– Главное, чтобы ветер не ослаб. Тогда приплывем через несколько дней. А иначе сильно задержимся. «В любом случае нам под этим навесом сидеть еще долго», – подумал Гилас. Но пусть Пирре эту неприятную новость сообщает кто-нибудь другой. – Ну как, сил у тебя прибавилось? – спросил Итинеб. – Вроде. Только глаза сухие и все время чихаю. Итинеб улыбнулся: – Сейчас же конец Шему, Сезона Засухи. Мы его зовем сезоном заложенных носов. Но для того чтобы плыть вверх по Реке, лучше времени не найдешь. Течение слабое, ветер сильный, а люди заняты урожаем – на иноземцев глазеть некогда. Гилас боялся, что им трудно будет оставаться незамеченными, но мальчик зря тревожился. Жена Итинеба дала ему египетскую юбку и длинный отрез льна, чтобы намотать на голову и спрятать светлые волосы. Пирре она выстригла челку. Внешность Кема менять не стали: рабов никто не замечает. А тем, кто спрашивал про Разбойницу, Итинеб отвечал, что собирается преподнести ее в дар Храму Па-Собек. Вдалеке раздался львиный рев. Разбойница навострила уши и протяжно заурчала. Конечно же, она хотела ответить тем же, но реветь Разбойница не умеет. – Это храмовые львы из Най-Та-Хут, – пояснил Итинеб. – У вас в храмах держат львов? Неужели их в жертву приносят? – Нет, конечно! Жрецы поют для них, кормят их отборным мясом, украшают драгоценностями. Когда лев умирает, его бальзамируют и хоронят в особой гробнице. В других храмах живут павианы, соколы… А выше по реке есть большое озеро. Там поселили крокодилов, чтобы оказать почтение Собеку. – Кто такой Собек? Итинеб боязливо оглянулся: – «Собек» значит «крокодил». Яростный. Тот, кто оставляет женщин вдовами. Но именно благодаря ему наши берега зеленеют. Он управляет Разливом Реки. – Значит, то место, куда мы плывем… «Па-Собек» означает… – Да, «место крокодила». Гилас не на шутку встревожился. Он-то рассчитывал, что крокодилы остались позади, в Великой Зеленой! – Вот, ешь. Итинеб указал на треугольную буханку хлеба и кувшин с горьким красным пивом. Гилас старался привыкнуть к египетской еде. Ему пришлись по вкусу сладкие тягучие финики, но зеленый овощ под названием «огурец» мальчику совсем не понравился. Даже знакомая еда здесь не похожа сама на себя. Пирра поклялась, что больше к нуту не притронется: египтяне называют его «херу бик» – «соколиные глаза». А еще Пирра очень удивилась, узнав, что египтяне делают сыр из козьего молока – ведь Усерреф считает коз нечистыми! Когда девочка сказала об этом Итинебу, тот рассмеялся: «Видно, ваш Усерреф побогаче меня! Для бедняка козы куда как чисты!» Тут лодка преодолела поворот, и Итинеб воскликнул: – А вот и Утеру-аа! Его братья проснулись и бросили за борт подношение – ячмень. А потом все трое встали на колени и прочли молитву. Солнце взошло, и в мерцающем воздухе Великая Река сверкала голубизной. Тут и там мелькали водоплавающие птицы и белоснежные цапли. Вдоль берегов покачивался зеленый папирус, тут и там виднелись развесистые верхушки финиковых пальм, а за ними раскинулись золотистые поля, деревни со жмущимися друг к другу домами и холмы цвета львиной шерсти. – Утеру-аа, – повторил Итинеб. На глаза навернулись слезы. – Только взгляни, какая красота! Гилас не ответил. Вид и впрямь красивый, но в этот момент он особенно ощутил, что в Египте для него все чужое: невиданные звери, неизвестные боги. А теперь еще эта огромная, таинственная Река. Нет, Гиласу здесь не место. Как бы поскорее вернуться домой? Тем временем проснулась Пирра. По ее лицу мальчик понял, что она испытывает те же чувства. Пирра указала на холмы на восточном берегу. – Это что, гробницы? Итинеб кивнул: – Дома Вечности. Восточный Берег для живых, а Западный – для мертвых. – Тогда откуда там поля и деревни? – спросил Гилас. – А как же иначе? Нужны люди, чтобы копать гробницы, мастерить гробы, ткать погребальные пелены, и всем им надо как-то жить. – Итинеб вдохнул болотный воздух полной грудью и улыбнулся. – Все начинается с Реки, ею же все и заканчивается. Когда мы рождаемся на свет, нас окунают в ее воды. Река дает нам глину, чтобы строить дома, рыбу, чтобы есть, лен для одежды, папирус для лодок. Благодаря ей нам легко путешествовать из одного места в другое: на север – по течению, на юг – с ветром. А если знать все течения и отмели, на другой берег переправиться тоже нетрудно. И наконец, когда мы умираем, здесь происходит наше последнее омовение, а затем мы покоимся в гробнице, покрытой слоем речной глины. – Итинеб взглянул на Гиласа. – Разве в ваших краях нет реки? – Есть, и даже несколько, но на вашу ни одна не похожа. – Говорят, у