– Хм… – вдруг засомневался режиссер. – Допустим… Но если мы сейчас туда придем, то не окажется ли это нарушением чьих-то прав? Вы не допускаете возможности иска в суд в связи с несанкционированным вторжением в личную жизнь? – Сэр, вторжение в личную жизнь уже произошло – в мою личную жизнь! Это моя каюта, в ней находится моя жена! И я имею полное право общественного освещения факта супружеской измены! – с некоторым даже надрывом, колотя себя в грудь кулаком, возмущенно проговорил Станислав. – Сэр, в чужую каюту мы с вами войти не сможем ни за что и никогда, – снисходительно улыбнулся Лев. – Сипасска этого джентльмена подойдет только к его каюте. Этого вам достаточно? Судя по всему, последний довод поставил окончательную точку на сомнениях режиссера. Заглянув в студию и окликнув оператора, он в предвкушении маленькой, но скандальной сенсации поспешил следом за приятелями. Пройдя в коридор пассажирского блока и остановившись у каюты в конце коридора, они некоторое время прислушивались. Но изнутри не доносилось ни звука. Режиссер моментально поскучнел и вяловато махнул оператору – снимай, чего уж там, раз все равно пришли. Тот послушно включил камеру, взяв в кадр дверь и стоящих перед ней. Чиркнув по декодеру сипасской, Крячко решительно шагнул внутрь каюты и… Никого в ней не увидел. Но закон жанра требовал бурного развития событий. Повернувшись к камере и яростно жестикулируя руками, Стас грозно оповестил: – Леди энд джентльмены! Сейчас на ваших глазах я перерою эту каюту и найду негодяев, которые хотят разлучить меня с моей любимой! Смотрите, смотрите все!! Режиссер, по достоинству оценив этот нестандартный актерский ход, благосклонно улыбнулся и изобразил «о’кей» пальцами правой руки. Разумеется, никаких любовников здесь нет, но для скучающей публики и это незапланированное «пип-шоу» может оказаться вполне приемлемой развлекухой. Крячко тем временем, продолжая бушевать с мощью девятибалльного шторма, решительно открыл стенной шкаф и, картинно выбросив из него все содержимое, направился к душевой. – …А ну-ка, не здесь ли он спрятался, этот гнусный мерзавец? – мешая воедино русские и английские слова, продолжал реветь он разъяренным мастодонтом, которого цапнул за пятку саблезубый тигр. Окончательно придя в хорошее расположение духа, режиссер радостно потирал руки – этот чудак из далекой России был настоящей находкой для такого комедийного сюжета. Однако в следующий момент он ошеломленно увидел, как русский за грудки выволакивает из душа двоих темноволосых парней в гавайских рубашках. Те, как видно, никак не ожидали подобного развития событий и совершенно не знали, как им реагировать на происходящее. А Крячко, волоча их под объектив камеры, грозно рычал и только что не извергал из ноздрей струи раскаленного пара. Не давая опомниться этим двоим, он внезапно развел их в разные стороны и резко свел лицом к лицу. Те с воплем громко стукнулись лбами, теряя всякую возможность ориентироваться в пространстве. Воспользовавшись тем, что они на мгновение обмякли и потеряли способность сопротивляться, Стас отпустил их рубашки, но тут же схватил за уши, стиснув их своими крепкими пальцами, словно железными клещами. Окончательно деморализованные «гавайцы» утратили всякую способность хоть как-то реагировать на этот бред наяву. Как два нелепых манекена, они стояли лицом к видеокамере, уныло дожидаясь конца этой иррациональной фантасмагории, будучи не в силах и на йоту понять сути того, что с ними происходит и как они вообще могли оказаться в подобной ситуации. – Признавайтесь, негодяи, вы – любовники моей жены? – мотая их головы за защемленные в пальцах уши, громыхал Станислав. – Я дал клятву на кресте, что выкину за борт всякого, кто покусится на мою семью! Говорите, признавайтесь, канальи! Учитывая то, что «гавайцы» не