– Да вы что! – воскликнула Олеся. – Она к детям никого не подпускала, даже хозяина. А тот как с работы приедет, так первым делом к ним – любил он детей. Надышаться на них не мог. Все просил, чтобы жена разрешила ему помочь их искупать или хоть покормить, а она ни в какую. Она и в детской-то не разрешала ему надолго задерживаться, минут на пять пускала и все, а потом Николая Степановича восвояси выпроваживала. Жалко нам его было прямо до слез. Он ведь человек простой, добрый, отзывчивый. На нас ни разу голоса не повысил, обращался уважительно. А она? Ну разве ж ему такая жена нужна? – Сердцу не прикажешь, – развел руками Гуров. – Но давайте к нашему разговору вернемся. Значит, хозяйка сама за обедом спустилась, но за грязной посудой уже вы ходили? – Да нет, она принесла. И ужин, кстати, тоже она сама забирала и посуду собственной персоной на кухню принесла. А еще сказала, что за кофе утром сама придет. – Так получается, что после того, как игрушки привезли, вы детей и не видели ни разу? – небрежным тоном задал свой самый главный вопрос Гуров. – Ну да! – спокойно подтвердила Олеся, не поняв, что этими двумя короткими словами раскрыта тайну, над которой месяц билась вся служба безопасности Савельева. – А потом уже, утром, я ей кофе приготовила, а ее все нет и нет. Сама соваться в детскую я сначала не решалась, но уж когда давно время завтрака детей прошло, я и рискнула. Открыла дверь, а там!.. – она в ужасе прижала ладони к щекам. – Кроватки пустые, окно настежь, а хозяйка на полу лежит, руки сзади чем-то связанные, изо рта тряпка какая-то торчит, а глаза прямо-таки бешеные. И вонища в комнате страшная. Я перепугалась, ребят крикнула, чтобы они уж сами там с ней занимались, а сама на кухню убежала, но даже там слышала, как она кричала. А потом меня к себе позвала, посмотрела так, что у меня аж коленки подогнулись, и ледяным таким тоном сказала: «Ты, что же, не могла раньше прийти? Пошла вон отсюда, чтобы твоего духу здесь больше не было!» Ну я и пошла собираться. Тут и Галя появилась, чтобы смену принять. Рассказала я ей обо всем, поплакали мы – детей-то жалко! А еще Николая Степановича – он же их так любил! Собрала я вещички, а тут и Сергей Владимирович приехал, поднялся к хозяйке, а потом спустился и мне сказал, что я уволена – он вообще, как и хозяин, с ней всегда и во всем соглашался. Ну, ребята меня до остановки автобуса подбросили, и поехала я к подружке нашей, что здесь в Москве замуж вышла и теперь живет. Остановилась я у нее и начала новую работу искать. Тут-то меня Леонид Максимович и нашел. А больше я и не знаю, чего говорить. – Спасибо, Олеся, вы нам уже все рассказали. А теперь идите, пожалуйста, на кухню и помогите Гале с обедом, потому что, как я понял, народу здесь сегодня значительно прибавится. Женщина растерянно посмотрела на Погодина, который подтвердил: – Да, ступай. Я тоже временно здесь жить буду. Олеся ушла, а Гуров тяжелым, недобрым взглядом уставился на Тимофеева. Ох, и много хотелось ему высказать в адрес своего бывшего коллеги, но он сдержался, ограничившись замечанием: – Что же ты, Сергей, так лопухнулся? Ведь все на поверхности лежало, – а потом повернулся к Погодину: – Я так понял, что отношения со всеми необходимыми структурами вы наладили? – Тот кивнул. – Тогда выясните… Но в этот момент у Леонида Максимовича зазвонил телефон и он, выслушав, спросил: – Гуров, что у вас с сотовым? Он прочему-то не отвечает. Лев Иванович достал свой мобильник и увидел, что тот разрядился. – Тьфу ты, черт, как не вовремя! А что случилось? – Да Ежик ваш все выяснил, но уперся и сказал, что доложит только вам. Гуров направился к нему, а Леонид Максимович сказал в телефон: – Передаю трубку. – Лев Иванович, я все сделал! – радостно сообщил Ежик. – Все удаленные файлы восстановил. А сейчас я в круглосуточном интернет-кафе, откуда эту фотку отправили, и здешний комп весь прошарил. В