– Почему ты ничего не говорил? Я столько раз ставила тебе в упрёк, что ты меня не понимаешь, столько гадостей тебе говорила! – Но ты же не знала. Твои упрёки были вполне обоснованными. – Но почему ты ничего не говорил? Неужели бы ты и дальше молчал? – Не приучен жаловаться. На меня всю жизнь сыплются какие-то проклятия, обвинения, упрёки, одним больше, одним меньше. Не терзай себя, как видишь, я один во всё виноват. Бросил эту влюблённую дурочку, хоть она и терпела все мои измены, прощала, но всё равно мне надоела. Мне тогда было девятнадцать, я был звездой местного масштаба, денег полно, свободная квартира, хорошая машина, наглый, самоуверенный, стоило только поманить пальцем, и любая была бы моей. – А ещё внешность, голос, ты и сейчас такой же. Глеб болезненно поморщился. – Всё это пустое, Диана. Было весело, не спорю, вечеринки, клубы, песни под гитару, восторженные взгляды, успевали учиться, любить, всю ночь веселиться, а утром снова на учёбу, жар юности не повторим. А потом встретил её, а она мне, бац по морде, мол, ты кем себя вообразил? Ну я в атаку, и добился, Ирку прочь, да и остальных тоже. Ну и упивался счастьем, ничего не видел, а мне готовилась бомба замедленного действия. Почти полтора года какого-то сумасшествия, ничего не помню, чего делали, куда ходили, как проводили время… любил так, что снесло крышу. Глеб отвернулся, уставившись в тёмное окно. – Вы готовились к свадьбе? Глеб снова глотнул виски и глубоко затянулся сигаретой. – Свозил её в Париж, сделал там предложение, не потому что семью хотелось, а потому что дышать без неё не мог, жить вместе мы не жили, мать её была против, поэтому решили пожениться. Заранее договорились в ЗАГСе на 21 июля, лето, суббота, мне то всё равно было, я готов был хоть сию секунду расписаться, у меня цель одна была, чтобы не расставаться с ней, и чтоб мамашка её ненормальная не доставала нас. Но ей хотелось всё красиво. Надо было настоять на своём, расписались и жили бы вместе, а потом отпраздновали хоть летом, хоть весной. Но нет, я же делал всё, как хочет любимая женщина, и вот результат. Представляешь, – Глеб горько усмехнулся – я решил жениться, жениться в двадцать лет, раньше, чем все мои приятели, я, у которого баб было не счесть. И вдруг свадьба, любовь до гроба. Максималист… Но, я, правда, любил её. Развлекался, развлекался, и тут стоп, приехали. И дня не было, чтоб не виделись хоть на полчаса, хоть на пять минут почти полтора года какой-то идиллии, утопического счастья. – А что случилось, она погибла? – Что случилось? А случилось то, её мать не разрешала мне провожать её после наших свиданий, увидит, что я подвожу на машине или провожаю, и давай с ремнём на свою дочку, Элла боялась, врала, что давно меня забыла. Чем уж не устроил, не знаю. Меня вообще старшее поколение не жалует, вот увидишь, твоя мать, если познакомимся, тоже будет не в восторге. А итог всему этому, что трое подонков нападают на мою девочку в подъезде собственного дома, когда она идёт к маме, чтобы признаться, что выходит за меня замуж. Идёт мириться, несёт маме подарки, а мне запрещает идти с ней, а на завтра она должна переехать ко мне навсегда. Мы ждём этого дня. Она умоляет меня уехать в этот вечер, я сажусь в машину, уезжаю, на сердце неспокойно, но малышка так просила меня оставить их с мамой вдвоём. Приезжаю домой, не могу дозвониться, в итоге, звоню её матери, а Эллы нет. А её в это в это время насилуют и убивают… Лечу обратно, и успеваю только на последний её вздох, на последнее «люблю», умирает у меня на руках, вся истерзанная, – Глеб судорожно всхлипнул и потянулся к пачке сигарет, – чёрт, пять лет я пытаюсь прийти в норму, пять долгих грёбаных лет, и только кажется, ну вроде ничего, отдышался, и вот опять… Глеб запустил стакан в стену, и он с грохотом разлетелся. Глеб схватил бутылку и хлебнул прямо из