Часть 114 из 130 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но на следующий день автомобиль Людмилы снова поджидал его. Сама она стояла рядом. «Уже лучше», – про себя отметил Глеб. Но всё равно он ещё заставит её унижаться перед ним, прежде чем согласится на разговор.
– Глеб, – она подбежала к его машине, – пожалуйста!
– Вы вынуждаете меня отсюда переехать. Отойдите от машины.
Глеб дёрнул автомобиль, и Людмила отскочила. А дома снова эксплуатировал беговую дорожку.
– Глеб, что с тобой? – Диана вошла в домашний спортзал. – Разве можно столько бегать?
Но Глеб только отмахнулся и увеличил темп.
А через несколько дней, рано утром, в дверь позвонили. Держа чашку кофе в руках, Глеб открыл дверь. На пороге стояла мать Маргариты.
– Чёрт, как вы сюда прошли? – спросил Глеб.
– Обманным путём.
– Что вы хотите от меня?
– Поговорить, просто поговорить.
Глеб машинально посмотрел наверх. Диана ещё спала.
– Ладно, только быстро. Проходите в столовую.
– Спасибо.
Диана услышала звонок в дверь, и решила спуститься, посмотреть, кто пришёл. Накинув халат, она вышла на лестницу. Она услышала голоса из столовой, один голос был женский. Диана хотела уже зайти, но вдруг услышала, как Глеб сказал:
– Что вы меня преследуете? Мы с Маргаритой расстались.
Первым порывом Дианы было уйти обратно, в комнату, но женское любопытство победило гордость, и она, притаившись, осталась в холле.
– Глеб, я тут ездила к ней в Париж. Мы с ней много о чём поговорили, она мне многое рассказала. В общем, она очень жалеет, что наговорила тебе, жалеет о том, что оборвала ваши отношения. Она очень страдает.
Глеб откинулся на спинку стула, и глаза его злобно сверкнули. Так вот оно в чём дело. Страдает, значит? Отлично, дождался! Ну, сейчас он им всем покажет, кто такой Волков Глеб, и какой он может быть сволочью, когда дело касается его «я».
– Она, бедная, похудела, стала хуже учиться, её ничто не радует. Она очень хочет, чтобы ты простил её.
– Что ж она мне сама не звонит, а присылает своего парламентёра?
– Она боялась, что ты не простишь её, и она в порыве стёрла твой номер телефона.
– Правильно боится. И не прощу.
– Но мне казалось, что ты любил её. Там, в Италии вы были такие счастливые.
– Всё в прошлом, она сама всё разрушила. Я ей предлагал быть вместе и дальше, но ей же нужен английский лорд. А я, извините, со своим сомнительным происхождением в её амбициозные планы не вписался.
– Она жалеет, она страдает, корит себя. Я видела, что ты живёшь не один, у тебя есть женщина, но просто позвони ей, скажи, что ты не сердишься на неё.
– Исключено.
– Она молоденькая, глупая, влюбилась первый раз, растерялась, сказала ерунду. Если ты будешь с ней, обещаю, что мы с отцом не будем вам докучать, у вас будет всё, что душе угодно, всё наше имущество и бизнес будет ваш.
– Людмила, вы в своём уме? Вы меня пытаетесь подкупить? Спасибо, у меня своего хватает.
Слёзы лились по щекам Людмилы.
– Сынок, спаси мою девочку, пожалуйста, ведь всё в твоих руках.
– То есть ради вашего спокойствия, я должен бросить свою женщину, которая любит меня таким, какой я есть, переступить своё самолюбие? Чтобы вы однажды мне кинули в лицо, что я сын – женщины с пониженной социальной ответственностью?
– Клянусь, я никогда…
– Вы, может, и нет, а она? Со своими амбициями и желанием иметь фамилию с приставками? Вот пусть и ищет себе лорда, барона, графа кого там ещё.
– Она обидела тебя, просто скажи, что ты не сердишься на неё. Она погибает. Я записала номер её телефона, позвони, пожалуйста.
– Хочет успокоить совесть? – оборвал её Глеб, и на её глазах скомкал листок, подбросил его, и тот упал за диван. – Оскорбив меня, гордо скрылась в дверях аэропорта, улетая в Париж, вот пусть там и остаётся. А я всё забыл, у меня новая жизнь, и не беспокойте меня больше.
Людмила вылетела из столовой, Диана едва успела спрятаться. Хотя вряд ли бы женщина её заметила, такое отчаяние и горе было написано на её лице. Пока Глеб не вышел, Диана на цыпочках покинула холл и пошла в спальню.