общем, это мужик какой-то был, у него тут почтовый ящик, и я всю его переписку на флешку скинул. Так вот, он эту фотку из Америки получил, а потом на ваш комп отправил. Адрес в Штатах у меня есть. Пробивать? – Да, но очень аккуратно, а то, черт его знает, чей он. А что за мужик? – Мы тут его фотку с камеры наблюдения надыбали, могу прислать. – Куда? – выразительно спросил Гуров. – Ноутбук у вас, а мой телефон разрядился. Хотя, – он посмотрел на телефон Погодина, – пришли ее на этот номер, а, как закончишь, отдай все человеку, который тебе компьютер привез, и спасибо тебе за помощь. Кстати, скажи, чтобы тебя домой отвезли. – Ха! Да мне столько заплатили, что я могу нанять свадебный лимузин и целый день в нем по Москве кататься, – рассмеялся Ежик. – Это уже дело твое, – заметил Лев Иванович и, отключив телефон, осуждающе сказал Погодину: – Разбалуете вы мне мальчишку! – и добавил: – Сейчас на ваш телефон придет фотография мужчины, что прислал сюда фотографию. А дети, как оказалось, уже в Америке. И увезти их туда могли только непосредственно в день похищения, что значительно сужает круг поисков и… – Уже все понял, – перебил Погодин и, взяв у сыщика свой телефон, начал кому-то звонить, а закончив разговор, пообещал Гурову: – Мухой обернутся. А мужика этого мы найдем! Раз он Кольку из дома выманил, значит, и в засаде он сидел. Он, паскуда, нам и за смерть Олега ответит, и за ранение Коли! – прорычал он. – Не есть факт! – остудил его пыл Гуров. – Но найти его все равно надо. А теперь разбор полетов, – он в упор посмотрел на Тимофеева. – Это ты посоветовал Николаю Степановичу обратиться ко мне? – Я, – понимая, что сейчас ему туго придется, Сергей Владимирович опустил голову. – С вашего позволения, Леонид Максимович, я кое-что поясню, – начал Гуров. – Ваш друг, зная о моей дружбе с одним своим соседом, попросил его связаться со мной, чтобы я, просмотрев собранные документы, посоветовал, что еще можно сделать, потому что напрямую обращаться в полицию боялся. За этого соседа я ручаюсь как за себя, потому что у него самого две маленькие дочки, которых он обожает, и поэтому, поставив себя на место Савельева, ни в коем случае никому ничего не сказал бы. Разговаривали мы с ним наедине, а в «дипломате», который он мне опять-таки дал без свидетелей, могло быть все, что угодно. Я эти бумаги до поздней ночи изучал, а потом положил в свой сейф. Делиться своими служебными делами с женой у меня не принято. Савельев, само собой, никому ничего говорить не стал бы, да и кому? Жене, которая настаивала на том, чтобы он ни в коем случае не обращался в полицию? Нет, он, – выделил Гуров, – ей, я уверен, ничего не сказал. А поскольку выяснилось, что она сама то ли спланировала, то ли просто участвовала в похищении собственных детей, то можно предполагать, что сигнал к отправлению фотографии дала также она, особенно если учесть приписку «Тебя предупреждали». Отсюда вопрос: от кого же она узнала, что Савельев ко мне обратился? Кто у нас такой до полного идиотизма добренький? А, Сережа? Уж не ты ли язык распустил? – Голос сыщика зазвенел от злости. – Да просто жалко мне ее стало, вот я и… – не поднимая головы, ответил Тимофеев. – Она так переживала, что я не выдержал и сказал ей, что напрямую в полицию Николай Степанович обращаться не будет, но проконсультируется с очень знающим человеком, который сможет разобраться в этой истории. – Ты на кого работал, паскуда? – загремел Погодин. – Тебе кто зарплату платил? Эта сука или Колька? Ты чьи интересы должен был соблюдать? Или ты с ней во всем всегда соглашался, зная, что Колька у нее на поводу идет? Вот и подлизывался, чтобы, если он все-таки разберется, какое ты ничтожество и захочет тебя выгнать, она за тебя заступилась и ты на теплом месте остался! Пошел вон отсюда! А уж я позабочусь, чтобы тебя впредь даже в магазин охранником не взяли! Нет, я, конечно, когда ты к Кольке на