– Могу сказать одно, это были самые токсичные отношения за всю мою жизнь. А о женитьбе речи и не шло. Ладно, поехали посидим где-нибудь, я тут читал об одном русском ресторане-клубе, поехали, посмотрим, что это такое. Очень хочется выпить. – Давай хотя бы заедем домой, я переоденусь. – Туда я ехать вообще не хочу, ладно сейчас переоденем тебя. Глеб припарковался у одного из шикарнейших бутиков Манхэттена. – Детка, сегодня твой день, выбирай, что хочешь. – Ты что? Мне заходить то туда страшно. – Считай это компенсацией за разговор с моей мамашей. Глеб почти силой затолкнул Диану в дверь, и отдал её в руки стилисту. Диана оробела, она никогда не была в дорогих магазинах, никогда у неё не было дорогих вещей, но, в конце концов, женское кокетство и тщеславие победило, фигура у неё была прекрасная и вещи на неё отлично садились. Стилист только языком щёлкала и говорила хвалебные оды. Она примеряла, вертелась перед зеркалом, посматривала на Глеба, а он пил шампанское и кокетничал с продавщицами. Диана выбрала наряд на вечер, остальные ей упаковали с собой. Стилист сделала ей прическу и подправила макияж. – Детка, у меня слов, я завидую сам себе. – Давайте мы вам покажем куртку и рубашку, чтобы вы были в одном стиле с вашей дамой, – предложила стилист. – Давай, заворачивай, берём всё. Глеб, не моргнув глазом, заплатил баснословные деньги, подхватил пакеты, и они покинули гостеприимный магазин. – Немного я набрала? Как будто в каком-то наркотическом опьянении, эта стилист ещё примерьте это, примерьте то… – Кому тут одеваться, как не тебе? Ты необыкновенная. Глеб взял её руку и поцеловал пальцы. – Поехали в ресторан, а то я за себя не ручаюсь. Перед входом в клуб, Глеб вытащил новую куртку, оторвал ярлыки и надел её. – Чтобы тебе соответствовать, – улыбнулся он. Диана так не веселилась уже давно. В клубе были почти одни соотечественники, и все вели себя так, как будто были давними знакомыми. Подсаживались друг к другу за столики, угощали, рассказывали веселые истории, глумились над американцами. Не было отбоя и от ухажёров, у Дианы от веселья и от вина сияли глаза и приятно кружилась голова. Глеб откровенно любовался ею, но поклонников не отваживал. А потом, как следует, выпив, поднялся на сцену и попросил у местного певца поиграть на синтезаторе. – Давай, жги! – закричали из зала. И Глеб действительно зажёг, зажёг так, что его уже не хотели отпускать со сцены. Местный певец грустно сидел за столиком, подперев голову рукой. А весь зал пел, ревел, танцевал вместе с Глебом. Его просили петь всем известные песни, а он только рад был выплеснуть криком накопленный стресс. Иногда он сходил со сцены, чтоб дать местному певцу отработать свой гонорар, и чтобы самому потанцевать, пообщаться. Его угощали выпивкой, женщины целовали, мужчины обнимали и жали руку, всё кружилось, вертелось в свете огней, хрусталя, бутылок, музыки… Под утро, Глеб уже с трудом держался на ногах. Усталость, смешение разных алкогольных напитков сделали своё дело. Диане помогли погрузить его в такси, но дальше ей предстояло справляться самой. Всю дорогу в такси он проспал у неё на груди, из машины кое-как вылез сам, но идти ему было сложно. Диана закинула руку Глеба на своё плечо, и так они дошли до квартиры. – Извини, дорогой, – сказал она ему, – домой я тебя доставила, дальше никак. Глеб споткнулся слегка навалился на неё, прижав к кирпичной стене. – Я так тебя хочу, я хочу тебя с той новогодней ночи, я схожу с ума от желания – прошептал он ей, и она почувствовала, как его губы заскользили по её шее. У неё подкашивались ноги, она тонула, чувствовала, что сейчас поддастся ему, но нет, надо выплыть, надо встряхнуться. Это ошибка, нельзя поддаваться искушению, они нетрезвы, потом будут жалеть. Диана мягко отстранилась. Глеб медленно сполз по стене на пол. – До спальни ты не дойдешь. Придется поспать тебе на кухне. Она подложила ему под голову подушку, накрыла пледом и ушла к себе в комнату. Утром Диана услышала в ванной плеск воды и подошла к двери: – Как ты? – Да как-то не очень, – хрипло ответил Глеб из-за двери, – сейчас отмокну и поеду, Елена желает мне что-то сказать. А где машина? – У ресторана осталась, я вызову тебе такси. – Я был очень отвратителен вчера? – спросил Глеб, когда уже вышел из ванной и Диана поставила перед ним кофе. – Всё нормально, со всеми бывает, хорошо повеселились. Пел ты отлично. Ты в музыкалке учился? – Это я умею. Да, вместе с Янкой. Так что тоже вполне могу, как и она, на сцене полуголым вертеться. – Вчера ты был одетым. – Это радует. У нас нет таблетки, чтоб голова на место встала? Давно