6 Черный микроавтобус «вольво» мчался по автостраде. На скоростной лонг-айлендской автомагистрали начинали скапливаться пробки: люди спешили убраться из Нью-Йорка на выходные. Виктория Прайс сидела на переднем пассажирском месте и смотрела на свою однокашницу Синтию Мэдден — теперь Синтию Мэдден Уилмердинг, с которой прожила все студенческие годы в одной комнате общежития. Приятно было снова увидеть старую подругу. Время от времени они переписывались, изредка болтали по телефону, но уже несколько лет не встречались и не проводили времени вместе. В сущности, Виктория не видела Синтию со дня ее свадьбы, а тому летом минуло уже четыре года. Она с удовольствием ожидала предстоящих выходных, суливших возможность посибаритствовать с Синтией и ее семьей в Ист-Хэмптоне, вкусно поесть, выпить хорошего вина и от души наговориться, бродя по пляжу. — Какое счастье! Наконец-то дети притихли. Когда спят, они кажутся ангелами, — сказала Синтия, глядя в зеркало заднего вида на прикорнувших на заднем сиденье малышей. — Ну, теперь ты можешь рассказать мне о своем посещении Мета, — продолжила она. — Я так тебе завидую. За последние три года я ни разу не бывала ни в каких культурных учреждениях. Имея двоих малолетних детей, я счастлива, если вообще удается выбраться из дома и сделать хоть что-то для себя самой. Культурные заведения, увы, теперь не находятся в верхней части моего списка, как прежде, когда я жила одна. Да что там! Когда я успеваю сделать маникюр-педикюр и покрасить волосы — это для меня уже большая радость. — Синтия вздохнула. Виктории так много хотелось рассказать подруге, но она еще не была готова говорить о своем «послежизненном» опыте, испытанном в Метрополитен. Она все еще пыталась сама разобраться в том, что он для нее значил. Прежде чем делиться им с подругой или родными, следовало проконсультироваться со своим психотерапевтом. Пережитое нервировало ее. Господи, она же католичка. Реинкарнация не входит в систему ее религиозных воззрений. Родители наверняка этого не поймут, она не была уверена, что и Синтия поймет. Ей самой понадобилось провести много времени в беседах с врачом, чтобы хотя бы впустить в себя эту идею. И вот — прорыв: она явственно вспомнила эпизод из своей прошлой жизни, и это стало для нее душевным потрясением. Разговаривая с Синтией, приходилось тщательно выбирать слова. Еще не настал срок обнажить душу. — Я пошла посмотреть только что открывшиеся новые залы греческого и римского искусства. Это было изумительно, на грани откровения. С некоторыми произведениями я почувствовала прямо-таки органическую связь. — Идти дальше относительно откровений Виктория не была готова. — Какое удивительно организованное пространство! Подсветка скульптур непередаваемая. И какая коллекция! У них там есть совершенно исключительные вещи. Надо было мне привезти свой альбом эскизов. Нашу экскурсию вел один из хранителей. После мы с ним вместе выпили кофе. — Ты пила кофе с хранителем из Метрополитен?! Как тебе это удалось? — У Синтии, что называется, даже челюсть отвисла. — Знаешь, меня всегда удивляло, как легко ты располагаешь к себе людей. И дело не только в том, что ты умопомрачительно хороша собой. Еще в колледже перед тобой открывались все двери. И еще ты всегда умела ненавязчиво попросить. — Вообще-то это он попросил меня выпить с ним кофе, — ответила Виктория, опустив тот факт, что инициатором знакомства все-таки была она. — В самом деле?.. Ну и как он? Красивый? — Да, красивый. — Виктория удивилась собственному ответу, помолчала и продолжила с задумчивым видом описывать Тома Карра: — Думаю, он лет на пять — десять старше меня. — Взрослый мужчина, — одобрительно улыбнулась Синтия, не отрывая взгляда от дороги. — Высокий, наверное, в нем около пяти футов одиннадцати