горла и сразу же закурил. – Пять лет я думал, ну бывает, ужасное стечение обстоятельств, трое подвыпивших подонков, подвернулась им Элла, ни в ту минуту, ни в том месте оказалась. Я отомстил им, они поплатились, гореть им в аду, а оказывается, всё было подстроено, и не тогда, так чуть позже, в другом, может, месте, в другое время они всё равно бы поиздевались над ней. У неё просто не было шансов. А виноват во всём этом я один, это меня надо было убить, убить, потому что, я в девятнадцать лет развлекался с этой сучкой, и для неё эта была любовь, а для меня очередная девка, с которой можно было провести время. – Было какое-то следствие по делу? А мать её что? – Мать её ко мне: Глеб, как так? Единственная дочка. Но мне, знаешь, не до её слёз и раскаяний было, своих переживаний хватало. Я, у которого было всё, вдруг лишился самого ценного подарка жизни. Как жить дальше представления не было, попытался разбиться на машине в день её похорон, не вышло, машина и друзья спасли. Больница, амнезия, восстановление и туман… Наркота, забвение, полгода и меня нет. Подонков поймали, осудили, я им устроил в тюрьме весёлую жизнь, а оказывается не их надо было наказывать. Идиот, я же видел, что Ирка живёт в соседней квартире, там есть такой придурковатый сосед, вечно в друзья мне набивался и на моих баб пялился, вот она его и использовала, чтобы следить за нами. Глеб снова хлебнул из горла. – В общем, следователь душевным человеком оказался, содействие мне оказал, наказали мы их жёстко. Но мне это не помогло, ни хрена легче не стало. Вот ты, женщина, гораздо лучше справляешься с потерей мужа, чем я тогда. Я измерял тоску стаканами алкоголя, уколами и кокаином, а 21 июля вскрыл вены, чем причинил тебе такое горе. Вот и вся моя история. Ты говоришь, что я сильный человек. Нет. Сильный человек не позволил себе такое. – Твоя сила не в этом, твоя сила в том, что ты всё переживёшь, ты вновь поднимешь голову и кнут, чтобы властвовать над всеми. – Я тоже думал, что пережил, отлегло, отпустило. Катастрофа перевернула всё, я пожил другой жизнью, начал всё заново, избавился от наркозависимости, оделся в броню. И вот опять, вновь открывшиеся обстоятельства разбивают всю мою новую жизнь к чертям собачьим. Я устал, я вымотан, я больше не могу, эти думы, эти воспоминания, они убивают меня… Глеб накинул капюшон спортивной кенгурушки, как будто отгораживаясь от всего, и уронил голову на стол. – Можно посмотреть фотографию? – тихо спросила Диана. Глеб, не поднимая головы, подвинул фото к ней. Диана поднесла фото ближе к свече. Глеб обнимал девушку сзади, и они, стоя в воде, беззаботно смеялись, молодые, красивые, счастливые, не ведавшие, что скоро её не станет, а он чуть с ума не сойдет от горя… Диана заметила, что Глеб, не поднимая головы, пристально за ней наблюдает. – Вы такие счастливые, мы с Даниилом тоже были счастливы. Нервы Дианы не выдержали и по щекам покатились слёзы. Она оплакивала молодых, ушедших так рано, людей, своё разрушенное семейное счастье, трагедию Глеба, свои ранее высказанные несправедливые обвинения. А Глеб, в той же позе, лежа головой на столе, молча смотрел на неё, даже не делая попытки успокоить, он давал ей возможность выплакаться. Наконец он поднял голову, скинул капюшон. – Что ж, давай помянем. Будем надеяться, что есть рай, и они там… Моя Элла в свадебном платье, в котором её хоронили, и твой супруг, бесконечно любивший тебя. Сколько вы были женаты? – Три года, – вытирая глаза, сказала Диана, – вышла замуж сразу после школы, первая любовь, и всё так удачно складывалось. Ребёнка вот только родить не смогла, не получалось, но мы были так молоды, казалось, всё впереди, всё успеем. Глеб взял её голову в свои руки, и она увидел его глаза совсем рядом, больные, воспаленные, сочувствующие и всё понимающие. Он провёл большим пальцем по её губам и поцеловал