– Ишь ты! Из самой Москвы! Да еще и полковник! – сказал он наконец. – Ну, проходи в дом. Мать, собери нам чего-нибудь! – Вот вам для внуков, – Гуров протянул женщине конфеты. – А вот это лишнее! Баловство это! – сурово сказал Антипыч. – Небось у Ашотки брал? Втридорога? Мать, скажи Клавде, пусть пойдет и обратно вернет, – велел он жене, на что та только вздохнула. – А деньги вот Иванычу отдаст! Гуров посмотрел на женщину и, когда встретился с ней взглядом, заговорщицки подмигнул, а она с хитрым видом покивала ему в ответ. Немного позже, когда они уже сидели за столом – кстати, без спиртного, потому что Антипыч и это считал баловством, если не по праздникам или после баньки, – старик спросил: – Ну, Иваныч, чего же москвичу в нашем медвежьем углу понадобилось? – Я ищу родственников Ларисы Петровны Васильевой, – объяснил Гуров. – По документам, она родилась здесь, но, как мне только что сказали, это не так. – Натворила чего, что ее полиция ищет? – с подозрением спросил старик. – Натворила! – со вздохом проговорил Гуров. – Ну, эта может! – подтвердил Антипыч и позвал: – Мать! Иди к нам. Ежели я чего забуду про эту шалашовку, так ты добавишь. – Отец! Я пироги ставлю, – ответила женщина. – Вот уж как в печь посажу, так и приду. – Пироги ей важнее, – буркнул Антипыч. – Так, чего тебе про нее рассказать? – Все, что знаете, – попросил Лев Иванович. – Ну, слушай! – Антипыч откашлялся. – Только я издалека начну, а то не поймешь ты ничего. В общем, дело так было. Жила у нас тут в деревне Матрена Васильева. Баба хорошая, работящая, никто худого слова про нее сказать не мог. Вдовствовала она – муж, выпивши, с моста через речку нашу навернулся и утоп. Дочка у нее была – Верка. И не сказать, чтобы вертихвостка, серьезная вроде была, а вот приключилось с ней несчастье. Табор у нас тут неподалеку остановился, и начали цыгане по деревне шастать: кому погадают за молоко или яички, кому еще чего, а у кого-нибудь зазевавшегося и сопрут, что плохо лежит. Ну, это дело житейское, – махнул рукой он. – Поймают, побьют, украденное вернут, и всего делов-то. Хуже другое, что молодежь наша повадилась туда в гости ходить, возле костра посидеть да песни послушать. Вот Верка и доходилась! – вздохнул хозяин дома. – Сбежала она из деревни с цыганом каким-то. Ну, те сюда скандалить пришли, тут и выяснилось, что он тоже из табора сбежал. Матрена от стыда не знала, куда глаза девать – упустила ведь дочку. Позора – на всю деревню! И с тех пор ни слуху о ней ни духу! Мать, сколько лет о Верке никто ничего не знал? – громко спросил он, повернувшись туда, где готовила пироги супруга. – Помню, что зима была, а вот декабрь 91-го или уже начало 92-го, точно не скажу, – донесся голос его жены. – Да ты и сам должен помнить – корова-то у нас тогда двойней отелилась! – Значит, февраль 92-го это и был, – уверенно сказал старик. – Помнится, с автобуса они втроем сошли с кошелочками небольшими: Лариска и еще двое мальцов при ней, и начали дом Матрены искать. Дело шло к вечеру, Матрена на ферме была, так за ней побежали – всем же интересно, что случилось. Ну, пришла Матрена, а Лариска ей с ходу, что я, мол, ваша внучка. Матрена так и села! Вот тебе и привет от доченьки! Ну и спрашивает, на мальцов показывая: «А это кто? Тоже мои внуки?» А Лариска ей объяснила, что это дети их соседей, и сюда их всех отправили, потому что в городе им оставаться опасно, а вот как там все утихнет, так они обратно вернутся. Сути дела не помню, но что-то вроде того, что их всех из дома выселить насильно хотели, а они сопротивлялись. А чтобы дети не пострадали, их