дюймов росту, широкие плечи, темные волосы, загорелый. Глаза у него серо-голубые и волевое, но доброе лицо. — Судя по всему — парень что надо! — воскликнула Синтия. — Но разговаривали мы в основном об искусстве, — сказала Виктория. — Это было не то кофепитие, которое ты себе вообразила. Не свидание. У нас просто общий интерес — Александр Великий. Он посоветовал мне посмотреть экспозицию, которая открывается на следующей неделе в Библиотеке Моргана. — Не знала, что ты интересуешься античностью. Насколько я помню, в колледже ты тяготела к современному искусству, — заметила Синтия. — Это правда. Интерес к античности возник у меня недавно, с тех пор как я живу в Риме. Там ведь эта античность окружает тебя со всех сторон. Она стала частью моей жизни, прежде со мной такого никогда не было. И она вдохновляюще действует на меня. — Что ж, возможно, именно с таким парнем тебе и следует встречаться. А не с тем горячим итальянским любовником, о котором ты мне писала и который оказался на поверку маменькиным сынком. Как его звали? Лоренцо? — Лоренцо, Лоренцо, — вздохнула Виктория. — Он действительно был потрясающим любовником. — Виктория помолчала, вспоминая свою страстную любовь. Даже упоминание имени Лоренцо до сих пор причиняло ей сердечную муку. — Но у него были свои пунктики — помимо его матушки. И взгляд у него вечно шарил по сторонам. А когда я узнала, что он изменяет мне с другой женщиной, я всему положила конец. Но понадобилось несколько месяцев, чтобы боль остыла. Виктория уже давно это говорила, однако только сейчас в первый раз искренне это почувствовала. — Наконец я снова стала сама собой. Вся эта история ввергла меня в тяжелую депрессию. Я начала писать мрачные картины. Ты бы посмеялась, если бы увидела те мои натюрморты: голые черепа и гниющие перезрелые фрукты. — Виктория улыбнулась, вспоминая, как все для нее прояснилось, когда она поговорила со своим психотерапевтом. — Но опыт оказался полезным. Думаю, он мне помог. Теперь я вылезла из мрака. Не уверена, правда, что готова к серьезным отношениям, пока нет. Тем не менее, возможно, ты права насчет Тома Карра — так его зовут. Есть в нем что-то такое, что меня привлекает. Пошлю-ка я ему эсэмэску — поблагодарю, что, несмотря на занятость, уделил мне время. Она достала визитку Тома и внесла его электронный адрес в свой БлэкБерри. Потом написала коротенькое сообщение и отослала. Глядя в окно, она еще несколько минут предавалась приятным воспоминаниям: как они сидели в саду на крыше тем ярким раннеосенним днем, как прохладный воздух контрастировал с горячей чашкой, которую она обхватывала ладонями, как она вглядывалась в лицо Тома, слушая его рассказ и очаровываясь легендами об Александре Великом. Не осознав, что грезит наяву, она вслух произнесла: — Не думаю, что я способна сейчас на долгосрочные отношения. И пока не планирую возвращаться. Знаю, что не могу вечно жить в Риме, но мне там нравится. Это очень полезно для моей работы. Мне кажется, как художник я стала более зрелой. — Никогда не знаешь, когда тебя настигнет любовь, — ответила Синтия, не поняв, что подруга говорит сама с собой. — Возьми хотя бы меня. Я встретила своего суженого здесь, в Нью-Йорке, сразу же после колледжа, и счастливей меня нет на свете человека. А ведь «долгосрочные», как ты говоришь, отношения сразу по окончании учебы — последнее, о чем я мечтала. Но я искренне верю, что мы с Ньютом предназначены друг для друга. Это судьба. Ты это поймешь, когда встретишь своего Того Самого. Конечно, никакой спешки нет. Как только это случится и ты начнешь рожать детей — фьюить! — твоя жизнь изменится так, как ты себе и представить не можешь. Но какое это имеет значение? — Синтия снова взглянула в зеркало заднего вида, проверяя, как там дети. — Нет, Синтия, я ко всему этому пока не готова, ты слишком всерьез восприняла то, что я тебе рассказала, — с улыбкой возразила Виктория, продолжая глядеть в окно. — В эти выходные я отдыхаю, а потом… Que sera, sera — будь что будет. Такова моя философия. 