– В кабинете на столе, – равнодушно сообщил Крячко, которого перспектива неизбежных разборок с Львом Ивановичем совершенно не встревожила, и Гуров понял, что тот все для себя решил. Лев Иванович пошел в кабинет, слыша за спиной печальный Машин голос: – Вот так всегда! – Да ладно тебе, Машенька! – принялись успокаивать женщину мужики. – Ну, посердится немного и отойдет! Он у тебя мужик суровый, так неужели за столько лет еще не привыкла? «Это я-то суровый? – про себя возмутился Гуров. – Да что они все из меня монстра делают?» В кабинете он, устроившись в кресле, просмотрел все, что нашлось у Гришки, и принялся обдумывать предстоящий разговор с ним, когда в дверь постучала Галя и позвала его обедать. – А сюда нельзя принести? – спросил сыщик, решив, что раз он для всех зверь лютый, так пусть так и остается. – Ой, Лев Иванович! Ну что вы на жену сердитесь? Она же как лучше хотела! Она вас любит, беспокоится о вас, а вы на нее волком смотрите! – Так можно или нельзя? – уже зло спросил Гуров, и Галина, потупившись, ответила: – Конечно, можно. Через несколько минут она появилась с подносом в руках и накрыта ему обед на предварительно расчищенном месте на столе. Гуров ел, хоть и с огромным аппетитом – проголодаться он успел страшно, но одновременно прокручивал в уме все, что уже успел узнать об этом деле, выстраивая линию предстоящего разговора. Закончив есть, он прошел в столовую, где сидевшие вокруг стола мужики – Марии уже не было – очень неодобрительно посмотрели на него, причем включая Крячко. – Где Григорий? – спросил Гуров. – Я полагаю, что отнюдь не в СИЗО или ИВС. – Здесь он, в гараже, – ответил Александр. – И если вы, Лев Иванович, не против, то мы все хотели бы присутствовать при вашем с ним разговоре. Очевидно, обращение на «вы», да еще по имени-отчеству считалось в их компании крайней степенью осуждения, которую они все дружно продемонстрировали за его отношение к жене. – Я не возражаю, только очень прошу вас не вмешиваться в разговор, даже если вам что-то очень сильно не понравится, – спокойно отреагировал на этот демарш Гуров, подумав: «Ну и черт с вами! Еще в мою личную жизнь вы лезть будете! Сами, без вас, как-нибудь разберемся!» – И еще, мне нужен диктофон с чистой кассетой. Мужики переглянулись – им такие вещи были ни к чему, и они вызвали на подмогу охранников, один из которых задумчиво сказал: – У Степаныча вроде был. Большой такой, под стандартную кассету, но он им давно не пользуется. – Точно, я, когда фотографию искал, видел его в нижнем ящике стола, – вспомнил Погодин. Он прошел в кабинет и сразу же вернулся с диктофоном. Гуров взял его у Леонида Максимовича и на всякий случай включил воспроизведение, чтобы случайно не стереть старую запись – вдруг там что-то нужное. После недолгой тишины в столовой раздались веселые крики детей. – Убью, суку! – заорал, вскакивая, Александр, который, как и все остальные, уже в подробностях знал от Погодина, что и как происходило в доме его друга. – Да, это жестоко! Это изуверски жестоко! – зло процедил Лев Иванович. – После якобы похищения детей она взяла из диктофона кассету и вставила в магнитофон, а на ее место установила кассету с записью голосов детей. Наверное, она надеялась, что когда Николай Степанович случайно включит диктофон и услышит веселые крики пропавших детей, то от отчаянья что-нибудь сделает с собой. – Ничего, за все ответит! – произнес Погодин внезапно охрипшим голосом и, прочистив горло, добавил, глядя прямо в глаза Гурову: – И меня никто и ничто не остановит! – А вот этого я не слышал, – сказал Лев Иванович, не менее твердо взглянув на Погодина, и предложил: – Пойдемте! В пустовавшем в этот момент гараже на несколько машин, куда они вошли всей толпой и включили свет, Лев Иванович увидел прикованного наручником к какой-то трубе мужчину, которого сразу же узнал по фотографиям. Он подошел к нему поближе – мужики остались у него за спиной – и сказал: – Ну что ж! Давай побеседуем, Григорий Петрович Васильев, он же Геннадий Дормидонтович Шалый, – и, включив диктофон Савельева, поставил его на полку поближе к пленнику. – Да я со всей радостью, а то ведь даже не знаю, что происходит, – включил дурака Гришка. – Напали на меня, схватили, сюда привезли и в гараже заперли. – Кончай ваньку валять! – покривился Гуров. – Все ты