сюда и отправили. – А где этот дом был? – поинтересовался Гуров. – В Стародольске, – ответил старик. – Вон ведь, куда судьба ее непутевая Верку забросила. А время-то было лихое! Не знаю уж, как там в городе, а мы вот только своим огородом спасались. Поскандалила Матрена, поругалась, а ребятишек оставила, но с условием, что они ей по дому помогать будут. А тем куда деваться? Согласились! Только недели не прошло, как позвонили в сельсовет наш и просили Матрене передать, что дочь ее убита! – горестно сказал Антипыч. – Так Матрена дочку свою живой больше и не увидела! – Ох, Матрена и голосила! – поддержала Антипыча жена, которая, видимо, посадив, как она выразилась, пироги, теперь пришла и присела к столу. – Хоть и непутевая, но дочь ведь! Мальцов она тогда на соседей оставила, а сама в Стародольск с Лариской – той-то тринадцать лет уже было, – поехала Верку хоронить. По-хорошему ее, конечно, нужно было сюда привезти, чтобы в родной земле лежала, да деньги-то откуда взять? Ну, вернулась она с барахлишком кое-каким, что Верка нажить успела, да на мальцов тоже привезла – оказалось, что родни у них нету, так не в детдом же отдавать. Оформила Матрена над ними опеку… – Да, добрым она была человеком, если взяла на содержание двух чужих детей, – покачал головой Лев Иванович. – Я же то время тоже хорошо помню, не до жиру было, быть бы живу. – Я так думаю, что на будущее она подгадывала, – предположила старуха. – Все же работники со временем в доме будут, не все ей одной горбатиться. И стали они жить. Лариска ничего, поначалу старалась, а потом… – она горестно махнула рукой. – Что «потом»? – насторожился Гуров. – А того «потом», что языки ваши бабьи, как помело! – Антипыч помахал ладонью у губ. – Брешете хлеще собак! – и объяснил Льву Ивановичу: – Не знала, оказывается, Лариска, что мать ее от цыгана родила! Девка отца своего вообще никогда в жизни не видела! То ли сам он Верку бросил, то ли она от него ушла, теперь уже никто не узнает. Мать Лариске говорила, что погиб он в армии. А что еще в таких случаях бабы детям говорят? А тут нате вам какая новость! Вот у девчонки в голове заскок и получился! – Да ладно тебе, старый, – отмахнулась от Антипыча жена. – Она с самого начала непонятная была, – она постучала себя пальцем по лбу. – А тут уж совсем зачудила, – не стал спорить с супругой хозяин дома. – Взяла у бабки юбку, так та ей как раз до земли оказалась, волосья распустила, платок какой-то старый у Матрены нашла и стала так по деревне шастать. В общем, как по телевизору цыган видела, так себя и обрядила. – Вот-вот! – поддержала мужа старуха. – А работать с тех пор ее и плеткой было заставить нельзя – цыгане, мол, не работают. Одна управа на нее нашлась. Когда она Матрену уже совсем из себя вывела, решила та ее в детдом отдать и даже документы собирать начала. Тут-то Лариску и проняло, попритихла она и работать начала и по дому, и в огороде. – Красивая она девка была! – покачал головой старик. – Хоть и с приветом, но красивая! Все парни на нее заглядывались. А им чего? Голова, что ль, ее нужна была? Нет, другое место. – Охальник ты старый! – возмутилась старуха. – Ты думаешь, я забыла, как вы, мужики, кобели гулящие, тоже на нее пялились, и ты в том числе! – Не было такого! – решительно заявил Антипыч. – И не пялился я на нее совсем! Но раз человек по улице идет, так надо же посмотреть, кто именно! А ты сразу – пялился! – Не слушай ты его! – сказала старуха Гурову. – Все мужики, от мала до велика, на нее пялились! Только она всем – от ворот поворот. На все один ответ – я Гришу жду. – Погодите! – Лев