понимали и половины сказанного Стасом, Гуров любезно взял на себя труд перевести его сентенции на вполне понятный английский. Уразумев, что этот разъяренный тип собирается отправить их за борт только за то, что они якобы блудили с его женой, «гавайцы» совсем пали духом, начисто забыв о припрятанных под одеждой «береттах». Да и какие «беретты» могли бы тут помочь, если этот свирепый ревнивец, скорее всего, способен голыми руками порвать их на части?! – Сэр, ноу, ноу! – хором заголосили «гавайцы», надеясь хоть как-то умилостивить это безжалостное чудовище с иерихонской трубой хриплой глотки. – Мы не любовники, мы не любовники! Нет! Нет! Мы здесь… Мы… А вот что «мы» делали в чужой каюте, «гавайцы» не знали, как объяснить. В самом деле! Чем и как обосновать, какую безобидную причину найти тому, что они оказались не где-нибудь, а именно здесь?! Осекшись, глазами полными слез, они искоса обменялись вопросительными взглядами, безмолвно вопрошая друг у друга: что же сказать-то? Не признаваться же в самом деле в том, что они пришли сюда вовсе не для дружеского чае– или кофепития, а для того, чтобы взять в заложники проживающих в этой каюте?! Боже, если бы они знали о том, что этот хрипатый зверь обитает на этой площади, они бы сюда не сунулись и под дулом автомата! Да этого бронтозавра наверняка и «беретта» не рискнула бы прострелить… Режиссер, наблюдая за развертывающимся экспромт-шоу, едва не подпрыгивал от радости. За всю его карьеру еще ни разу не было более отпадного зрелища. Наконец один из «гавайцев», случайно заметив валяющийся на полу бюстгальтер Маргариты, с ликованием сообразил, какую версию можно было бы использовать. – Сэр, хочу вам признаться, мы с другом – фетишисты! – торопливо заговорил он, понимая, что еще минута пребывания его левого уха в кошмарных живых тисках – и оно отпадет само собой. – Мы не способны вступать с женщинами в естественную связь, и нас удовлетворяет лишь обладание предметами их нижнего белья. – Да, да, сэр, это все чистая правда! Мы не любовники вашей жены, мы собирались похитить ее белье для… фетиш-секса, – воспрянув духом, зачастил другой. – Ваша жена столь красива, что мы просто с ума сходили от страсти по ее нательным вещам. Ой! Больно же! – Вы чего, онанисты, что ли? – недоуменно уточнил Крячко. – А-а юу мастурбато? – тут же перевел его вопрос на английский Лев. – Йесс! Йесс! – обрадованно подтвердили «гавайцы». – Простите нас! Мы больше никогда не посмеем проникать в вашу каюту! – А вы ничего тут не взяли? – строго прищурился Стас. – Лев, проверь! Гуров не спеша обшарил карманы обоих «гавайцев». При этом с ловкостью, достойной Кио, абсолютно незаметно для объектива видеокамеры, он позаимствовал «беретты» бандитов в тот момент, когда находился за их спиной. Те ощутили, как их задние карманы отчего-то вдруг стали легче пушинки, но не посмели и пикнуть по этому поводу. – Нет, ничего не обнаружилось, – с оттенком разочарования сообщил Гуров. – Отпусти уже их… С перекошенными лицами, стеная и охая, держась рукой за распухшие уши, один – за правое, другой – за левое, бандиты опрометью метнулись из каюты в коридор. Проводив их объективом, оператор просиял улыбкой – часто ли такое снимешь?! – и доложил своему боссу, что материал отснят отличный и его можно давать для демонстрации «вживую». Глава 10 Телевизионщики тут же поспешили в свою студию, и уже через четверть часа на экранах телевизоров появились многим уже знакомые лица Льва Гурова и Станислава Крячко, проводивших «воспитательную работу» среди «трудных переростков». Запоздало осознав, сколь низко они сами себя опустили, «гавайцы», скрежеща зубами, сидели в своей каюте, взирая на телеэкран. Неожиданно в дверь кто-то постучал. Парни переглянулись – этот стук ничего доброго им не сулил. Скорее всего, пришел тайный помощник босса по кличке Сморщенный, которому тот поручал самые «деликатные» дела. В частности, по устранению тех, кто провалил ответственное дело да еще и засветился при этом сверх всякой меры. О Сморщенном среди подручных босса ходили целые легенды. Тот был настоящим мастером своего дела. Хлипкий и вялый, он едва ли имел возможность действовать ножом или кулаком, а вот тайными, скрытыми от глаза способами и средствами мог отправить на тот свет любого, на кого указывал босс. Причем, будучи абсолютно глухим к чужой боли, не имеющим и грана сострадания, работал виртуозно, искусно маскируя им же устроенную смерть под несчастный случай, естественную кончину или самоубийство. И вот теперь Сморщенный пришел за их жизнями. А то, что за дверью именно он, сомнений у «гавайцев» не было ни на йоту. Парни снова переглянулись и поняли друг друга без слов. Убить Сморщенного даже голыми руками для них труда не составляло, но это означало прямой конфликт с боссом, со всеми вытекающими последствиями. По возвращении из плавания их могла ждать на суше кошмарная смерть, наподобие погребения заживо. Поговаривали, что у босса где-то есть целое кладбище тех, кто умер в процессе собственных похорон. Но и по-бараньи безропотно подчиниться року тоже совсем не хотелось… Стук повторился, став настойчивым и властным. Один из парней, горемычно вздохнув, направился к двери. Нажав на кнопку, он потянул ручку на себя, но, увидев в проеме Сморщенного, растянувшего в подобии улыбки бесцветный рот, с самоуверенным спокойствием ядовитого паука, который заползает в гнездо спящей птицы, «гаваец» не выдержал и резко толкнул дверь назад, при этом ударив киллера по правой руке, которую тот держал перед собой как бы на изготовку. Сдавленно и визгливо вскрикнув, Сморщенный со стуком рухнул на пол. «Гавайцы», опешив, выскочили из каюты и увидели его корчащимся на полу в предсмертной агонии. Уже слабеющей левой рукой киллер пытался вытащить из правой ладони засевшую в ней ядовитую иглу. Скорее всего, Сморщенный намеревался нанести ею укол тому, кто первым подойдет к двери, и поэтому прятал свое смертельное оружие в правом кулаке, никак не предполагая, что яд достанется ему самому… Сообразив, что Сморщенного лучше всего затащить в каюту, пока его здесь никто не увидел, парни схватили киллера за все еще подергивающиеся конечности и одним рывком убрали из коридора. Но дверь закрыть не успели. Появившийся как бы из ниоткуда среднего роста незнакомый мужчина, с незапоминающимся лицом и бесцветным голосом негромко отметил: – Вам трудно будет доказать, что этого человека убили не вы. «Гавайцы» обессиленно уронили руки, с усталой ненавистью глядя на неизвестного. Да что ж сегодня за день такой?! Задание шефа не выполнили, на весь свет опозорились, а теперь вот еще и со Сморщенным засыпались. – Кто вы и что вам нужно? – даже не сказал, а выдохнул один из парней. – Кто я – вам знать необязательно, – чуть заметно усмехнулся неизвестный. – Но могу сказать сразу, что в моем лице вы имеете свой единственный шанс выжить. Выжить хотите? Тогда идемте со мной. До конца плавания вам придется перейти на нелегальное положение. Но взамен за спасение вы мне расскажете все, что знаете про босса. «Гавайцы» в ответ смогли лишь тягостно вздохнуть. Ничего не говоря, они уныло поплелись следом за ним. …Распростившись с телевизионщиками, приятели отправились в номер Льва. Шагая по ковролину, скрадывающему звук шагов, Крячко был донельзя доволен только что состоявшейся экзекуцией. Когда он обнаружил «гавайцев» в душевой кабине, его, что называется, чуть кондрашка не хватил при одной только мысли о том, что с ним и Ритой могло бы произойти, приди они в свой номер, не догадываясь о затаившейся в нем опасности. Гуров, напротив, был озабочен. Ему не давала покоя мысль о