знаешь! А еще ты очень сильно разозлил тех людей, что стоят позади меня. Ты убил одного их друга, ранил второго и стрелял в остальных. – Да что вы такое говорите? – плаксивым голосом запричитал Гришка. – Я в своей жизни и мухи не обидел! – А вот теперь ты уже меня злишь, – угрожающе проговорил Лев Иванович. – Так что не крути, а выбирай: или ты расскажешь мне о себе, Ларисе, ваших делах и планах все от начала до конца, или я плюну и уйду, и тогда ты останешься с этими людьми один на один. Тебя такая перспектива устраивает? Не думаю! А вот я, полковник полиции, гарантирую тебе СИЗО, где ты, может быть, останешься жив, потому что здесь шансов выжить у тебя нет ни одного. Так что начинай исповедываться! Хотя вряд ли я услышу нечто новое, потому что был и в Николаевке, и в Стародольске. И предупреждаю: если будешь врать, я тотчас уйду. – Так чего говорить, если, как ты сказал, уже и сам все знаешь, – попытался увильнуть Гришка. – А я хочу тебя послушать. И запомни, что обращаться ко мне нужно «господин полковник» и никак иначе, понял? – Лев Иванович прибавил металлических ноток в голосе. – Да понял, – вздохнул Гришка. – В общем, про убийство наших родных вы уже и так все знаете. Ну, демобилизовался я весной и поехал прямиком в Николаевку к брату Генке. Была у меня мысль его забрать, да посмотрел я, что у него там все в порядке, и передумал: ну, куда я с ним? У меня же ни крыши над головой, ни денег. Отправился я в Стародольск, остановился у друга и стал о Волчаре справки наводить, чтобы найти его и прикончить собственными руками. – Это ты-то спецназовца? – рассмеялся Гуров. – Ничего! Пусть сам бы погиб, но его бы кончил, – зло произнес Гришка. – А тут уголовники, которых он тоже сильно обидел, узнав про мои поиски, позвали меня к себе и предложили на них поработать, в смысле искать Волчару. Я и согласился. Дали они мне денег немного, и поехал я по России. – И как же ты его искал? – поинтересовался Лев Иванович. – Так он же красивую жизнь любил, вот я за ресторанами и прочими такими местами и наблюдал: кто туда входит и выходит, – объяснил Гришка. – Но не попался он мне. – А как бы ты его узнал? – спросил Гуров. – Да понимал я, что он при таких-то деньжищах мог себе и рожу перекроить, и зубы исправить, и линзы цветные вставить, да вот только оскал его звериный никуда не денешь, да и замашки его бандитские тоже. А еще приезжим он должен был быть, не коренным, – сказал Гришка. – Вот я таких и высматривал – пришлых в том городе и при деньгах. Много я за эти годы по стране поколесил, но в Николаевку иногда заезжал, чтобы брата проведать… – И не только его, – многозначительно заметил Лев Иванович. – Да, было дело, трахнул я Лариску по пьяни, – признался Гришка. – Это уже я потом узнал, что она забеременела и ребенка до того неудачно скинула, что больше детей иметь не могла. Мой грех, не отрицаю. Да ведь кто из нас без греха? – Не отвлекайся! – приказал Лев Иванович. – Вот так я и искал Волчару все годы. А потом как-то в Николаевку приехал, и Лариска мне сама предложила дальше вместе искать. Расписались мы с ней, чтобы ни у кого никаких вопросов не возникло, я заодно отчество поменял, потому что «Дормидонтович» хрен кто по трезвой выговорит, а фамилию ее взял, так как «Шалый» уж больно неблагозвучная, доверия не вызывает. А насчет места рождения в паспорте это уже Лариска придумала, сказала, что если мы будем из Стародольска, то Волчара, когда мы его найдем, сразу все поймет и опять сбежит. И отправились мы с ней дальше вместе Волчару разыскивать. А Лариска-то себя настоящей цыганкой считала, хоть и наполовину на самом деле была, потому и научилась цыганским песням и танцам. Вот и стала она по ресторанам выступать. Мужиков вокруг нее много вертелось, а она к ним присматривалась. А как в одном городе мы все вызнаем, так едем дальше. – Ну а ты чем в это время занимался? – поинтересовался Гуров. – А тоже Волчару искал. И вот повезло нам в Красноярске, нашли мы его! Точнее, Лариска нашла, – кажется, Гришка решил максимально обелить себя, а вот ее утопить. – Только он операцию себе делать не стал, а просто рожу сжег и зубы исправил и еще постоянно носил темные очки или цветные линзы. И денег у него было как грязи – ну еще бы, он же воровской общак увел! А документы у него были на Савельева Николая