работу поступил, о тебе справки навел, и мне сказали, что ты честный дурак. Вот я и подумал, что вреда от тебя не будет, потому что Кольку наши верные люди окружают. Но кто же знал, что ты до такой степени дурак? – Подождите, Леонид Максимович, пусть остается, – попросил Погодина Гуров. – Может, придется еще что-нибудь выяснять, вот он и пригодится. – Да на что он может пригодиться? – махнул рукой Погодин. Тут у него в руке пискнул телефон, и он, посмотрев на присланную фотографию, очень живописно выругался – раньше-то он, видимо, изо всех сил сдерживался, чтобы не выглядеть совсем уж отпетым уголовником, а вот сейчас отвел душу. – Вы знаете этого человека? – спросил Гуров, хотя это и так было понятно. – Гришка, мать его! Брат Лариски! – Он снова выругался. – Ничего, из-под земли достанем! – А позовите-ка вы того охранника, что сейчас запись с камеры наблюдения ищет, пусть на снимок посмотрит, – попросил Гуров. – Мне почему-то кажется, что это и есть водитель той «Газели». Вряд ли Лариса и ее брат стали бы посвящать в такое дело посторонних – сроки за киднеппинг дают серьезные. А поскольку Савельев жену в средствах вряд ли ограничивал, то ей и купить машину ничего не стоило. – Господи! – почти простонал Погодин, набирая номер. – Да что ж я ее тогда не изуродовал! Насколько бы проще нам всем сейчас жилось! Моя вина! Моя, что Колька сейчас в больнице лежит! Прибежавший с журналом и диском охранник, едва взглянув на фотографию в телефоне Погодина, уверенно сказал: – Ну, точно! Это и есть водитель «Газели». А номер ее вот, – и он, раскрыв журнал, показал его. – Черт! Как же без телефона неудобно! – воскликнул Гуров. – А чем вас вот этот не устраивает? – немного успокоившийся Погодин показал ему на стоявший на письменном столе телефон. – Да, видно, придется, только все нужные номера у меня в сотовом, – согласился Лев Иванович, сел к столу и, высказавшись мысленно в собственный адрес крайне нелицеприятно, позвонил Стасу, который его только что не облаял: – Лева! У тебя совесть есть? Петр меня с дачи ни свет ни заря выдернул! Я тут сижу как дурак на работе, жду твою персону, а тебя нет! И телефон не отвечает! И Маша ничего толком объяснить не может. Сказала только, что ты спозаранок куда-то умчался, и с концами! Что происходит? Петр объяснил, что было покушение на какого-то Савельева, так из-за него Петра среди ночи подняли, а потом следом и остальные костяшками домино повалились. Здесь и эксперты, и криминалисты. А пули из больницы где? Мне сказали, что ты их забрал. Может, ты решил их себе на память оставить? Хорошо хоть, что есть те, что из машины достали, но они деформированные и сейчас над ними наши мудрецы колдуют, может, чего и выяснят. А пока ясно только то, что они от «TT». А еще машину, точнее, то, что от нее осталось, сюда привезли и по винтику разобрали. Петр от неизвестности уже почти весь свой кабинет в щепки разнес, а ты скрылся в неизвестном направлении и молчишь как партизан. – Стаc, угомонись! – попросил Гуров. – Я уже с этого самого спозаранка работаю. Про пули забыл, прости! Сейчас их тебе привезут, – он посмотрел на Погодина, и тот, подтверждая, что поможет в этом вопросе, кивнул. – Ладно! Черт с тобой! Прощаю! – сказал Крячко. – Скажи, чем мне заняться? – Я тебе сейчас на сотовый сброшу снимок мужчины, так ты объявляй его в розыск, и чтобы до конца дня его фотография была у каждого постового и участкового, у всех гаишников. С Петром сам согласуй – это касается покушения на Савельева. – А данные на него ты мне эсэмэской пришлешь? – съехидничал Стаc. – А их тебе сейчас другой человек продиктует, – пообещал Лев Иванович. – А еще запиши номер машины и выясни о ней все, что только возможно. Если у тебя новости появятся, звони на этот телефон, а то зарядка у моего сотового сдохла. Ну а если ты мне понадобишься, так я тебя найду. – От тебя спрячешься, как же! – хмыкнул Крячко. – Ты