11 июля, вторник То, что они затеяли, было настолько нелепо, что Настя периодически тихонько хихикала, притаившись в углу Ириной комнаты. — Твоя была идея, — напомнил Сережа. Ему тоже было смешно. Он осторожно поглядывал в окно, пальцем отодвигая занавеску. Из окна хорошо просматривалось крыльцо. Вообще-то в доме было два входа, когда-то планировалось, что семьи — Ирина и Настиных родителей — не должны мешать друг другу. Но вторую дверь давно не открывали, изнутри она даже была заставлена тумбочкой. Тумбочка была совсем старая, из прежнего бабушкиного дома. Мама утверждала, что ей больше ста лет. Тумбочку никто к себе в комнату брать не захотел, и она временно стояла у двери, подтверждая известную истину, что нет ничего более постоянного, чем временное. Дождь равномерно постукивал по карнизу. Очень хотелось спать, Настя поймала себя на том, что даже отключилась на какое-то мгновение. — Ложись спать, — предложил Сережа. — Иди к нам в комнату и ложись. — Не хочу, — упрямилась Настя. — Тогда ложись здесь, — наверное, он показал на Ирин диван, но Настя в темноте этого не увидела. — Не хочу. Темнота была почти абсолютной. Светились только окна Елены Анатольевны, но их Насте видно не было. — Ира с Иваном Николаевичем познакомилась из-за меня. Я тогда маленькая была. — Настя все-таки на ощупь добралась до дивана, села, подложила под спину маленькую подушку. — Да, ты рассказывала. — У меня была ангина. Родители хотели меня в Москву везти, а кто-то из соседей дал им телефон Ивана Николаевича. — Тише! — прошептал Сережа, послушал стук дождя и решил: — Показалось. — Иван Николаевич очень хороший был, жалко, что ты его не знал, — Настя тоже перешла на шепот. — Ира ругалась, что им в любое время звонят, даже ночью, а Иван никогда никому не отказывал. Одевался и уходил из дома, кто бы ни позвонил. Ира говорила, что он один такой дурак на всю Россию. — Ей не нравилось, что он такой бескорыстный? — Сережа опять отвел занавеску, вгляделся в темноту. — Да все ей нравилось! На самом деле она им гордилась. Иван Николаевич действительно был замечательным доктором. А деньги, когда ему предлагали, брал, не отказывался. Конечно, когда лечил во внеурочное время. Такого, чтобы Иван Николаевич вместо бесплатной помощи деньги брал, не было. Это даже представить невозможно! Сережа, который час? Сережа отошел от окна, посмотрел время на экране телефона. — Без десяти два. Ложись! — Ты думаешь, он не придет? — Не знаю, — серьезно ответил муж. — Елена Анатольевна тетка здравомыслящая, на психопатку не похожа. Если говорит, что видела в окошке свет, значит, так и было. И уж точно она не стала бы в полицию просто так звонить. Я думаю, кто-то здесь был и что-то искал. А вот нашел ли, неизвестно. — Сережа, ложись ты, — решила Настя. — Поспи, тебе на работу завтра. А я подежурю. — Ты у меня бравый караульный. В конце концов они заснули оба. Посидели, обнявшись, потом Настя ушла в их комнату, а Сережа лег на диване в коридоре, уверенный, что обязательно проснется при любом шорохе. Все это выглядело смешно и нелепо, только в Иру кто-то выстрелил всерьез. Настя проснулась, когда Сережа поцеловал ее, сказал, что уезжает. Она тоже его поцеловала и сразу снова заснула. Ей было совестно, что, несмотря на смерть любимой тети, она абсолютно счастлива. Она не догадывалась, что счастья может не стать в одно мгновение. Медсестре Ольге Сидоркиной Алина дозвонилась утром. Покормила Илюшу кашей, опустила на ковер с кучей игрушек и, пока малыш не начал капризничать, набрала Ольгин номер. Правды Настя не узнает, но помочь ей пройти по следам Ирины Леонидовны нужно. Алина не слишком хорошо знала соседку, но понимала, что от мысли попасть в больницу Настя не откажется. Про убийство в дачном поселке вся округа уже знала, конечно. Сказать, что преступность вне дачного поселка нулевая, было бы большим преувеличением, но убийств давно не случалось. Кражи были, пьяные драки, а жизни никто никого не лишал. — Оль, убитая моя соседка была, — объяснила Алина. — У нас участки напротив. — Ужас какой! — посочувствовала Оля. — Как думаешь, за что ее?.. — Откуда же мне знать? — Илюша закатил машинку под кровать, Алина нагнулась, достала игрушку, подвинула