её в самый уголок рта. – У тебя всё будет хорошо, – прошептал он. У Дианы кружилась голова, она ничего не ела целый день, а к вину не привыкла, пила она мало и редко, а тут выпила половину бутылки. Мир вокруг вертелся в странном танце, и она, чтоб не упасть, прижалась к плечу Глеба, ощущая лёгкие прикосновения к волосам, и ей так хотелось, чтоб он не отпускал её. – Ты совсем расстроилась, пойдем, я уложу тебя. – Не уходи, – прошептала она, когда он довёл её до кровати, помог ей лечь и накрыл одеялом. Глеб лёг рядом в одежде, поверх покрывала, просто оставаться по одиночке им сейчас было страшно… Когда Диана проснулась, вместо Глеба на кровати лежал огромный букет роз. Она с трудом встала, похмелье давало о себе знать, и прошла в столовую, Глеб снова сидел в своём уголке с сигаретой и кофе. – Цветы великолепны, – сказала она, чтобы хоть как-то начать разговор. – Ты их заслуживаешь, как никто. – Давай ка я приготовлю нам завтрак. Глеб кивнул. – Давай, и я поеду – Куда ты? Ты не выспался, сегодня воскресенье. – Надо снять квартиру этому придурку, договориться с сиделкой, перевезти его. А то у него ума хватает только пакостить и Ирину защищать. Надо найти ещё телефон следователя, не оставлять же это дело просто так. Диана, брось уборку, – сказал Глеб, увидев, что она стала убирать осколки, – я вызвал Татьяну, она через час придёт, всё уберёт. – Я всё думаю, как Володя мог так поступить? Как он смог всё скомбинировать? – отбрасывая щётку, спросила Диана. – Я тебе говорил, он не настолько болен, как кажется. Пусть он не самый талантливый парень в мире, но себя содержать он бы смог. Скорее он привык чувствовать себя больным, мать ему это внушила. А ему даже официальный опекун не нужен, он, в принципе, обычный человек только с немного пониженным IQ. Так что периодически у него что-то вызревает в голове, а еще и Ирина ему на мозг капала. Внушаемость и доверчивость – это его основные черты, но тут уж я бессилен. Пусть поживёт один, вдруг это пойдет ему на пользу, и он станет самостоятельнее? А его содержание придется мне взять на себя, работать он точно никогда не пожелает. Спасибо за кофе, поеду я, а ещё, пожалуй, заеду на кладбище, неспокойно мне что-то. – Возьми меня с собой! Мы столько вчера вспоминали, и я бы хотела тоже! Глеб кивнул: – Поехали, нам двоим сейчас это необходимо. Они заехали в цветочный магазин, купили белые лилии для Эллы, и красные, почти чёрные розы для Даниила. За окнами проплывал унылый осенний пейзаж, Глеб вёл машину спокойно, не в своей манере, часто курил и молчал, Диана смотрела в окно и вдыхала аромат цветов, предназначенных дарить свою красоту тем, кого уже нет. Подъезжая к кладбищу, вдруг неожиданно выглянуло солнце, и осенняя листва вспыхнула яркими красками. Припарковавшись, Глеб помог выйти Диане из машины, взяв цветы, она спросила: – Я могу дойти с тобой до Эллы? А потом пойду к Данечке. Глеб молча кивнул. Они дошли до белого мраморного памятника, Диана принесла воды, наполнила вазон, и поставила лилии. Глеб не делал попытки ей помочь, он стоял, держа руки в карманах, опустив плечи и голову, у рта была горькая складка, а между бровей морщинка. Диана физически почувствовала, как ему плохо и больно, а теперь ещё примешивалось чувство, что он виноват в гибели любимой девушки. Какая же она красавица на фотографии, и девятнадцать лет, всего девятнадцать… – Я пошла, ты знаешь, где меня искать, – Диана нежно дотронулась до его руки, он слегка кивнул и продолжил стоять в той же позе. Когда Глеб очнулся от своих дум и воспоминаний, когда перестал мысленно просить прощения у своей девочки, Дианы рядом уже не было. Глеб оглянулся, что она сказала? Пойдет к Дэну? Тут у неё ещё какая-то родственница, бабушка Дэна что ли. И тут Глеба покачнуло. Он вспомнил летний июньский солнечный день и счастливую молодую пару у выхода с