Хебни значит «черное дерево». – Я всегда мечтала о собаке, – призналась Пирра. – Но мать не разрешала. Кави подошла чуть ближе. В одном кулачке она сжимала комок речной глины, а в другом – деревянную мышку. Нижняя челюсть у игрушки двигалась, если потянуть за веревочку. Пирра сразу вспомнила леопарда, которого вырезал для нее Усерреф, когда она была маленькой. Пирра спросила, что случилось с Хебни, и Кави ответила, что много дней назад приплыли варвары и застрелили собаку из лука, за то что она лаяла. «Все из-за Алекто», – с ненавистью подумала Пирра. – Ты поэтому ничего не ешь? Потому что твою собаку убили? Кави покачала головой. Пирра внимательно разглядывала ее костлявое необычное личико. – Где похоронена Хебни? – спросила Пирра. – Мы ее еще не хоронили. Она не готова. Усерреф часто говорил, что для египтян очень важно, чтобы после их смерти близкие позаботились о сохранности тела, ведь оно должно стать домом для духа. Усерреф больше всего на свете боялся, что умрет на чужбине: тогда некому будет совершить нужные ритуалы и его дух никогда не воссоединится с родными. Пирра осторожно спросила, как Хебни готовят к погребению. К удивлению Пирры, Кави сразу оживилась: – Это дело долгое. Сначала мы вытащили кишки, потом высушили их, после этого Отец достал мозг, но сердце мы оставили, чтобы боги могли его взвесить. Мы набили Хебни соломой и еще насыпали внутрь хесмен, чтобы там было сухо, как полагается. Пирру слегка замутило, но на Кави этот разговор явно действовал успокаивающе. – Я сплела для нее ошейник из цветов лотоса, а Отец привязал к нему маленький свиток с заклинанием, чтобы Хебни знала, что отвечать, когда боги будут задавать ей вопросы… «А Хебни, значит, читать умеет?» – с сомнением подумала Пирра. – …и мы завернули ее в старое платье моей старшей сестры. Хочешь посмотреть? – Э-э-э… Схватив Пирру за руку, Кави потащила ее в дом Итинеба. За маленьким глиняным святилищем, посвященным предкам, стояла продолговатая корзина. Внутри лежал туго перевязанный сверток, покрытый желтыми пятнами. Формой он напоминал собаку. Оказаться связанной навечно – худший кошмар Пирры. Она представила, как дух Хебни бьется внутри этого кокона, и перед глазами у девочки заплясали черные точки. – Ей же там не шелохнуться, – выдавила Пирра. – Ну что ты! Дух Хебни двигается как хочет, а в теле он только отдыхает. Я провела что-то вроде церемонии Отверзения уст, чтобы Хебни могла дышать, и лаять, и есть… Тут личико Кави сморщилось, будто она вдруг вспомнила о чем-то плохом. – Но ничего не получится! – заплакала девочка. – Я собрала все, что понадобится Хебни для загробной жизни: и ее мячик, и любимый коврик. А мама слепила еду из глины, чтобы у Хебни всегда было что поесть. Я сложила все в корзину, но вредные мальчишки закинули ее в реку, а сейчас все заняты, я пробовала слепить еду сама, но у меня ничего не вышло… – Кави показала кривой комок глины. – Теперь Хебни будет голодать вечно! На следующий день Кави съела целую буханку финикового хлеба и горшок тушеной говядины, а потом еще выпила кувшинчик ячменного пива. Девочка радостно показывала сбитым с толку родителям все, что для нее слепила Пирра: крошечное стадо глиняных овец, пятнистых коров и огромное количество уток, гусей и свиней. Таких запасов Хебни уж точно хватит на целую вечность. – Она даже косточки сделала, – с гордостью рассказывала Кави. – А новый мячик? Нет, вы только посмотрите! Пирра взглянула на Гиласа. Тот устало улыбнулся. Мальчик еще был совсем слаб, но Кави напоминала ему Исси, и мальчик изготовил для нее мяч из пальмовых листьев; работал он, пока Разбойница не видела, иначе львица бы приревновала. – Почему ты нам не сказала, что тебя печалило? – спросил Итинеб у дочери на египетском. Кави засмущалась и пробурчала что-то невнятное. Озадаченный Итинеб взял в руки маленького пятнистого вола. – Откуда ты знаешь, как это делается? – спросил целитель Пирру. – Усерреф научил. Итинеб положил вола обратно в корзину. – Не сюда, – проворчала Кави. – Все стадо должно лежать вместе. Пока девочка занималась скотом Хебни, Пирра повернулась к Итинебу: – Ты ошибся на наш счет. – Мы не Вороны, – прибавил Гилас. Итинеб потер культей шею. – Вчера ты спрашивал, где я выучил акийский. – Целитель помолчал. – Когда я был мальчишкой, Отец