Только он один и любил. Да еще Алина. С матерью Алине было хорошо, она даже подумала, не остаться ли здесь до вечера. Окончательно Настя проснулась поздно. Сварила кофе, поглядывая в окно. Сквозь облака пробивалось солнце. Настя вышла на крыльцо, постояла, но очень быстро пришлось вернуться в дом — ветер дул холодный. Сделала себе бутерброд с сыром, съела, запивая кофе. Сполоснула чашку и поднялась к Ире в комнату. Там она долго и планомерно просматривала бумаги в Ирином столе, папки и книги на книжных полках и даже ощупала теткину ветровку, висевшую на плечиках в платяном шкафу. Одежду тетя любила. К каждому сезону заказывала у Насти блузки, брюки и свитера и подолгу крутилась перед зеркалом. Настя обновки хвалила, заверяла, что тете все очень идет. Ира, довольная, вешала одежду в шкаф и, кажется, про нее забывала, потому что Настя чаще всего видела ее в старых джинсах и фланелевых рубашках. Ничего, что могло бы заинтересовать ночного воришку, Настя не обнаружила. Была масса бумаг, исписанных обрывочными, понятными только Ире, фразами. Было завещание, в котором тетя отписывала все свое имущество Насте. Завещание можно было и не писать, Настя и так являлась ее единственной наследницей. Не считая мамы, конечно, но мама едва ли решит отнять что-то у Насти. Над старыми альбомами с фотографиями Настя застыла надолго. Тетя давно собиралась старые фото отсканировать, но Настя не знала, успела ли она это сделать. Некоторые фотографии были совсем старые, конца позапрошлого века. Насте не верилось, что люди со спокойными строгими лицами ее предки. Они казались чужими, ненастоящими. Настя знала, конечно, что родных выкосили войны, репрессии и все то страшное, что творилось со страной в прошлом веке. Но все это было таким далеким, что тоже казалось ненастоящим. Впрочем, многие считают, что хорошо было как раз тогда, а сейчас страна идет к гибели. Настя отложила альбом, села за Ирин стол, открыла ноутбук. В электронных документах царил такой же беспорядок. И здесь Настя не нашла ничего, что могло бы заинтересовать вора. Через несколько часов она почувствовала, что устала. Выглянула в окно и решила сходить в магазин, пока опять не полил дождь. Пройдя соседскую калитку, вернулась, заглянула к соседке Леночке. — Елена Анатольевна, здравствуйте, — улыбнулась Настя. — Хочу сходить в магазин. Вам ничего не нужно? — Ты здесь? — удивилась соседка. — Я думала, вы с Сережей уехали. Леночка сидела в плетеном кресле с планшетом в руках. Положила планшет на стол, поднялась. — Мы решили побыть здесь ночью, — призналась Настя. — На всякий случай. — Что хочешь думай, — покачала головой Елена Анатольевна. — А свет я у вас в окне видела. Ну не с ума же я сошла? Был там огонек, то ли от фонарика, то ли от телефона. Я тогда еще на крыльцо вышла, покричала, думала, мама твоя приехала. А потом уже пошла участковому звонить. Не надо было? — Ну что вы! — возразила Настя. — Конечно, надо. Спасибо вам. Так купить что-нибудь в магазине? — Нет, Настенька, спасибо. Вчера ходила. — Соседка подошла к окну, потрогала незнакомый Насте цветок в горшке. — Плохо мне без Иры. Одиноко. Я ведь ее с детства знала. Уеду я, наверное. Тоскливо здесь и холодно. — Подождите, — попробовала уговорить соседку Настя. Она знала, что Елена Анатольевна очень любила дачную жизнь. — Во второй половине июля тепло обещают. Лето еще наступит. — Все время Иру вспоминаю, — вздохнула Елена Анатольевна. — Я в последний раз ее видела утром, накануне этого кошмара. Мы у забора стояли, разговаривали, а потом девушка какая-то к ней пришла. — Какая девушка? — насторожилась Настя. — Незнакомая. Сказала, что из больницы. Я сразу отошла, вернулась в дом. — Какая девушка? — опять спросила Настя. — Как она выглядела? — Красивая, — сказала соседка. — Немного моложе тебя. Среднего роста, очень стройная, тоненькая. Брюнетка, коротко стриженная. Сейчас редко короткие стрижки носят, а на самом деле это очень женственно. — О чем они разговаривали? — не отставала Настя. — Вспомните, Елена Анатольевна. — Я сразу ушла, Настенька. Не слышала. Да какая теперь разница?.. Ира здесь жила, у нее много знакомых. А разговор был обычный, не напряженный. Иначе я обратила бы на это внимание, ты же понимаешь. Ничего больше у соседки узнать не удалось. Настя шла по пустой дороге, стараясь не замочить джинсы об мокрую траву, и все равно замочила. Нужно было надеть сапоги. Такая же мокрая и холодная трава была, когда она встретила Сережу. Только тогда был не июль, а конец сентября. Настя везла ткани с подмосковного склада. Придирчиво выбранные рулоны лежали на заднем сиденье ее тогдашней «Киа», и Настя периодически на них поглядывала. Обычно ткани привозила Катя, но в тот день она встречала каких-то родственников, а знакомого