма так и не нашли. И Вы знаете, почему. Вы наизусть знаете «Античную лоцию» Агбунова и старинную береговую линию спросонья нарисуете по памяти. Вы знаете, где искать храм. А в храме алтарь. По вавилонскому ордеру, все, как Вы предполагали в своей монографии о культах Кабиров, Апотуры и Урании в северном Причерноморье. Если у Вас есть друзья астрономы, побеседуйте с ними. Они наверняка подскажут, как настроить зеркала Тузун-Туна. Месхель махнул рукой и зашаркал прочь. Два месяца спустя Ковалёв прочитал некролог в местной газете. Усопший был хорошо известен в определённых кругах города, и похороны не прошли незамеченными. Ковалёв на них не пришел, хотя его и звали. Примерно через год на почтовый ящик таганрогского краеведческого пришло письмо из Института прикладной астрономии РАН. Секретарь, разбирая корреспонденцию, был слегка озадачен, но Ковалёв так быстро вырвал пакет у него из рук, что тот не успел толком удивиться. Еще около месяца ушло на работу с планом-картой, оставленным покойным Месхелем. Старый прохиндей довольно близко подобрался к цели. Даже от чёрных копателей можно выдрать шерсти клок, если использовать их цинично и бессовестно, как одноразовый инструмент. Палео-астрономы ИПАРАН составили достаточно понятную схему античного звездного неба. Настолько точную, насколько позволяли данные древних звездных карт и современное компьютерное моделирование. Пришлось повозиться не один день, чтобы понять, как искомые звёзды расположены на небе сейчас и каким образом нужно ориентировать зеркала. Оставалось только ждать… Ждать следующего года. Кавалёв был уверен, что злобный Аквилон в ноябре вновь ударит, и его леденящее дыхание опрокинет на бок корабли и выдует воды из Таганрогского Залива. Дно над разрушенным храмом Кабиров обнажится вновь, и он отыщет древний, поросший коростой и ракушками алтарь. Из Фанагории и Ростова уже ответили согласием. Они перешлют ему Зеркала из «Елизаветинского-1» и «Пяти Братьев-3» для сравнения с его экземплярами. Год спустя Ковалёв вышел из дома, держа в зубах ключи, а подмышкой картонную коробку. Его вновь накрыло облаком серого песка. Даже на дверной ручке остались четкие следы пальцев, а на бетонном крыльце отпечатки подошв. На дворе стояла кромешная темень. Как обычно, в городе перед отопительным сезоном отключали свет для профилактики сетей. И даже луна не появлялась на небосводе. Ковалёв дошел до Греческой и спустился по каменке к набережной. До самой Недвиговки дно залива было обнажено, как тело невесты в брачную ночь. Ковалёв двинулся в исхлёстанную ветрами мёрзлую пустынь и среди песка и инея отыскал камень, древний как само время, но еще хранящий на себе следы рук забытых мастеров. Четыре вновь отшлифованных зеркала он установил в пазы на камне и с помощью отвеса и примитивной астролябии принялся их настраивать, до тех пор, пока внезапно ночной мрак не исчез. Ковалёв с изумлением поднялся и оглянулся. На храм, на расписные терракотовые статуи богов, на окружающих его людей, обнаженных или в хитонах и гиматиях, с лавровыми венками на челах. И там дальше, за стенами и колоннами храма лежали город и дома давно истлевших людей, и гавань с длинными кораблями, и литейная, в которой безвестный мастер изготовил четыре зеркала. И Ковалёв смотрел и ходил среди них, как призрак среди живых. Тайна старой башни Соня Эль Даже поставленный на тихий режим, телефон своим зуммером выгрызал спинной мозг. Восьмой звонок за час. Наконец, Ури сдался и ответил. – Почему ты не берёшь трубку? – спросила Эми. – Я работаю, – привычно устало ответил он. – Посмотри этот дом! – перебила жена, не дослушав. И на телефон ему прилетела ссылка. – Смотрю, – сказал Ури, но вместо этого зевнул и потянулся. – Ну и? – Какое-то старьё, – ответил Ури. Он не глядя знал, что она выбирает. – Нет, это дом, который, во-первых, очень дешёвый… – Значит, в ужасном состоянии. – Мы починим.