пожелал, чтобы я стал целителем. Он отправил меня вверх по Реке к своему родственнику: тот плетет циновки возле Храма Па-Собек. Там огромный рынок, туда приезжают люди со всех концов земли. В Па-Собек я овладел и целительским искусством, и акийским языком. Один писец даже показал мне несколько маду нетчер – священных знаков. Этот писец обучал многих мальчиков, к нему плыли с дальних берегов Реки. Его зовут Небетку. Пирра застыла как каменная. – Говорили, что у моего учителя был брат, но он пропал много лет назад. Что с ним случилось, так и не узнали: то ли его схватили работорговцы, то ли он погиб в пасти крокодила. А когда приплыли эти варвары, Вороны, и стали спрашивать про Усеррефа, я вспомнил это имя, но ничего не сказал. Итинеб снова потер шею, сбив парик набекрень. – Скоро будет хеб Первой Капли. В этот праздник люди отправляются в Храм и приносят подношения. – Целитель взглянул на Кави, возившуюся с корзиной. – В этом году мне есть за что благодарить богов. Я не поленюсь доплыть до самого Па-Собек и в Храме возблагодарю их за то, что спасли жизнь моей дочери. – Темные глаза целителя взглянули на Пирру и Гиласа. – Если хотите, могу взять вас с собой. 14 Гилас проснулся, не понимая, где он. Жарко, темно, вокруг стоит болотистый запах камыша. Ах да, он же на лодке Итинеба, лежит под навесом! Пирра спит, повернувшись к Гиласу спиной. Ее острые, изящные лопатки похожи на маленькие крылья. Вчера они пустились в путь по «одной из дочерей Реки» – так выразился Итинеб. Целитель не сказал, скоро ли они доберутся до самой Реки. Гилас лежал на дне лодки совсем без сил. Тем временем Итинеб вместе с двумя братьями управляли парусом, Пирра опять пререкалась с Кемом, а Разбойница беспокойно бродила туда-сюда. Заставить ее подняться на борт оказалось не так-то просто. В конце концов Гилас использовал в качестве приманки мумифицированную Хебни. Львица явно восприняла ее как новую игрушку. Гилас клятвенно заверил обеспокоенную Кави, что он не даст ее любимицу Разбойнице в обиду. Пока львица спала, Итинеб закопал Хебни в пустыне вместе с предметами захоронения, и все наконец вздохнули спокойно. А потом разгорелся ожесточенный спор из-за Кема: Итинеб не желал брать мальчика на борт. А когда Гилас и Пирра все-таки уговорили целителя, в знак благодарности Кем глубоко им поклонился. – Отныне я у вас в долгу, – торжественно произнес он. Вдалеке залаял шакал. Гиласу опять вспомнилась ночь, когда его ужалил скорпион. Кажется, в лихорадочном бреду он пытался рассказать Пирре о боге с шакальей головой, но мальчик умолчал о том, что тот склонился над ее уаджетом. Теперь же Гиласу не давали покоя дурные предчувствия. Бог предупреждал его о скорпионе? Или о чем-то другом? Гилас выполз из-под навеса, когда небо посерело и задул прохладный северный ветер. Мальчик с трудом держался на ногах, но по крайней мере он сумел встать. Великая Зеленая осталась позади. Мимо них скользили речные берега, туманные льняные поля, дома из кирпича-сырца, хозяева которых спали на плоских крышах, чтобы спастись от жары, а вдалеке пролегла тихая, мертвая пустыня. Тут Гиласу пришло в голову, что он уже плыл ночью по Реке два лета назад, после того как на них с Исси напали Вороны. Тогда Гилас надеялся, что разыщет сестренку через каких-нибудь несколько дней. А теперь его занесло на самый край света. Кем спал, положив голову на моток веревки. У него за спиной храпели братья Итинеба. Эхо сидела на мачте, спрятав голову под крыло. Ветер раздувал парус. И он, и вся лодка сделаны из папируса: каркас, навес, оснастка. Деревянные здесь только весла и мачта. В этой стране камыша деревья драгоценны. Осторожно переступая через спящих, Разбойница направилась к Гиласу. Львица как будто привыкла к жаре, но ей не давал покоя гнус, и вообще на лодке ей не нравилось: ее постоянно тошнило. Иногда Разбойница выбегала по воде на берег и исчезала, но каждый раз возвращалась, прежде чем они уплывали. Львица потерлась головой о бедро Гиласа, а мальчик почесал ее за ушами. На душе сразу стало веселее. Итинеб сидел на корме, придерживая культей руль. – Дочь Солнца приносит нам удачу, – произнес он и поклонился Разбойнице. – Если ветер и дальше будет попутным, на веслах идти не придется. – Далеко еще до Па-Собек? – спросил Гилас. Итинеб пожал плечами: