Трудно сказать, сколько времени он простоял на коленях в сырой траве, пытаясь понять, как к этому относиться, пытаясь примириться или забыть. Но так и не смог ничего из перечисленного. Он должен был с ней поговорить. А когда приехал, оказалось, что она ещё не вернулась. – Таня, привет! – услышал он ломающийся голос её соседа-подростка. – Здравствуй, Вася! – ответила она ему беззаботно и толкнула дверь. Бросила сумку, разулась, делая вид, что не замечает его застывший силуэт на фоне окна. – Мог бы хоть свет включить, – зажгла она настольную лампу. – Почему? – прищурился он от казавшейся невыносимо яркой тусклой лампочки. – Почему что? Она как ни в чём не бывало стянула через ноги юбку, майка тряпкой упала рядом на кровать, и старый шифоньер заскрипел, отдавая с дверцы лёгкий халатик. – Почему всё? – спросил Влад, когда она, наконец, повернулась к нему. – Почему ты этим занимаешься? Почему не отказалась, раз я заплатил за адвоката? И почему Кайрат? – Потому что я дала согласие хозяйке клуба до тебя, и уже не могла отказаться, не испортив с ней отношения, – её усталый голос звучал спокойно и ровно. А распахнутый халатик обнажал все её, видимо, натруженные за ночь прелести. – Потому что ты всё равно укатишь в свой Лондон, а мне надо на что-то жить. И потому, что Кай просто мой партнёр в этих танцах. – Танцы, значит? Теперь это так называется? – Не важно, как это называется. Это просто работа, – она сделала к нему шаг, но он вытянул руку. – Работа?! Он же трахает тебя во все щели, и ты так довольно стонешь, что трудно сказать, что это тебе не нравится. – А мне нравится, – прищурилась она насмешливо. – Кто сказал, что работа не должна нравится? Вот такой редкий случай. Она зло улыбнулась и опустила руку на свой лобок и выгнулась как на сцене. – И когда сама себя, тоже нравится. Он почувствовал, как кровь начала пульсировать у него в висках, как сжались зубы, но как его рука описала этот полукруг и ударила её по лицу, так и не успел осознать. – Шлюха! – выкрикнул он, когда она отлетела к центру комнаты и упала. Она зажала рукой лицо, а когда убрала её, струйка крови уже пролегла от разбитой губы по подбородку. Его трясло от ярости, но какое-то странное возбуждение, дрожь, в ожёгшихся о её щёку пальцах, просила ещё. – И это всё, милый? – улыбнулась она окровавленными губами, и призывно провела по ним языком. – Ударь ещё! Ты же видишь, это мне тоже нравится. Он крутанулся и заехал ей по лицу ногой. Она вскрикнула и распласталась по полу. В тот момент он готов был её убить. Он ненавидел её и безумно хотел одновременно. Он замахнулся, чтобы ударить её ещё раз и почувствовал такое возбуждение, глядя на её задравшийся на ягодицы халатик, что чуть не кончил. Трясущимися руками он расстегнул ширинку и только одна мысль крутилась у него в голове: «Она должна быть наказана. Наказана». – Грязная шлюха! – подтянул он её к себе, срывая трусы и грубо, жестоко и вероломно вошёл в её задницу. – Аааа! – заорала она хрипло, вцепившись руками в край ковра, но даже не попыталась сопротивляться. И он насаживал её на себя как можно сильнее, и всё равно ему казалось мало, он хотел больше, глубже, ещё, пока сильнейшая судорога не скрутила его тело. Она парализовала его от кончиков пальцев и до корней волос. Какое-то время он вообще не мог пошевелиться. А когда, наконец, смог, аккуратно освободил Таню от себя, посадил на колени, обнял, прижался лицом к спине, и раскаяние штормовой волной затопило его рассудок. Как жалко, как ничтожно прозвучало его «Прости!», но она вдруг погладила его по руке: – Ты знаешь, а мне даже понравилось. Сейчас бы только закурить. Она с трудом поднялась. Запахнула халатик, а когда повернулась, он увидел багровый синяк, расцветающий на скуле и переходящий на глаз. – Я даже не знаю, что сказать в своё оправдание, – он так и сидел на коленях. – Ничего не говори. Запомни это чувство. Оно называется любовь, если ты так ничего и не понял. Она взяла полотенце и ушла в душ. И садясь в машину, Влад видел, как с мокрыми волосами она курила на кухне, и какой-то мужик в майке, держа за подбородок, рассматривал её лицо. Это было последнее, что он