Иванович удивленно уставился на пожилую женщину. – Как это, «Гришу жду»? Вы о каком Григории говорите? И, вообще, у Веры был один ребенок или двое? – Лариска одна, откуда второму взяться? – не менее удивленно ответила женщина. – Тогда откуда появился ее старший брат Григорий? – недоуменно спросил Гуров. – Может, это сын того цыгана, с которым она сбежала? А потом они как-то нашли друг Друга? – Да тот мальчишка цыганский был Верке ровесник, – отмахнулась старуха. – Откуда у него детям-то взяться? – Стой-годи! – остановил ее муж и спросил: – Иваныч! А полностью этого Гришку как зовут? – Григорий Петрович Васильев, а что? – ответил Гуров. – А то, что он точно старший брат. Да только не ей, а Генке Шалому! – объяснил Антипыч. – Но Шалый Геннадий Дормидонтович, – начал Лев Иванович. – А Григорий… – И этот такой же был! – уверенно заявил старик. – Так как же он Петровичем стал? – спросил Гуров. – А когда на Лариске женился! Он и фамилию ее взял, и отчество поменял. Говорил еще, что с таким отчеством, как у него, жить трудно – кто же его выговорит? Только я так думаю, что не по-людски это – от фамилии и отчества отказываться, – осуждающе сказал Антипыч. – Потому как они тебе отцом даны, и ты их своим детям передать должен! – Значит, он ее муж, – потрясенно сказал Лев Иванович – да, такого развития событий он никак не ожидал! – Ну да! – подтвердил старик. – Вот уж два сапога – пара: она сволочь законченная, и он не лучше. – А поподробнее можно? – попросил Гуров. – Чего же нет? – охотно согласился Антипыч. – Оказывается, когда их с Генкой мать вместе с Веркой убили, он в армии служил, а как демобилизовался, сюда приехал. Матрена поначалу обрадовалась, что мужик в доме появился, да только он не работник никакой оказался. Так, погостевал несколько дней и съехал. Да и потом то приезжал, то уезжал. И откуда только деньги брал на разъезды эти? Вот в один из таких приездов он Лариску и обрюхатил! Пятнадцать ей было, что ли? – Только-только исполнилось – мы же в тот год как раз Кирилла женили, так что я все помню, – подтвердила жена Антипыча. – На что-что, а на это у матери память отменная! – одобрительно покивал старик. – Ну вот! Обрюхатил, значит, и съехал. А как это дело открылось, Матрена чуть волком не взвыла. Ну надо же, чтобы на нее столько всего навалилось? И муж погиб, и дочка с цыганом сбежала, а потом незаконную родила – хорошо, хоть матери в подоле тогда еще не принесла! А теперь еще и внучка туда же! И погнала она Лариску к Агафье! – А это кто? – спросил Лев Иванович. – Кто-кто? Ведьма наша! – раздраженно ответила старуха. – Все бабы и девки к ней за этим делом бегали. А еще она могла порчу навести, парню или девку присушить, да и прочие черные дела творила. – У нас, правда, не озорничала – знала же, что либо спалим, либо утопим, – веско сказал Антипыч. – Так она городским помогала, к ней не то что из Тамбова, а и из других областей за этим делом приезжали. Сильная она ведьма была! – А вот с Лариской у нее что-то не то вышло, скинуть-то она ей помогла, да вот только после этого хиреть девка начала, – сказала старуха. – Правда, Агафья сама ее и выходила. Так Лариска, Матрену бросив, к ней жить переселилась! – Она от избытка чувств всплеснула руками. – Нет, это надо же! Бабку родную, которая ее в беде не оставила, приютила, крышу над головой дала, бросила и к чужой тетке жить пошла, – под стать супруге возмутился старик. – Да ладно бы просто к тетке какой, а то ведь к ведьме! Она что, не знала, чем Агафья занимается? Знала! Но пошла! Так они и жили до самой смерти Агафьи, Лариска ей и глаза