А Глеб прикурил сигарету и зло усмехнулся. Вот! Он совершил возмездие за свои страдания, за своё унижение, за свои искалеченные нервы, за то, что он три дня лежал на полу, задыхаясь от боли. Она всё получила сполна. Никто, никто не имеет право давать ему отставку и издеваться над ним. Пусть все вокруг хоть умрут от страданий, ему нет до этого дела. Он своё отстрадал, и больше ничто и никто не выбьет его из колеи.
Диана пришла в спальню и легла на кровать. То, что она сейчас услышала, было чудовищно. Конечно, она знала о том, что в характере Глеба присутствует жестокость, он не раз это демонстрировал. Но в этот раз Диане стало, действительно, страшно. Ведь он откровенно смеялся над чужим горем, и пусть Маргарита была её соперницей, но с людьми нельзя так обращаться. Ведь он ни словом не обмолвился, что женат, у него всё наладилось. Ведь скажи он это, мать Маргариты, сразу поняла бы бесполезность своей просьбы. Но он предпочёл смолчать об этом, позволить ей вывернуть свою душу наизнанку, унижаться перед ним, а затем нанёс удар так, чтобы было как можно больнее… мол, сами во всём виноваты, так что пеняйте на себя. Откуда в нём столько злобы? Всё пошло из детства? Наверное, под коркой залегли издевательства няньки, её побои, вот психика и нарушилась. Сможет ли он нормально жить, как всё это отразится в дальнейшем? И что ждёт её саму в будущем? Вскоре в спальню зашёл Глеб, и глаза его сверкали таким злым блеском, что Диана предпочла поскорее скрыться с его поля зрения. Впрочем, он скоро уехал на работу, и приехал совсем поздно.
– Ты идёшь спать? – спросила Дана.
– Я хочу немного выпить, – ответил он.
– Ты то бегаешь до изнеможения, то пьёшь.
– Мне у тебя надо спрашивать разрешение?
Диана предпочла молча уйти в спальню, Глеб такой злой сегодня, что лучше с ним не спорить. Пусть делает что хочет.
Глеб спустился в столовую и сел за барную стойку. Первый стакан виски он осушил залпом, затем налил себе ещё и прикурил сигарету. Значит, она мучается? Ну почему надо сначала наплевать в душу, а потом жалеть? Его обуяла злость, обида, как жестоко она кинула ему в лицо, что он – ничтожество. Ночью умирала в постели от наслаждения, шептала, что любит, плакала в машине, а потом, когда он надеялся на дальнейшие встречи, прихлопнула его, как комара, своими словами. А ведь он не на шутку влюбился в неё. Вихрем перед ним кружились воспоминания: летние ночи, страсть, романтика Италии, её смех, её стоны, её пылкая любовь, влажные глаза, густые непослушные локоны, губы, руки… О чёрт! Чёрт! Конечно, он ничего не забыл. Её невозможно забыть. И весь ил со дна взбаламученных вод всплыл на поверхность. Глеб обхватил голову руками и вспоминал. В первый раз после смерти Эллы кто-то смог в нём воспламенить чувства, он смог снова влюбиться, хотя думал, что уже не способен на это, и вот жизнь опять его круто обломала. Тогда вмешалась смерть, теперь амбиции. Зачем он опять думает о ней? Он ведь заглушил в себе всё это, переборол все чувства. У него есть Диана, и они решили всё начать сначала, и так хорошо всё шло.
