Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
ЧЕЛОВЕК НА РЕКЕ За околицей гуляло море. Бабкин посмотрел направо, налево — везде вода. Берегом не пробиться — нет берега, по нему плывут дальние грязные льдины. Бабкин повернул к дуплистой ветле. Тупорылый трактор не трясло, как обычно по сухой дороге, не гремели новенькие гусеницы — выстилались по дну мягко, будто по маслу. Близко под фарами плескалась река, а сзади, за прицепленными санями, словно за кормой корабля, разбегались пенные волны. Бабкин, раскрыв дверцу, высунулся навстречу ветру. Узкие его глаза стали совсем щелками — острыми да зоркими. Только бы не попалась яма! Не влететь бы, не ухнуть куда. Вот наконец и корявая ветла. Под ней широко ходит мутная вода. На ветках, надрывая простуженные глотки, бедуют грачи. Птицы забросили только что начатые гнезда, сквозь их редкие прутья густо просачивается заря. Бабкин с натугой втащил трактор на скользкий бугор. Остановился перевести дух. Как далеко все видно отсюда! Вон заводские трубы на том берегу, поселок на круче и самый высокий дом в нем, зеленый под красной крышей, — магазин. От магазина бежит вниз, к реке, человек. Ни лица, ни одежды не различить, только очень заметна рыжая его голова. Человек подбежал к воде, вскочил на плот ли, на ворота — поплыл, орудуя огрызком доски вместо весла. — Ого! — удивился Бабкин и выскочил из кабины. Человек плыл. Посудина плясала под ним на хлесткой волне, норовя каждую минуту перевернуться. Вместе с ней вниз и вверх и из стороны в сторону качался человек с рыжей головой. Бабкин замахал ему рукой: — Эй, давай сюда! Незнакомец, неумело и размашисто ковыряя доской воду, подгонял посудину к высокому берегу. Здесь стиснутая крутояром река не успела дотянуться до поля и сердито неслась по стремнине, словно дикая кобылица, оставляя на ивняке клочья белой гривы. Бабкин, скользя, побежал к кустам, возле которых лихо закручивались щепки и пена. — Ничего! — показал веселые зубы незнакомец. — Я сам! Он еще пуще налег на доску и поджал ненадежный плот к берегу. Бабкин все еще стоял, протягивая навстречу руку. — С приездом! — сказал сам себе человек, пробиваясь сквозь кусты. Плотик застрял, накренился, и кудлатый парень съехал с него по колено в воду. — Ух ты! А я галоши не надел! — закричал он, хватая наконец руку Бабкина. Зачавкало. Бабкин выволок незнакомца на сухое. Парень тяжело дышал. Телогрейка и рубаха на нем были распахнуты до пояса, обнажилась широкая грудь. У незнакомца были разбойные рыжие глаза, лихо клубился над распаренным лбом завидный чуб, нахального огневого цвета. Где-то уже встречал Бабкин этого человека, но где? Другой бы спросил, а Бабкин не любопытен. Он только сердито осмотрел парня с ног до головы: — Мокрый небось? Иди в кабину! — Ага! — отозвался незнакомец, залезая в трактор. — Мне на ферму надо, — сказал Бабкин, забираясь следом. Незнакомец беспечно откликнулся: — А мне все равно куда! Он поерзал, усаживаясь поудобней, и вдруг схватился за рычаги: — Слушай, дай я врежу! Я ведь сам механик, все могу! Бабкин отодвинул руку механика, спихнул с педали чужой сапог и двинул милый трактор бережно, как вазу по столу. Механик снова заерзал, наклонился к Бабкину: — Еле успел! Перед самым закрытием! А купил что хотел! Бабкин молчал. Механик, привалясь к спинке, недовольно поглядывал на него. Он еще не успокоился, ему нужно разговорами облегчить душу, остыть. — Хорошая у тебя машина, — снова наклонился он к Бабкину. Но тому не до пустопорожних разговоров. Он весь устремился вперед, с напряжением глядит в темную воду, выискивая путь на ощупь, гусеницами. Вот гусеницы попали в наезженную колею, сразу стало легче рукам. Бабкин повеселел. «Хорошая ты моя лошадка, добрая», — ласково подумал он.