Петру-то позвони, а то он там с ума сходит. – А куда я денусь? – вздохнул Лев Иванович. Он передал трубку Погодину, и тот стал диктовать Стасу данные на Григория Петровича Васильева, причем возраст и прочие сведения Погодин давал приблизительно, пообещав уточнить и позднее перезвонить, а потом отправил Стасу со своего сотового фотографию. Когда он закончил, Гуров отдал ему пули и объяснил, куда и кому их нужно отвезти, и Леонид Максимович тут же отправил их с одним из охранников. Исправив свою оплошность, Лев Иванович позвонил Орлову: – Петр! Я в доме Савельева и вовсю копаюсь в этом деле. Кое-какие результаты уже есть, но до полной ясности далеко. Стаса я озадачил по полной программе, так что работаем мы не покладая рук. А ты уж экспертов поторопи, чтобы они поскорее с пулями разобрались, потому что если ствол чистый, то это одно дело, а вот если засвеченный – совсем другое. – Не волнуйся, все работают в режиме аврала и, как в растревоженном муравейнике, бегают, словно ошпаренные, – буркнул Петр. – Муравьи ошпаренные? – пошутил Лев Иванович. – Ты, Лева, не хохми, – хмуро попросил Орлов. – Мне сейчас не до смеха! Мне замминистра каждые полчаса звонит и требует отчет по делу, а еще очень настоятельно просит, в смысле приказывает, чтобы ты там случайно никого не обидел – уж он-то твой бешеный характер хорошо знает, так что ты нрав-то свой неукротимый усмири, хотя бы ради меня и хотя бы на время. Я себе даже представить не могу, кто его так взбодрил, но он прямо-таки из штанов выскакивает! А что я ему мог сказать, если от тебя ни звука, ни ползвука? Вот и талдычу как попка: «Гуров работает. Гуров старается. Гуров носом землю роет. Вы же знаете, что Гуров гений и во всем разберется». А Гуров исчез с концами! Слова Петра о собственных выдающихся способностях Лев Иванович спокойно пропустил мимо ушей – они его уже давно не воодушевляли, он и так знал, что лучший из лучших. Просьба попридержать характер тоже звучала не впервые. А вот то, что он может так сильно подставить друга, заставило его смириться с ситуацией, которая временами его коробила – уж слишком самоуверен был этот плевавший на законы сибиряк, но именно он, а точнее, они установили такие правила игры, и изменить их Гуров был не в силах. – Ладно! Я тебя не подведу, – пообещал он Орлову. Кладя трубку, он услышал, как Тимофеев шепотом объясняет Погодину, с кем он разговаривал. – И вижу, Гуров, что генералы для вас не авторитет? – усмехнулся Погодин и повторил слова Льва Ивановича: – «Ладно! Я тебя не подведу!» А где же «Есть! Будет исполнено! Так точно!»? – В самом начале нашего общения вы, Леонид Максимович, чтобы мне кое-что стало раз и навсегда ясно, рассказали одну историю из вашей с Савельевым жизни. А теперь я вам кое-что расскажу, – очень жестко начал Лев Иванович. – Хоть это, может быть, и нескромно прозвучит, но я Гуров, и репутация у меня соответствующая. Ни за звание, ни за должность не держусь. Выслуги у меня – выше крыши. Я в любой момент плюну и уйду в отставку. Если без дела буду скучать, так частным сыском займусь, и от клиентов у меня отбою не будет. И получать я стану в разы больше, чем сейчас. Только я еще буду выбирать, с кем связываться, а с кем нет. И каким-нибудь уж очень скверно пахнущим делом заниматься не стану, и никто мне не прикажет. Или пойду кое к кому заместителем по вопросам безопасности, и зарплата у меня будет высокая, и премиальные, и поездки по всему миру – давно зовут. Вот вы, Погодин, или кто-то из ваших друзей-компаньонов, когда с Савельевым несчастье случилось, во все колокола ударили и потребовали лучшего из лучших. А это, уж извините, оказался я, – развел руками Гуров. – Не могу сказать, что мне доставляет большое удовольствие копаться в этой истории, но генерал-майор Орлов мне сначала друг, а уже потом начальник. И приказать хорошо работать он мне не может, потому что я ведь и послать могу. И