7 Оскар Уильямс сидел у себя в кабинете за огромным письменным столом, курил маленькую датскую сигару и внимательно всматривался в экран украденного у Карра компьютера, строчка за строчкой пробегая глазами названия файлов. Найдя документ, в котором была подробно расписана предстоящая поездка в Европу, он придвинулся поближе к экрану, открыл текст и начал читать, а прочтя, откинулся на спинку кресла, выпустил клуб дыма и подумал: «Итак, сегодня Карр летит в Афины, а через неделю будет в Риме. Проведя там еще неделю, отправится в Лондон, а потом обратно в Нью-Йорк. Будучи в Греции, он собирается посетить Крит, чтобы проверить, как проведена консервация статуи Александра в Дикте. У меня не так много времени. Конечно, раз работа над статуей на месте окончена, они перевезут ее в более надежное место». Оскар снова обратился к компьютеру и на сей раз влез в почту Карра. Открыв последнее сообщение от работавших в Греции специалистов по консервации, загрузил присоединенные к нему картинки. «Так-так-так… Консервация действительно благополучно завершена». Экран заполнило увеличенное изображение головы статуи. Она была великолепна. «Стоило дожидаться, — подумал он. — Даже голубизна глаз и золотые ресницы сохранены. Какой же деликатности потребовала такая очистка! Ведь так легко, допустив малейшую ошибку, безвозвратно утратить или исказить то, что было. У меня таких специалистов по мрамору нет». Оскар придвинулся вплотную к экрану, чтобы рассмотреть все подробно. Свет, падавший от монитора, придал его лицу зловещий вид. Минуту спустя он снова откинулся на спинку кресла и глубоко затянулся сигарой. «Уже много лет у меня не было портретов Александра, — думал он. — После того изящного терракотового афганского бюста — ни разу. Тот мне посчастливилось добыть в восьмидесятые, во время войны между Советами и моджахедами. Такие вещи встречаются очень редко. Интересно, сколько можно будет выручить за эту скульптурную голову Александра Великого?..» Разумеется, он не смог бы выставить ее на открытые торги, но знал людей, которых она наверняка заинтересует. Людей, которых не заботило происхождение вещи, лишь бы она была сто́ящей, а эта, — Оскар снова взглянул на изображение, — уж точно сто́ящая. Он вспомнил ту ночь, когда стоял в древнем храме перед впечатляющей статуей великого царя, чьи мраморные черты освещала луна. Потребуется большая организационная работа, и риск велик. Предстоит хорошенько все обдумать, прежде чем приступать к действиям. Взяв со стола мобильный телефон, он набрал номер в Греции. — Манолис, это Оскар. Послушай, у меня есть для тебя работа. В воскресенье в Афины прилетает один человек. Его самолет приземляется ближе к полудню: «Дельта», рейс восемьдесят восемь из Нью-Йорка. Он остановится в Американской школе классических исследований. Это неподалеку от Колонаки, прямо рядом с больницей. Знаешь где это? Отлично. Я хочу, чтобы ты за ним последил. Не спускай с него глаз, куда бы он ни отправился. Мне нужны подробные и регулярные отчеты. И не делай глупостей. Он нужен нам живой, более того, он не должен заметить слежки. Будь осторожен. Остальное — как всегда: деньги переведу телеграфом. Позвони мне в понедельник или раньше, если будут новости. — Оскар отключился и снова вернулся к компьютеру. На почту пришло сообщение от некой женщины по имени Виктория, озаглавленное «Гробница Александра». Оскар удивленно поднял бровь, губы его скривила нехорошая улыбка. Он бросил взгляд на противоположный край стола, где лежали сделанные им в Дикте оттиски надписей