заполнил о ней в то сумасшедшее лето. Неделю он не мог её видеть, а когда вернулся, в клубе сказали, что она уехала. И никто не знал на сколько и куда. Глава 9 Наши дни ВЛАД «Иначе я закончу как она… Иначе я закончу как она…» – с этой мыслью он заснул, с этой мыслью проснулся. Глядя в окно на резвящихся на газоне собак, Влад думал о том, почему этот несчастный случай, произошедший со Светой, не показался ему странным? Он и узнал то о нём не сразу. По своей привычке не лезть глубоко в женские заморочки, он как-то не сильно придавал значения Светиным ночным звонкам и тоскливым взглядам. Тем более женщина она была взрослая, старше него лет на пять, истерик ему не закатывала, ничего не требовала и даже не просила. И была в его жизни настолько незаметна, что искренне увлечённый в это время толи беременной подружкой Кайрата, толи жаждой неутолённой мести, исчезновение Светы из своей жизни он даже не заметил. Тем более в его жизнь снова ворвалась Таня, срывая ленты с красными флажками, которыми он себя оградил. И даже когда крайне циничный Сикорский на банкете по поводу Дня предпринимателя сказал, что Влад ему должен секретаршу, Влад подумал в первую очередь, что это отличный повод, чтобы Тане сменить работу. А потом только спросил, а что случилось с девушкой. – Наглоталась каких-то таблеток, – снимая зубами оливку с палочки вынутой из мартини, сказал Сикорский и скривился презрительно: – Несчастная любовь. Дура – баба! А ведь казалась мне адекватной. Что я теперь с французами буду делать? Он отошёл мурлыкать со своим другом, а Влад рассеянно подумал: «Неужели и правда из-за меня?», но тут же отмёл эту мысль как абсурдную и думать забыл. И вот теперь, глядя на эту фотографию, что вручила ему Таня, какой-то неприятный холодок копошился у него в груди. Он понимал, что уже ничего не исправишь, и не понимал, что он сделал не так. Сам не зная зачем, вечером он потащился на квартиру, где Света когда-то жила. Позвонил робко, не уверенный, что кто-то здесь ещё живёт. Но дверь открылась даже без лишних вопросов. – Привет! – улыбнулся он, ещё не зная, что сказать этой стройной юной барышне лет двадцати с пухлыми губами и мягким обволакивающим взглядом. – Привет, – ответила она удивлённо, словно знала его, просто не ожидала здесь увидеть. – Я, – запнулся он на первой же букве и засомневался, как же ему представится. – Я… – Я знаю. Вы Влад. Света говорила о Вас. Впрочем, проходите, сами всё увидите. В этой уютной однокомнатной квартирке мало что изменилось. Та же двуспальная кровать, отгороженная стеллажом от гостиной зоны. Те же жёлтые чехлы на креслах, похожие на бывшие шторы. Тот же журнальный столик, одна из ножек которого отличалась по цвету и была плохо закреплена. Он всё хотел его починить, но руки так не дошли. Он его качнул – и снова захотел попросить отвёртку. Всё то же. Только её больше нет, а место на стенах, которое раньше занимали морские пейзажи и нарисованные вазы с увядающими цветами, теперь украшали его портреты. Профессионально отредактированные фотографии, помещённые в стеклянные рамки. И на стеллаже тоже рамки с его лицами, только поменьше. Десятки фото, многие из которых он даже сам никогда не видел. – Почему ты не выкинешь всё это? – скользил он взглядом по своим улыбающимся, серьёзным, задумчивым и загадочным взглядам. – А зачем? – пожала она плечами. – Вы красивый. Она улыбнулась ему так искренне и так невинно. Без кокетства, мило и равнодушно, что ему даже стало немного обидно. – А ты? – А я Лера. Её младшая сестра. Не родная. Приёмная. – Значит, ты теперь здесь живёшь? – Да. Будете чай? – предложила она. – Буду, – так же просто согласился Влад. Засунув руки в карманы, он всё ещё рассматривал своё многократно размноженное изображение, когда наткнулся на фотографию балерины с венком из белых перьев на голове. – Ты танцуешь? – спросил он, с трудом узнавая в этой искусно накрашенной артистке новую хозяйку квартиры. – Да, моя дипломная работа, – зашла она с двумя кружками чая. – Сен-Санс. Умирающий лебедь. – Ты закончила хореографическое училище? – Академию, – поставила она кружки на слегка качнувшийся столик и снова исчезла в кухне.