том, каким может быть следующий шаг главаря криминального сообщества, который наверняка пойдет на самые крайние меры, чтобы заполучить флешку. Разумеется, вполне выигрышным смотрелся вариант ее возврата, что без труда можно было бы провернуть под тем или иным соусом. Скажем, состроить из себя неких беспринципных деляг, которые за бакс родную мать продадут, и провести торг с «отжимом» приличной суммы денег. Впрочем, нет, этот вариант смотрелся слишком ходульным. Себе они уже успели создать определенную репутацию, и на такую удочку никто не клюнет. Можно было бы устроить потасовку с кем-то из подручных главаря – с тем же качком, например, в ходе которой «нечаянно» выронить носитель компромата. Но это тоже не фонтан. Он ее может просто не заметить. А если и заметит, как догадается, что именно из-за этого небольшого предмета его босс готов выскочить из собственных штанов? Вопросы, вопросы, вопросы… Мария и Рита, услышав о том, как Стас за уши оттрепал двоих киллеров, кинулись включать телевизор. Ждать пришлось недолго. Когда на экране появился Крячко, рвущий и мечущий направо и налево, при этом распространяющийся о том, что ищет не кого-нибудь, а предполагаемых любовников своей жены, Маргарита моментально поскучнела. И даже та часть сцены, в ходе которой было провозглашено во всеуслышание, что она невинна, аки непорочная голубица, ее уже не привела в прежнее расположение духа. Заметив эту перемену в ее настроении, Стас тоже насупился и замкнулся. Окинув их обоих взглядом, Лев негромко обронил: – Это была вынужденная мера. Рита, поверь на слово – уж мне-то ты, надеюсь, веришь? – у нас не было другого выхода. Этих «мокрушников» – а пришли эти ребята брать вас заложниками – нужно было как-то дезориентировать, сбить с панталыку. Если бы вы встретились с ними в каюте один на один, вас бы ждало вот это… – Он выложил на стол две компактные мощные «беретты», снабженные миниатюрными высокоэффективными глушителями. Мгновенно наступило молчание. У всех, в том числе и у Станислава, разом отвисли челюсти. – Ни х-х… Ни фига себе! – только и смог произнести он. – Ой, Левка, в тот день, когда ты надел милицейскую форму, криминальный мир лишился своего крупнейшего авторитета, – с уважительной иронией констатировала Мария, качая головой. – Знаешь, счастье мое, – Гуров обтер оружие носовым платком и спрятал пистолеты в ящик фасонистой тумбочки, – хороший опер должен на голову быть по своим умениям выше тех, кого ловит. Грош цена оперу, у которого урка средь бела дня ухитряется из кобуры выудить его служебное оружие и его же взять на мушку. – А-а, ты про тот случай с лопухом из Замоскворечья? Да-а-а… Было дело! – несколько оттаяв, рассмеялся Крячко. – Ну, что, теперь-то мы пойдем? Не век же вам надоедать? – Да вы нам вроде надоесть-то и не успели… – Мария о чем-то задумалась, немного нахмурив лоб. – Вообще-то я была бы не против, если бы вы здесь остались и до завтра. Дело-то, я вижу, принимает серьезный оборот, и всем нам резоннее держаться вместе. – И спать в одной куче? – иронично хохотнул Крячко. – Располагаться-то где тут? Пойдем, наверное. Вот если бы Лева поделился своим арсеналом, это было бы здорово. – А что? Поделюсь. – Лев выдвинул ящик тумбочки. – Только, Стас, ты должен помнить, что с оружием шутки плохи. И если что… – О-о-ой! – В голосе Крячко зазвучал сарказм. – А то я первый раз в жизни вижу такую загадочную вещь, как пистолет! Когда Стас и Рита ушли, Мария, проводив их взглядом, чему-то улыбнулась. – Наверное, сяду за книгу, – разминая запястья, наподобие спортсмена перед решающей схваткой, объявила она. – Нет, в самом деле, тут можно накатать такой боевик, что наши корифеи по части сочинительства на тему «убегают – догоняют» от зависти утопятся. Ну, кто бы мог подумать, что развлекательный круиз по Атлантике