со стел, установленных перед храмом Александра. Он внимательно изучил их, однако то место, где содержалось упоминание о гробнице, было частично утрачено. Осталось только сообщение о том, что она была перенесена из Александрии. Самая же важная часть, с указанием места, куда она была перенесена, стерлась до нечитаемости. Как же это типично! Археологи сообщают в газетах, что сделали новое важное открытие, ждущее дальнейшего изучения, а на поверку оказывается, что их информация прискорбно неполна. Дразнилка. Тем не менее, возможно, Карр продвинулся дальше, или у него есть идеи насчет восстановления утраченной части текста, зарытые где-то в глубинах его археологических файлов. Нужно время, чтобы покопаться в них и определить, могут ли они быть полезны. Вероятно, письмо этой женщины сэкономит время. Он кликнул по строчке с ее сообщением, открыл его и прочел: «Дорогой Том, мне было очень приятно повидаться с Вами сегодня утром. Спасибо, что не пожалели времени и выслушали то, что я Вам рассказала о гробнице Александра. Забавно, что каждый совершенно по-своему мы ищем одно и то же. Я благодарна Вам за Ваши советы и непременно во вторник утром схожу на выставку в Библиотеку Моргана. Буду оставаться на связи и надеюсь, что Ваша научная поездка в Европу пройдет удачно. Искренне Ваша Виктория Прайс». «Не особо познавательно, — подумал Оскар, — просто какая-то коллега по поискам гробницы. Почему люди не могут выражаться определеннее?» Он начинал сердиться. — Нестор, зайди ко мне. — Он вызвал по телефону своего помощника. Минуту спустя в кабинет вошел плотный, жилистый молодой человек с каштановыми волосами. — Да, шеф? — Мне нужно, чтобы ты отследил этот и-мейл. Выясни, кто такая эта Виктория Прайс и где она живет. К утру понедельника мне нужна ее фотография. — Хорошо, шеф. — И разузнай, что за выставка открывается в Библиотеке Моргана. Я сам пойду туда во вторник утром и таким образом одним выстрелом убью двух зайцев. Нестор, а почему я только сейчас узнаю о выставке, посвященной Александру? Ты же знаешь, что Александр — моя страсть. Ты должен держать меня в курсе всего, что его касается. — Простите, шеф. Сейчас же этим займусь. Там к вам пришел какой-то человек. Его зовут Луиджи. Он хочет вам что-то показать. Говорит, что вы захотите его увидеть. — Он здесь? Почему ты мне раньше об этом не сказал? Где он? — кровь забурлила в жилах Оскара. — Внизу, в вестибюле. Проводить его к вам? — Да, идиот! Такие люди, как он, не должны торчать у меня в вестибюле! А что, если придет клиент? Нехорошо получится, Нестор, ты об этом не подумал? — Простите, шеф, сейчас, шеф. — Нестор развернулся и направился к двери. В ожидании посетителя Оскар перешел в гостиную. Через несколько минут Нестор вернулся в сопровождении неотесанного на вид итальянца. — Луиджи, что ты здесь делаешь? Я же велел тебе никогда здесь не появляться. — Извините, мистер Уильямс, но у меня кое-что важное. Я подумал, что вам захочется это немедленно увидеть. Это греческая чаша с очень тонкой росписью. Оскар постарался сохранить невозмутимы вид, чтобы не выдать своего интереса. — Ну раз уж ты здесь, показывай. Так и быть, взгляну, но у меня мало времени. Я очень занят. Итальянец сел на кушетку, достал из хозяйственной сумки обернутый в противоударную пленку с пузыриками сверток и стал разматывать его. — Вы же знаете, дела сейчас идут плохо. Никто не покупает антиквариат. Я едва свожу концы с концами. А прибавьте к этому мои накладные расходы, — завел свою обычную торгашескую песню продавец. Отложив оберточную пленку, он открыл находившуюся внутри упаковки картонную коробку. В ней лежали завернутые по отдельности в папиросную бумагу фрагменты керамики. Луиджи начал разворачивать их один за другим и выкладывать на кофейный столик.