Он и не заметил, что осушил половину бутылки и выкурил почти целую пачку сигарет. Надо что-то сделать. Глеб резко встал, отодвинул диван и достал листок с номером телефона. Развернув его, он снова сел за стойку. Всего несколько цифр… надо же, всего несколько обычных цифр могут всё изменить. Могут осчастливить одну девушку, принести несчастье другой, а его снова ввести в сомнения. Может просто позвонить, поговорить с ней? Ведь она страдает. Страдает… а могло всё сложиться по-другому, согласись она остаться, так что, кто виноват? Он был готов предложить ей и руку, и сердце, и жизнь, но она грубо отвергла его «ты не сопоставим с моими амбициями». Вот пусть и сидит теперь со своими амбициями, ищет себе лорда и фамилию с приставками. Как наяву, Глеб воссоздал её лицо, и увидел её плачущую, похудевшую. Что такое страдания он знает не понаслышке, и его главное несчастье было в том, что с потусторонним миром не свяжешься, как ни пытайся. А страдания Маргариты можно облегчить, он ведь жив. Глеб вспомнил период, когда умерла Элла. До мелочей припомнились чувства, которые он тогда испытал. Не дай бог никому. Чем он только не пытался заглушить боль… женщины, алкоголь, наркотики, самоубийства. А если вдруг Маргарита так же? Нет, нет, она такая прелестная, она должна, жить, учиться, и от смеха на её щеке должна появляться ямочка. Надо позвонить, поговорить с ней, успокоить. Глеб взял мобильный телефон, но набрав половину цифр, снова отбросил. Ни слёзы Маши, ни тем более Анны или какой-нибудь Оксаны не трогали его, влюбились, это их проблемы, он ничего не обещал. Маргарите тоже ничего не обещал, но почему тогда его давит груз ответственности за неё? Стоп, а Дана? Как быть с ней? Она была с ним в тяжелые минуты, она ждала, верила, любила. И сейчас пытается сделать всё, чтобы он был счастлив, терпит даже, когда он на ней срывается, как, например, сегодня. Она здесь, с ним, он женат на ней, и не имеет права снова сломать её и растоптать её чувства. Он обещал Диане, он всё для себя решил, и вот снова вынужден метаться. Глеб задал себе вопрос, если Маргарита сейчас попросит простить её, скажет, что приедет к нему, чтобы быть с ним, несмотря ни на что, как он поступит? Неужели бросит Диану и снова в омут головой? Глеб кинул взгляд в проём двери, нет, ни за что, он добился её, отбил у всех, а теперь жестоко бросит ради зеленоглазой вертушки? Нет, Глеб, хватит, всё, ты определился. А ей позвони, скажи, что не сердишься, успокой, и будет с неё. Глеб набрал номер.
– Алло, – услышал он.
Сердце дрогнуло, такой знакомый голос, ничуть не изменился.
– Алло, кто это? – прощебетала на французском языке Марго.
Он слишком долго молчит, надо что-то сказать.
– Привет, это я, – сказал Глеб по-французски.
– Кто я? – задрожал голос
– Ты меня не узнала? – всё также на французском языке спросил Глеб.
– Глеб? Глеб – это ты? – уже на русском языке спросила Маргарита и расплакалась.
– Ну не английский же лорд, им я не был и уж точно никогда не стану, – ответил Глеб, тоже переходя на русский.
– О боже, я не верю, мне надо столько тебе сказать, а у меня больше нет твоего телефона…, – Маргарита захлёбывалась в рыданиях.
– Лисичка, успокойся, номер отобразился? Теперь он у тебя есть
Услышав прозвище, которое он ей дал, она разрыдалась ещё громче.
– Прости меня, прости за всё.
– Малыш, ты слышишь меня? Прекрати плакать. Я позвонил своей весёлой маленькой девочке, а не слёзному водопаду.
Глеб говорил и говорил, запивая поток успокаивающих слов виски. И когда, наконец, на очередную его шутку она рассмеялась, он понял, что сделал правильный шаг, позвонив ей. Её смех стоил того.
Они проговорили до утра: один, выпивая виски за барной стойкой, вторая в кровати, замирая от счастья. Оказывается, так просто сделать кого-то чуточку счастливее…
С утра Диана нашла Глеба, спящего на диване в холле, а в столовой пустую бутылку из-под виски и кучу окурков. Но спрашивать ничего не стала, боясь услышать ответ. Неужели эта ветреная Маргарита встанет между ними? Только она понадеялась, что Глеб перебесился, оценил её и решил жить спокойной семейной жизнью. Неужели она потеряет его второй раз? Нет, дорогой, когда я вложила столько сил в нашу семейную жизнь, я просто так тебя не отпущу. Будешь изменять, отплачу тем же, решишь уйти к ней, так просто не уйдешь, я теперь не поеду на съемную квартиру с одним автомобилем, хватит над мной издеваться, слишком многим я пожертвовала. Диана всё больше злясь, убирала следы его вчерашних посиделок, случайно смахнув стакан, и тот с дребезгом разбился. Глеб, морщась от головной боли, проснулся. Давно он не позволял себе столько алкоголя, тем более на голодный желудок, поесть он вчера забыл.
– Что нехорошо? – убирая осколки, спросила Диана.
Он был весь мятый, ибо заснул не раздеваясь, глаза красные, с похмелья.
– Чего злишься, малышка?
– Да боюсь, как бы не попросил вторично развод. Ты же в разговорах с ней провёл ночь, да? Полгода спокойной жизни и снова.