обернется таким триллером? – Да, наверное, ты права – поверить в это трудно, – подойдя к жене, Лев обнял ее за плечи. – Но эта идея мне понравилась! Я просто уверен, что твоя будущая книга обречена на успех. А что? Когда театралы узнают, что сама – САМА!!! – Мария Строева издала приключенческие мемуары, той же Ролингс, с ее Гарри Поттером, останется только нервно курить в сторонке. – Ты… серьезно?! – Мария изучающе посмотрела на мужа, но так и не смогла понять – шутит он или и в самом деле считает ее сентенцию реально выигрышной идеей. – Знаешь, Марьюшка-царевна, – обычно Гуров так называл Марию в тех случаях, когда или очень волновался за нее, или был настроен сугубо философски, – жизнь – такая штука, что сказанное в шутку зачастую куда более реально и осуществимо, чем сказанное всерьез. Правильно сказал кто-то из юмористов, что самые глупые вещи всегда делались только с самым серьезным видом – от великого до смешного всего один шаг. И наоборот. Так что, если почуяла в себе писательские дарования – дерзай. – Гм… – Мария некоторое время сосредоточенно смотрела в потолок. – Лев, если ты меня разыгрываешь, то это жестоко. А если нет, то жестоко вдвойне! Ведь если я втянусь в сочинительство, мне тогда придется выбирать между книгами и театром. А без театра я прожить не смогу. Уж лучше бы назвал бездарностью! Эх, Левка! Мы сегодня никуда больше не пойдем? – Давай сходим… Может, посидим в кафе «Сказки Аладдина»? Там очень мило, уютно, хорошая индийская кухня. Потом заглянем на показ мод, на аукционе посидим, да и просто погуляем по палубам. Мы же отправились в круиз отдыхать, развлекаться, а не прятаться от всяких-разных бандюг. Вперед! – А, пошли! – изобразив лихой жест, означающий «уж бить горшки – так без остатка!», Мария направилась к стенному шкафу, где висел ее «официозно-неофициозный», как она его называла, костюм. По примеру жены, Лев, порывшись в своем гардеробе, тоже слегка «приджентльменился», и они вышли на палубу. Идя через толпу отдыхающих, которая живыми ручейками тянулась в самых разных направлениях – кто-то в сторону казино, кто-то в пиццерию, – они разговаривали ни о чем – о погоде, о чайках, сопровождающих лайнер, об облаках, плывущих в небе… И если для Марии этот выход «в люди» был и в самом деле обычной прогулкой, то Гуров и здесь не мог перестать быть профи от сыска. На автопилоте, неприметно для окружающих, он зорко отслеживал окружающую обстановку. Когда они подходили к «Сказкам Аладдина», Лев вдруг почувствовал слежку. Как это произошло, он едва ли мог бы объяснить. Но в какой-то неуловимый момент всей спиной ощутил недружелюбный, угрожающий взгляд недоброго человека. Открывая Марии стеклянную дверь в кафе, он нашел повод оглянуться и сразу же понял, кто именно смотрел ему в спину. Это был крупный детина англосаксонской наружности, с сантиметровой щетиной на щеках, в клетчатой рубашке и широченных шортах, открывающих мосластые волосатые ноги. Не желая портить Марии настроение, Лев не стал ей говорить об очередном соглядатае. Пройдя следом за метрдотелем к свободному столику, он сел так, чтобы было видно входную дверь. Они выпили какого-то индийского вина, настоянного то ли на корне лотоса, то ли на цветах какой-то особенной кувшинки. Затем принялись за доставленные официантом индийские яства – чапати с бараниной, бирьяни и бхуджия. Пробуя чапати, Гуров заметил, как «клетчатый» немного погодя тоже вошел в кафе и сел в некотором отдалении от них. Слушая не совсем привычные уху европейца звуки индийских музыкальных инструментов и пение двух хорошеньких близняшек в красивых сари, супруги время от времени перебрасывались словами. Неожиданно Мария оглянулась и негромко сообщила: – Лева, возможно, у меня уже нервы не в порядке, но мне почему-то кажется, что кто-то здесь за нами следит.