водителя, которого они иногда использовали именно для таких экстренных случаев, как назло, в Москве не оказалось. Вот и пришлось ехать Насте. Что мотор стучит как-то по-особому, она заметила километрах в пятнадцати от Москвы. Сначала хотела не обращать внимания, но потом все-таки съехала на покрытую мокрым песком обочину. И правильно сделала, потому что больше пары километров не протянула бы, как потом объяснил ей знакомый автослесарь Денис, которому Настя и позвонила, стоя у машины в мокрой траве. Денис обещал приехать, как только сможет добраться, и она терпеливо ждала. Мимо, не снижая скорости, проезжали машины, и только бежевая «Хонда» остановилась. — Вам помочь? — опустил стекло Сережа. То есть тогда она еще не знала, что это Сережа. — Нет! — отрезала Настя. Он тронул «Хонду», но через несколько метров снова остановился, вылез из машины. Уже стемнело, трасса была мокрой, песок на обочине тоже. — Давайте я посмотрю, — предложил Сережа. — Что с машиной? — За мной сейчас приедут, — хмуро объяснила Настя и отвернулась от непрошеного помощника. Сережа не уехал, он остался. Он остался с ней навсегда. — Ты всегда останавливаешься, когда видишь девиц у обочины? — допытывалась потом Настя. — Никогда не останавливаюсь, — улыбался он. — А около меня почему остановился? — Потому что ты моя судьба. Я же не мог проехать мимо собственной судьбы. Ей хотелось, чтобы он говорил что-то другое. Что увидел ее и сразу влюбился на всю жизнь, например. Впрочем, и то, что он говорил, Настю вполне устраивало. Она знала, что она его судьба. В магазине стояла очередь. Женщина с параллельной улицы с мальчишкой лет семи и незнакомый мужчина. Женщина придирчиво осматривала печенье, которое предлагала ей Маша, и морщилась. Настя Маше посочувствовала. Мальчик дергал мать за руку и что-то канючил. Наконец печенье было выбрано, хмурая мама с ребенком удалились, мужчина купил две банки пива и четыре бутылки воды, и Настя начала набирать продукты. У мамы было хорошо. Поиграли с Илюшей, потом уложили его спать. Кроватку мама купила, когда Илюша только родился, но малыш спал здесь только несколько раз. Алина укладывала его, приходя к матери, когда малыш был еще грудной. Мать почитала ему сказку, малыш заснул, они с Алиной спокойно пообедали. А потом Алина засобиралась. — Побудьте еще! — ненавязчиво уговаривала мать. За эту ненавязчивость Алина ее уважала, знала, что матери хочется, чтобы внук остался подольше. — Пойду, мам, — отказалась Алина. — Завтра ты работаешь… Послезавтра загляну. Если дождя не будет. Везти коляску к дачному поселку было тоскливо. Неправильно все сложилось в ее семье, если бабушке приходится видеть внука почти тайком. Впрочем, это еще можно исправить. Нужно приглашать маму, когда Слава дома, вот и все. Решение было простым и очевидным, и Алина повеселела. Заходить в магазин было незачем, но она заглянула. Хоть с Машей поговорит, а то и перекинуться парой слов не с кем. Кроме Маши в магазине оказалась Настя. — Привет, — обрадовалась Алина. Илюша тоже что-то сказал, похожее на «е-е», и все засмеялись. — Мне нужно найти медсестру или врача. Среднего роста, брюнетку, очень стройную и очень красивую. Она работает в больнице, — сказала Настя, когда Маша вышла в подсобку. — У всех свое понятие о красоте, — удивилась Алина. Но вообще-то ей стало приятно, что Настя не обсуждает это с Машей. Алина с Настей подруги, а Маша так, сбоку. В магазин заглянули две девочки лет семи, попросили мороженое. Маша выдала им вафельные стаканчики, рассчиталась с Настей. — Елена Анатольевна видела, как к Ире приходила красивая брюнетка из больницы, — рассказала Настя уже на улице. — В тот день, когда ее убили. Разговора Леночка не слышала, слышала только, как девушка сказала, что она из больницы. — Да, — спохватилась Алина. — Я сегодня Ольге, медсестре, дозвонилась. Она говорит, что узнать, к кому Ирина Леонидовна приходила, совершенно невозможно. Врачи левых больных принимают, но, понятное дело, их не регистрируют. И посетителей, приходящих к больным, не регистрируют. — Ты не спросишь у нее про красивую брюнетку? — Спросить могу, но у нас полбольницы брюнеток, — вздохнула Алина. — И потом. Что значит красивая? Для кого-то красивые — у кого кожа да кости, а для кого-то — пышечки. — Дя, — отчетливо выговорил Илюша, подруги засмеялись. — Леночка раньше визажистом на телевидении работала, — сказала Настя. — Если она говорит, что девушка красивая, значит, красивая в таком… классическом смысле. — Надо же! — удивилась Алина. — А я не знала, что Елена работала на телевидении. Я думала, она… попроще. Впрочем, визажист небольшая величина. Не телезвезда же в самом деле. — Слушай, — задумалась Алина. — А девка русская? — Не азиатка, — уверенно кивнула Настя. — Это Леночка бы отметила.