я себе такого не позволял. И кстати, я надеюсь, к тебе не приставал? – Ты был не в состоянии. Глеб кивнул и затянулся сигаретой. А через день пришла весть о смерти Елены. – В чём дело? – спросил Глеб у врача, – Кризис прошел, она шла на поправку. – Мы ничего не понимаем, в крови обнаружена смертельная доза лекарственных препаратов, но мы не давали ей такое количество! Глеб вспомнил своё вчерашнее посещение Елены. Она плакала, просила прощения, прижимала его руки к своим впалым щекам. Она торопливо и много говорила, она рассказывала о себе, о мотивах, побудивших её вести такой образ жизни. Рассказ был долгий и невесёлый, слова перемешивались со слезами и бесконечными мольбами о прощении. Глеб не очень вникал в её слова, у него болела голова после вечеринки, он жаждал поскорее уйти и не слушать эту исповедь. Почему она решила именно в этот день покаяться, он не подумал, у него было одно желание, доехать до дома и лечь спать. Но она говорила несколько долгих, мучительных часов, пока так и не опуская его рук, не уснула. Сейчас Глеб ясно осознал, это было её прощание с ним. Но как она умудрилась наглотаться лекарств, ведь ей самой не встать с кровати? – Кто был у неё вчера из посетителей? – Только врачи и её супруг. Но он был совсем недолго. Джон убил её. Вернее, выполнил её просьбу, она сама захотела покончить с собой. Уже глубокой ночью, Глеб сидел у себя дома на кухне, он бесконечно курил и пил виски, заглушая прошедший день. Но не смотря ни на алкоголь, ни на никотин, дрожь не проходила. – Тебе плохо, Глеб? – неожиданно вошла на кухню Диана. – Ты переживаешь? Хотя глупый вопрос, конечно переживаешь. Диана присела рядом. – Не в этом дело, – резко ответил Глеб. – Я привык, что вокруг меня вечно какие-то трагедии. Просто всё пошло не так, как я планировал, последние дни всё перевернули. Я всю жизнь жил в ожидании мщения ей за своё детство. Диана вдруг ощутила всю боль мальчишки, у которого мать женщина лёгкого поведения и порноактриса, наверняка над ним издевались, обсуждали при нём прелести его матери, спрашивали, сколько будет стоить провести с ней часок. – Так трогательно, что ты оберегаешь репутацию своей матери, журналистом говоришь о ней только хорошее. – Чёрта с два! Плевать мне на её репутацию! – резко сказал Глеб. – Я оберегаю свою репутацию, и думаю только о себе. Все знают, что я сын шлюхи, но я хочу быть сыном шлюхи, которая хотя бы заботилась о своих детях. Я ненавидел свою мать, – Глеб с яростью затушил окурок, – она мне искалечила всю жизнь. – Но Глеб, раз ты так не любил свою маму, то почему всегда жил за её счёт? Я же так понимаю, ты никогда не работал, а при этом в тратах себя не ограничивал. – А почему я должен был себя ограничивать? Думаешь, моей матери деньги тяжело доставались? – Просто обычно, если с родителями не ладиться, дети пытаются жить самостоятельной жизнью, уходят из дома, сами зарабатывают, пробиваются в жизни. – Ну, если у этих детей было хотя бы нормальное детство, то почему бы и нет? А если человек с раннего возраста живёт самостоятельно и ещё больного брата на себе тянет, то, какого чёрта, я должен отказываться от того, что принадлежит мне по праву? Довольно глупо жить в относительном достатке, если твоя мать деньгам счёт потеряла. И, поверь мне, Елене было бы всё равно живу я гордо, но в бедности, или покупаю себе автомобили каждый день. Так объясни мне, почему я должен был отказываться от земных благ? Диана не нашлась что ответить, для неё это была какая-то странная философия, она привыкла жить и думать так, как думает большинство людей: не любишь родителей, тогда не живи за их счёт. Глеб же перевернул всё с ног на голову, и вроде тоже был прав. – А Володя? Он же любил её? – спросила она. – Володя – слабохарактерный идиот. Дана, он – дебил даже по документам. Что с него спрашивать? Он любит всех, кто ему скажет хоть одно ласковое слово. Мать пользовалась этим, а со мной этот номер не прошёл. – Но, Глеб, может, теперь, когда её нет, ты простил бы её? – Хорошо, что она умерла, она ведь стала полным инвалидом. Я просто не смог бы постоянно заботиться о ней, это выше моих сил. Я благодарен её супругу, что он дал ей эти таблетки, убившие её. Может я и сам поступил бы также, если бы она меня об этом попросила. – Ты говоришь ужасные вещи. Очень страшно это слушать. – Не хочешь слушать – тогда не спрашивай. Это я только на камеру такой добрый и благодарный. А в реальности ни доброты, ни благодарности, ни благородства во мне нет ни на грош. – Зачем ты мне это говоришь? – Предупреждаю, на всякий случай, – усмехнулся Глеб, – чтобы иллюзий не питала.