кладбища. Сквозь туман, дым, он попытался восстановить картину увиденного несколько лет назад. Это же были Даниил и Диана, а с ними Марина. Как раз в начале лета годовщина у матери Марины, и они приехали сюда. Это их он видел обнимающихся, счастливых, своего брата по отцу (вот почему ему показалось, что парень похож на него) и Диану (а он то всё припоминал, где он мог её видеть). Он злился на них, чёрная зависть сжимала ему сердце. В нервном состоянии, в котором от пребывал тогда, он мысленно желал им такого же несчастья, как у него, в тогдашнем состоянии посленаркотической ломки он хотел, чтобы все вокруг были несчастны, изливался желчью, злобой. И через полтора месяца эту счастливую семейную пару постигнет та же участь, что и его, только наоборот. Она жива, а парень погибнет, и он станет виновником его гибели. Гибели своего собственного брата, нормально парня, не умственно отсталого, как Вовка, а он сам будет жить с его вдовой. Никогда, никому Глеб в здравом уме не пожелал бы такой участи, как он мог? Очередная насмешка судьбы, его пожелания сбылись, и он был к этому причастен. Кругом он виноват: Эллочка, Даня, Диана. Но ни Эллочку, ни Даню не вернуть, а Диана может быть ещё счастливой, надо найти её, и успокоить. Придя на могилу мужа, Диана поставила цветы, присела на краешек и прижалась лбом к камню, кружили воспоминания, слёзы лились из глаз, она ничего не видела и не слышала вокруг, она совсем замёрзла, но ей было всё равно, ей хотелось умереть прямо здесь, на могиле супруга. Казалось, так недавно они вместе ездили на это кладбище к бабушке Даниила, отдавая дань памяти, а теперь и Даня лежит здесь же. Как ей жить дальше? Но вдруг её обняли сзади, распахнули свою куртку и прижали к себе крепко-крепко. – Ну всё-всё, детка, всё… Диана развернулась, прижалась лицом к шее Глеба, он накрыл её своей курткой, обнимал и нежно перебирал волосы, и ей становилось так тепло и спокойно, и так хорошо, хоть бы он не отпускал её никогда. Они долго сидели так, пока не начал накрапывать дождь. Тогда он приподнял её лицо, оттёр слёзы. – Прости, что я…, – начала она. – Я тоже, – прервал её Глеб. Она увидела его глаза, прозрачные внимательные и сочувствующие глаза совсем близко и потянулась к нему, а он прижался к её губам нежным долгим поцелуем, и этот бесконечный поцелуй без капли страсти подействовал лучше любого успокоительного средства. – Ты совсем замёрзла, пойдём в машину. Глеб помог ей подняться, приобнял её, и так, в обнимку, они вышли с кладбища. Он открыл дверцу пассажирского сидения, но прежде чем сесть, она еще раз обняла его. – Спасибо тебе. Он поцеловал её в уголок губ, подмигнул и улыбнулся горькой улыбкой. Глеб остановился у кофейни, взял в бумажных стаканчиках Диане капучино, себе чёрный кофе, ещё какую-то выпечку, всю обратную дорогу они молчали и пили кофе, к еде так и не притронулись Высадив Диану у дома, Глеб уехал разбираться с Вовкиными делами, а Диана поднялась домой и легла в кровать. Она слышала, как поздно вечером вернулся Глеб, как тихо зашумел душ, если бы он сейчас зашёл к ней, она попросила бы его остаться здесь, с ней, навсегда, но он не пришёл. Глава 31. Исцеление Последующие дни Глеб занимался устройством Вовки, снял квартиру, помог собрать и перевезти вещи перевёл на его счёт деньги, пусть живёт самостоятельно, договорился с сиделкой, чтоб она за ним присматривала. Вовка плакал, цеплялся за брата, но всё было бесполезно. Когда двери закрылись за Володей навсегда, Глеб нанял людей на ремонт комнаты брата, затем на генеральную уборку, чтобы даже запаха Володи в квартире не осталось. К следователю Глеб тоже съездил, то очень ему обрадовался, он то слышал, что Глеб погиб, но в силу своей профессии он уже ничему не удивился. Глеб пригласил его на обед и за рюмкой коньяка поведал свою историю и то, что о чём узнал в последние дни.