закрыла, и хоронила сама – за оградой, конечно. Кто бы позволил ведьму вместе с православным людом класть? – То есть всю силу Агафья ей передала, – объяснила старуха. – А может, и раньше ее чему учила, к ремеслу своему приставляла. Ведьма-то помереть спокойно не может, свой дар никому не передав. – Знаете, я в такие вещи не верю, – покачал головой Гуров. – Эх вы, городские! – укоризненно покачал головой Антипыч. – Институты покончали, а жизни не знаете! В такие вещи он не верит! А я тебе сейчас живой пример покажу! Мать! Кликни Матвейку! – велел он жене. – Не надо, отец, – попросила хозяйка дома. – А я сказал: надо! – стал настаивать на своем старик. – А я сказала: нет! – отрубила пожилая женщина, разом поставив все точки над «i» и показав, кто в доме настоящий хозяин, точнее хозяйка. – Ну, может, ты и права, – Антипыч несколько смущенно посмотрел на Гурова и почесал в затылке. – Не стоит прошлое ворошить. – А кто этот Матвей? – спросил Лев Иванович. – Зять наш, Тонькин муж – она у нас самая младшая, – пояснил старик. – И что же с ним было не так? – поинтересовался Гуров. – Да присушила его Лариска. Из чистого озорства присушила, потешить свою душеньку захотела, властью насладиться. А вот Агафья себе никогда такого не позволяла! Где-то там, далеко, – одно дело, а у себя под боком – ни-ни! Потому как не гадят там, где живут и работают! – назидательно сказал Антипыч. – И ведь не нужен он был Лариске ни капельки! – в сердцах сказала старуха. – Жил он с одной матерью – отец-то от грыжи помер, семья небогатая, и сам не красавец. А то, что парень он скромный и работящий, так разве ж девки за это парней ценят? Им бы кого повеселее! – Ну, Тоня у нас не такая была! – возразил Антипыч. – С детства Матвея любила, со школы еще, а он ее, пигалицу, и не замечал. – Да много ли таких, как она? – спросила мужа старуха. – Но раз они поженились и, как я понял, счастливо живут, то у Ларисы все-таки что-то не получилось, – заметил Гуров. – Все у нее получилось! – со злостью сказал Антипыч. – Парень как тень стал, ходил за ней собачонкой побитой и все в глазки заглядывал. А она его то приблизит, то прогонит. Игралась она с ним! Вот и доигралась! – Почти доигралась! – поправила супруга пожилая женщина. – Понимаешь, Иваныч, тут как раз Гришка приехал, и в этот раз они с Лариской поженились. А Матвеюшка, как узнал об этом, так руки на себя наложить хотел. Хорошо, что мать увидела, как он с веревкой в сарай пошел и заперся там. Кричала она, звала его, а он молчит. Тут уж она к нам за помощью кинулась, благо через дом от нас живет. – Вот этими самыми руками я его из петли вынимал, – старик потряс перед лицом Льва Ивановича тяжелыми крестьянскими руками. – А сыновья мои его снизу поддерживали. Хорошо, что успели, отдышался он. Ну, тут уж бабы наши озверели, а это, я тебе скажу, страшно, – покачал головой Антипыч. – Да баба за дитя свое, которое она под сердцем выносила, своей грудью выкормила, рядом с которым ночей не спала, коль понадобится, полмира выкосит и не дрогнет! Вот и наши, пока Стеша над Матвейкой голосила, пошли к Лариске разбираться. И били они ее смертным боем! А Гришке, когда тот сунуться попытался, так наподдали, что нос сломали – он и прижух! А потом связали они стерву эту и к речке потащили топить. И утопили бы, если бы она не поклялась приворот с Матвея снять. Тогда заперли ее в бане Агафьиной и сказали, что выпустят только тогда, когда она дело сделает. А коль не получится у нее, так сожгут вместе с баней, к чертовой матери! – И мужчины не попытались как-то вмешаться? – удивился Лев Иванович.