повыше его званием и должностью люди по известным адресам ходили! А вот попросить помочь ему, когда его начальство за жабры взяло, – это да, потому что он, повторяю, во-первых, мой друг и только, во-вторых, начальник. И я ему помогу! Во время этого, чего уж скрывать, гневного монолога Гурова все молчали, а он, закончив, раздраженно уставился в окно и надолго задумался, причем ему никто не мешал. Прокрутив все произошедшее в голове не по одному разу, он повернулся к Погодину и сказал: – Давайте вернемся к нашим баранам. Леонид Максимович, как вы думаете, зачем Лариса Петровна все это затеяла? Ответы типа «стерва она» не принимаются и не рассматриваются. – Сам голову ломаю, – буркнул тот. – То, что она Кольку не любила, это и так ясно, но вот откуда могла такая ненависть взяться? Он же ей, паскуде, ничего плохого не сделал! Жила с ним, как сыр в масле каталась! Чего ей было надо? – Он, недоумевая, пожал плечами. – Вот и давайте вместе рассуждать, откуда у этой истории ноги растут, – предложил Гуров. – Скажите, а не могли они раньше встречаться? – Точно, нет, – уверенно сказал Погодин. – Мы бы знали. – Вы только представьте себе, как же она должна была его ненавидеть, – начал вслух размышлять Лев Иванович. – До этого она с братом, как вы выразились, гастролировала по всему вашему региону, и подкладывал ее братец подо всех, кто хорошо платил. Она, что, не могла раньше кого-то себе присмотреть? Думаю, могла бы – женщина она красивая. Так нет же, она вцепилась в Николая Степановича. Ничего, кроме добра, от него не видела, а нервы ему мотала, с друзьями пыталась рассорить и поутихла только тогда, когда поняла, что заигралась. На его деньги смогла заиметь детей, которых сама никогда бы не родила, а потом устроила или участвовала в этом похищении, чтобы опять-таки ему нервы мотать. Ведь знала же, что дети в Америке живы и здоровы, а разыгрывала вселенскую скорбь. Узнав же, что Савельев обратился ко мне, дала отмашку, и тогда пришла эта фотография, а далее последовало покушение на его жизнь. Я так думаю, что это было изначально задумано, потому что гранату за один день не купишь, то есть они к убийству Савельева готовились. Но вот действовать им пришлось второпях – видимо, боялись, что я во всем разберусь и выясню правду о похищении детей. И вы правы, Леонид Максимович, что это вы спасли ему жизнь, потому что, не жали бы вы на клаксоны, давая знать о своем приближении, преступник подошел бы и прикончил Валентина и Николая Степановича. А так он не знал, насколько далеко вы находитесь, вот и поостерегся выходить на дорогу – ведь по ней без вооруженной охраны никто не ездит. Ну, и откуда у нее такая ненависть, чтобы таким изощренным способом ему мстить? – Думаю, все дело в деньгах, – предположил Погодин. – Это само собой – наследники-то она и дети, – кивнул Гуров и уверенно добавил: – Но не только в этом. Вспомните брачный договор: в случае его измены все его состояние переходит к ней. Скажите, что мешало ей поехать с мужем отдыхать за границу, найти там какую-нибудь девку, заплатить ей, а потом, предварительно чего-нибудь подсыпав супругу, уложить девицу к нему в постель и фотографировать. Вот вам и доказательство измены. Простенько и без затей. – Ну, в этом случае ей пришлось бы объясняться с нами, – спокойно заметил тот. – Да она поручила бы вести это дело какому-нибудь прожженному адвокату, а сама уехала за границу, где вы ее искали бы до второго пришествия, – отмахнулся Лев Иванович. – Но нет! Она все организовала так, чтобы Николай Степанович перед смертью страшно мучился! Иначе как личной ненавистью подобные действия не могут быть вызваны! Но за что? – Леонид Максимович в ответ пожал плечами. – Вот вы немного в ее прошлом покопались, а что, если поглубже копнуть? Вдруг там все и зарыто? – Ну, так я сейчас ребятишкам звякну, и они мне все бумаги быстренько с самолетом переправят, – предложил Погодин.