Степановича – тоже украл, наверное. И при его-то замашках страшно подумать, что он с настоящим Савельевым сделал, – чуть не со слезами на глазах сказал Гришка. За спиной у Гурова поднялся угрожающий ропот, и он, не оборачиваясь, напомнил: – Я же просил не мешать… А почему же ты в Стародольск уголовникам не сообщил? – Еще чего? – возмутился Гришка. – Они бы его мигом грохнули, а мы хотели, чтобы он помучился так, как мы сами все эти годы страдали. Да и потом, мы же все деньги, что Лариска зарабатывала, на поиски тратили, а уголовники нам больше ни копейки не давали. – Интересно, почему? – как бы между прочим, спросил Лев Иванович. – Наверное, решили, что у нас все равно ничего не получится, вот и не стали тратиться, – пожал плечами Гришка. – Да и денег мы с него хотели вытрясти, чтобы жить потом по-человечески. Вот Лариска и пустила в ход все свое мастерство, которое у бабки Агафьи переняла. Присушила она его так, что он без нее жить не мог. – А зачем для этого Ларисе было замуж за него выходить? – якобы удивился Гуров. – Она и в любовницах могла из него деньги тянуть. Может быть, вы не знали, что противозаконно это – двух мужей иметь. Или вы с ней к тому времени развелись? – Да не разводились мы, – вынужден был признаться Гришка. – Просто, когда паспорта получали… – Это уже новые, – уточнил Гуров. – А старые испортились, когда вы в лодке перевернулись. – Ну да, – охотно подтвердил Гришка. – Торопились мы уехать, а для того, чтобы в паспорта штампы о браке поставить, время требовалось, вот и не стали мы заморачиваться. – Ну, тогда брак Ларисы с Николаем Степановичем является недействительным, – сказал Лев Иванович. – Да говорил я ей об этом, а она мне в ответ, что любовницу, дескать, легко бросить можно, а вот законную жену – нет, – поморщился Гришка. – Понимаете, уж очень ей хотелось ему отомстить за смерть и своей матери, и всех остальных, в ад его жизнь превратить. – Насколько мне известно, у нее это не очень получилось, – заметил Гуров. – Да кто же знал, что Волчара себе новую банду сколотит? – спросил Гришка. За спиной у Льва Ивановича поднялся уже не ропот, а настоящая буря, которая могла очень быстро и эффективно положить конец этому разговору, потому что покойники как-то разговорчивостью не отличаются. – Шалый! В целях соблюдения собственной безопасности тебе лучше с этого момента говорить исключительно «господин Савельев» и слово «банда» не употреблять вообще, а то я ни за что не ручаюсь, – предупредил Гришку Лев Иванович. – Говорить-то я буду, мне нетрудно, да только суть от этого не изменится, – очень тихо пробормотал он и продолжил: – Тогда Лариска заставила господина Савельева в Москву перебраться, подальше от его друзей. – Ну, и ты туда же, – усмехнулся Гуров. – А как же? Куда же мы друг без друга? – воскликнул Гришка. – Муж и жена ведь! – И купила она тебе на деньги Николая Степановича, но втайне от него, однокомнатную квартиру, – продолжил Лев Иванович. – А где же я должен был жить? Не в коммуналке же? – возмутился Гришка. – Она же ко мне частенько приезжала, чтобы на жизнь поплакаться. – Чем же ей так плохо жилось? – сделал вид, что удивился, Гуров. – Николай Степанович с нее пылинки сдувал, любое желание выполнял, в деньгах не ограничивал, а ей все плохо было? – Да вы сами, господин полковник, подумайте, каково это жить с человеком, которого ненавидишь? – плаксивым голосом спросил Гришка. – Она ему в глотку была готова вцепиться, а вынуждена была в одной постели спать и вместе за столом сидеть! – Ну, комнаты у них были разные, так что не очень-то она от этого страдала, – заметил Лев Иванович и поинтересовался: – Идея с детьми кому в голову пришла? Я имею в виду не то чтобы их завести, а чтобы взять в суррогатные матери именно Тамару. – Лариске, конечно. Да и кому мы еще довериться могли, как не ей с Генкой? Все мы в свое время от… господина Савельева пострадали, вот и мстить решили вместе. – Дети, как я понимаю, от тебя? – как о само собой разумеющемся проговорил Гуров. – От кого же еще? Я ведь муж! – удивляясь его непониманию, ответил Гришка. – Ну, как ты с Ларисой организовал вывоз детей из дома, я знаю, о том, как Шалые вместе с ними в Америку вылетели – тоже. Зачем же Ларисе потребовалось целый месяц Николаю Степановичу нервы мотать? – поинтересовался Лев Иванович.