вас есть целые холмы, заросшие деревьями. – Да, это называется «леса». Итинеб взглянул на Гиласа недоверчиво, будто подумал, что тот его разыгрывает. – Какие деревья у вас растут? Финиковые пальмы? – Пальм у нас нет. Есть сосны, дубы и ели. – Нет финиковых пальм? – Итинеб сочувственно покачал головой. – Моему брату у вас бы не понравилось. – Зато летом у нас много цветов. – Гиласа охватила острая тоска по дому. – И дожди идут. Это когда вода с неба капает. А зимой холодает и все вокруг становится белым и пушистым, потому что выпадает снег. Итинеб рассмеялся: – Ну уж это ты точно сочиняешь! Пирра проснулась от яркого солнечного света и гула многочисленных голосов. На один страшный момент она решила, что снова очутилась на Кефтиу. Но потом Пирра заметила Гиласа. Мальчик выглядывал из-под навеса. По его напряженной спине девочка поняла: он что-то рассматривает на берегу. – Гилас, не загораживай обзор… – Голос Итинеба зазвучал тише: он кинулся к рулю. – Проплываем Инеб-Хедж! В первый момент Пирра разглядела только круживших над головой воронов. Девочка сразу подумала про Теламона и Алекто и вздрогнула. А потом она увидела город на Восточном Берегу, и у Пирры захватило дух. Даже Дом Богини по сравнению с ним маленький и скромный! Как завороженная, Пирра разглядывала высокие каменные стены и колонны с капителями в виде цветов лотоса. Повсюду целые толпы людей: мужчины грузят в запряженные волами повозки арбузы, связки кунжутных стеблей и мотки льняной пряжи, женщины держат за ноги хлопающих крыльями водоплавающих птиц. А сколько здесь лодок! На причале мужчины перетаскивают на борт огромного деревянного грузового корабля массивные каменные блоки. Рядом – витиевато разрисованное судно с загнутым кверху носом; желтый навес на его палубе колышется на ветру. И повсюду кишат мелкие суденышки: лодки, плоскодонки, каноэ. Все они ловко снуют по Реке: кто плывет вверх по течению, кто вниз, кто на другой берег. Гилас коснулся руки Пирры и указал на запад. – Зачем египтяне строят такие сооружения? – хрипло спросил мальчик. Вдалеке Пирра разглядела три громадные горы, вздымавшиеся над пустыней. Их треугольные стены невероятно прямые, а гладкие бока сверкают яркими красками: тут и красный, и желтый, и зеленый, и синий. Взмывающие ввысь золотые пики пронзают небо. – Это Мер, – вполголоса произнес Кем. – Места Восхождения. Предки Перао построили их давным-давно, чтобы подняться на небеса и стать богами. Пирра уставилась на гигантские каменные гробницы и ощутила, как сила этой земли сжимает ее сердце, будто крепкий кулак. И вся эта мощь на стороне Воронов. И как же им с Гиласом устоять против такой громады? Вернувшись под навес, Пирра достала свой амулет. Глаз Херу сделан из тяжелой бронзы. Верхнее веко – из красной яшмы, радужная оболочка и бровь – из синей ляпис-лазури, из этого же минерала выполнен знак сокола – похожая на слезу широкая линия, идущая от нижнего века. Много лет назад этот амулет одолжил Усеррефу старший брат. Они тогда были мальчишками, и их семья отправилась в паломничество в Инеб-Хедж. «Даю только до завтра, смотри не потеряй!» – предупредил Небетку. Но в этот день Усерреф отбился от своих и его схватили работорговцы. Он много лет мучился чувством вины из-за того, что не вернул уаджет. Пирра лежала, сжимая в кулаке амулет, и слушала резкие крики воронов. Она представила, как Теламон и Алекто легко скользят вверх по Реке на своем черном корабле. Сердце сжалось от страха. Шли дни и ночи, а ветер все нес их на юг. Они проплыли мимо Уасет, бьющегося сердца Египта. Этот город оказался даже больше, чем Инеб-Хедж. А еще они видели бесчисленное множество храмов: Абеджу, Добд, Некхен – Город сокола… Наконец Река сузилась и стала неспокойной. Итинеб с братьями глядели в оба, чтобы лодка не налетела на камни или песчаную отмель, где нежились крокодилы. Деревни попадались реже. С обеих сторон высились скалы. Кем жадно глядел по сторонам. – Моя страна совсем близко. Скоро уйду, пересеку пустыню… Гилас сразу загрустил. Он уже успел привязаться к Кему. – Что будешь делать, когда вернешься на родину? – Найду свою деревню и родных, а потом докажу, что я смелый. Гилас вспомнил, в чем заключается обряд посвящения в мужчины: украсть оружие у египетского воина. – Этим и сейчас заняться можно, раз уж мы здесь, – предложил Гилас. – Потихоньку улизнем на берег. Я ловко ворую. Кем опешил, потом рассмеялся и хлопнул Гиласа по плечу: – Ты хороший друг, но у нас так нельзя. Я должен добыть оружие сам, а мужчины из племени будут за мной наблюдать, чтобы я не мухлевал.