Механик закопошился в кармане, и по кабине сквозь душок солярки прошел вдруг незнакомый Бабкину веселый светлый запах. — Во! — показал механик красную коробку. — Духи! Ее любимые. Еле успел захватить. Перед самым закрытием. Трактор тряхнуло, Бабкин стиснул рычаги. Губы его сжались в круглый комочек, глаза сузились. Навстречу, точно с такими же санями на прицепе, выплыл другой трактор. В санях тесно друг к другу стояли телята. — Эй, Бабкин! — высовываясь, закричал водитель. — Дай солярочки! Они остановились. Бабкин вытащил резиновый шланг, опустил его в свой бак, пососал губами. Пока горючее текло в ведерко, Бабкин тихо спросил, кивая на сидящего в кабине механика: — Что за гусь? — У-у! — раскатился в улыбке тракторист. — Лихой парень! На все руки от скуки! Орел. Заводской. — A-а, — вспомнил Бабкин. — Знаю: шефы они, соломорезку делали. — Точно! — высунулся механик. — Это мы. Мы много тут всего понаделали. — Нос его поморщился, снова блеснули молодые зубы. — А ты, значит, Бабкин? У которого тетка?.. — Которая возле конторы висит! — охотно подхватил тракторист. — Которая… Бабкин быстро повернулся к нему — тракторист поперхнулся и полез к себе в кабину. Бабкин снизу вверх темновато посмотрел на веселого механика. — Вылезай! — еле ворочая челюстями, выдавил он. Механик заглянул в его непонятные глаза и, смахнув улыбку, шустро полез из кабины. — Стой, друг, погоди! — закричал он, бросаясь за гружеными санями. — Меня захвати! Он вскарабкался в другой трактор, а Бабкин, чувствуя за спиной насмешливые взгляды, глубоко вздохнул, поправил шапку и поехал дальше. ЛЕШАЧИХА Длинная климовская ферма, старая, деревянная, с замшелой крышей, одиноко стояла на малом пригорке. Над нею и за нею было только небо, розовое, густое. Возле фермы ходили люди, черные по розовому. Четко отпечатывался человек в шапке, телогрейке, на деревянной ноге. Бабкин узнал климовского управляющего Трофима Шевчука, старого солдата и совхозного ветерана. Трофим никуда не хотел выезжать из своей бедной Климовки, он горой стоял за милые его сердцу пески и десятый год грозился собрать с них такой урожай, какого в районе не видывали. Годы шли, Трофим старел, а урожая все не получалось. Молодежь давно убежала от упрямого Трофима в другие бригады, дома в Климовке заколачивались, но сам Шевчук помирать собирался только в своем бревенчатом домишке на краю деревни. Когда ему предлагали перейти на другую работу в совхозе, повыше и почище, старый солдат неизменно отвечал: «Я за эту землю кровь проливал! Я с земли этой никуда не двинусь!» Трофим стоял и приглядывался, кто это к нему пожаловал. Увидев Бабкина, вылезающего из кабины, он не захотел скрывать досады. — Ты? Я-то надеялся, что Ивана Петрова пришлют. — Заболел Иван, — ответил Бабкин. — Я вместо него. Трофим махнул рукой и, тяжело ныряя плечом, побрел к Варваре — к своей кобыле, верной спутнице его беспокойной жизни. «Ну и ладно! — хотелось крикнуть Бабкину. — Я и уехать могу! Подумаешь, ферма! Дворец чертов!» Однако ничего такого парень не сказал, а только вздохнул и стал помогать женщинам выводить молодняк. Полая вода уже подступала к скотному широкой подковой. Тракторные сани, что привез Бабкин, всплывали, и телята никак не хотели забираться на них. Они упирались всеми четырьмя копытцами, смотрели на прибывающую воду большими тоскливыми глазами, тягуче мычали, запрокидывая головы, и норовили спрятаться под локоть телятницы. — Не бойся, парень, — стыдил Бабкин лобастого, уже здо́рово рогатого бычка. — Такой здоровенный, а трусишь. Ну, шевели копытами. — И гладил по мягкой, подрагивающей коже. Когда потемнела река, и погасло небо, и со всех сторон ощутимо потянуло лютой сыростью, телята лежали в соломе на санях. Отворилась дверь, и человек, уже плохо различимый в темноте, крикнул: — Давай, Бабкин! «А чего давать?» — не понял парень. Он зашлепал к воротам телятника. Вода уже вовсю хозяйничала здесь. Она текла по земляному полу, похлопывала поросячьи бока кормовой свеклы, шевелила сено в кормушках. Бабкин остановился возле дверей родильного помещения. Он увидел халат ветеринара, огромный, раздутый коровий бок. Трудно телилась Звездочка. Бабкин встал позади коровьего доктора, страдальчески сдвинул брови.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!