сыну. — Говорят, она накануне в больницу ходила. Можешь узнать, к кому? — Нет! — сразу отказалась подружка. — Как я узнаю? У нас ведь приема, как в поликлинике, нет, чтобы по записи. Врачи своих, конечно, принимают, но они же нигде не пишут, кого приняли. — Вроде бы она кого-то навещала. — А это тем более не узнаешь. Посетителей же не регистрируют. Вообще-то Алина не сомневалась, что разговор именно этим и закончится. Она еще поболтала с подружкой, просто так, ни о чем, пока Оля не вспомнила: — Ты знаешь, что Степан Михалыч Дормидонтов умер? Кольки Дормидонтова отец? — Слышала, — сказала Алина. — Мама говорила. Еще мама рассказала, что, когда она навещала Степана Михайловича, к нему в палату пришла незнакомая женщина, что Степан вышел с ней в больничный двор и о чем-то недолго шептался. Женщину мама описала подробно, и Алина сразу узнала Ирину Леонидовну. Не узнать было трудно, к тому времени Алина уже знала, что Ирина с дядей Степаном виделась. — А отчего он умер-то? — поинтересовалась Алина. — От пьянства, — хмыкнула Ольга. — Печень насквозь гнилая была. — При его жизни не запить трудно, — пожалела бывшего соседа Алина. — Сына похоронил, жену похоронил. Жизнь у Степана Дормидонтова действительно была не из легких. Его сына Колю Алина помнила плохо, парень был постарше ее, к тому же учились они в разных школах. Знала только, что Коля Дормидонтов в компании таких же придурков напал на инкассаторов, похитил кучу денег, а потом его пристрелили. При задержании. История была громкая, о ней даже по телевизору говорили. Колькина мать смерти сына не перенесла, и сосед Степан Михайлович доживал свой век одиноким. — Знаешь, мне его жалко, — призналась Алина. — Михалыч хороший дядька был. Алина простилась с подругой, подошла к окну. Дождя не было, но она с тоской оглядела мокрый участок. Грязь непролазная, ребенка в травку не пустишь. Алина снова взяла телефон, позвонила матери. — Мам, ты дома сегодня? Мать работала в магазине рядом с домом и была там какой-то небольшой начальницей. За кассой не сидела. Вернее, сидела, но редко, только когда приходилось подменять кого-то из заболевших кассиров. Ей очень повезло. Работы в городке практически не было, а ездить каждый день в Москву молодым тяжело, а уж перед пенсией и подавно. — Дома, Алиночка, — обрадовалась мать. — Зайдешь? — Зайду, — решила Алина. — Сейчас Илюшу одену и приду. Холодно на улице? — Холодно. Обещали двадцать градусов, но это когда еще будет. Часам к трем, да и то если дождь не пойдет. Вот чертова погода, как в октябре! Алина сунула телефон в сумку и объявила Илюше: — Сейчас поедем к бабушке. Пока шла по дачному поселку, никого не встретила, даже у магазина. Да и потом народу почти не было, только у железнодорожного переезда ее обогнали несколько человек с только что прошедшей электрички. Слава у матери в гостях был только однажды, перед свадьбой. Алина зазвала его познакомиться. Перед встречей она очень волновалась, но все прошло хорошо. Слава с матерью шутил, убогость их квартирки не заметил, еду нахваливал. Только после этого ни разу о матери не спросил, как будто ее вовсе не было. Иногда Алина что-то о матери рассказывала, Слава слушал, кивал. Муж был хорошо воспитанным человеком. Летом, живя на даче, Алина приходила к матери почти каждый день. А когда переезжала в Москву, мать ее навещала. Часто, каждую неделю. Приезжала днем, когда Слава был на работе. Мама очень любила Илюшу. У подъезда Алина встретила материну соседку. Мать с соседкой дружила, а Алина ее терпеть не могла. Лезет все время куда не надо. Вот и сейчас соседка остановилась, засюсюкала с Илюшей, а потом цепко оглядела Алину: — К бабушке? — К бабушке, — кивнула Алина. Интересно, к кому еще они могут направляться, входя в материн подъезд? — А что же зять не приходит? — Тетка поставила перед собой сумку-тележку, не давая Алине пройти. — Приходит! — отрезала Алина, отодвинула тележку и протиснула коляску в подъезд. Поднялась на свой этаж, позвонила в дверь. Ключи у нее были, но она давно ими не пользовалась. — Солнышко мое! — Мама открыла дверь почти мгновенно, заулыбалась, вынимая внука из коляски, подняла на вытянутых руках. Илюша тоже заулыбался, он любил бабушку.