– Не надо, только время потеряем, – помотал головой Лев Иванович. – Пусть по телефону мне сведения дадут. – Сейчас я им позвоню, – пообещал Леонид Максимович. Гуров дождался, когда тот закончит инструктировать своих подчиненных в Хабаровске, где что лежит и откуда взять, и спросил: – А если причина скрыта в прошлом самого Савельева? – и, встретив очень выразительный взгляд Леонида Максимовича, твердо сказал: – И все-таки это проверить надо! – а потом повернулся к сникшему, тихонько сидевшему в углу Тимофееву: – Сергей Владимирович, у Николая Степановича есть здесь сейф? – Прямо у тебя за спиной, за картиной, – ответил тот. Сейф оказался с цифровым замком, так что легко открыть его было невозможно. Пришлось снова звонить Крячко и озадачивать его поиском специалиста по вскрытию сейфов. Тут зазвонил сотовый Погодина, и тот, послушав немного, сказал: – Я сейчас включу телефон на громкую связь, и ты все повторишь с самого начала, – он положил телефон на стол и велел: – Начинай! Из мобильника раздался мужской голос: – Леонид Максимович! Я кое с кем поговорил, с остальными созвонился – многие ведь не на работе, но выяснил все необходимое. Интересующие вас дети вылетели в Штаты накануне рейсом на Нью-Йорк. У обоих американское гражданство, так что с этим проблем не было. Их сопровождали муж и жена Шалые: Тамара Ивановна и Геннадий Дормидонтович. У обоих рабочие визы в США, и их срок еще не истек. Они предъявили нотариально заверенную доверенность от Николая Степановича Савельева и Ларисы Петровны Васильевой, что им поручено сопровождать детей. Что-нибудь еще нужно узнать? – Нет, – сказал Погодин. – К тебе человек от меня подъедет и все уладит. – Если что-нибудь еще будет нужно, обращайтесь, – сказал мужчина, и раздались короткие гудки. – Но ведь Колька такую доверенность не подписывал! – уверенно сказал Леонид Максимович. – Значит, эта сволочь заплатила нотариусу, и, видимо, немало! Вот ведь сука! – Так это же няня с мужем были! – воскликнул Тимофеев. – Ну да, – кивнул Гуров. – Все было спланировано заранее и рассчитано по минутам. Мать передала брату детей, он их вывез в коробках от игрушек и передал Шалым, а уж те вывезли их из страны. Мать же изображала, что они все еще в доме, а ночью открыта окно, заткнула себе рот и сковала себе за спиной наручниками запястья – это несложно, всего-то браслеты защелкнуть. Утром она разыграла спектакль, быстро выгнала горничную, чтобы никто не успел с ней поговорить и узнать, что после доставки игрушек она детей не видела, а охранники, я думаю, к ним вообще никогда и не приближались. Вот она целый месяц всем голову и морочила, хотела, чтобы Николай Степанович подольше и посильнее страдал. Неизвестно, когда она сама планировала присоединиться к детям, но явно после убийства мужа, с которым из-за меня им пришлось поторопиться. Убитая горем вдова отправилась бы в Штаты, чтобы якобы привести нервы в порядок, недаром же она почти все свои вещи отдала няне, явно для того, чтобы их туда переправить, – жить-то полгода до вступления в права наследования им на что-то надо было. Я не сомневаюсь, что деньги у Ларисы Петровны есть, но содержать-то ей предстояло не только детей, но и сообщников, тут уж не до обновок. А уже из Америки нанятый Васильевой адвокат начал бы заниматься ее делом. Но тут появились вы, Леонид Максимович, и спутали ей все карты. Тогда Лариса Петровна решила якобы лечь в ту частную клинику, а на самом деле мгновенно оттуда уйти, а, может, даже и не заезжать в нее, а сразу отправиться в аэропорт и вылететь к детям. Но сейчас благодаря вашему вмешательству у нее нет ни денег, ни документов, ни драгоценностей. Да и находится она не в частной клинике, где за деньги можно делать все, что угодно, а в самой обыкновенной больнице, откуда так просто не сбежишь, особенно если за тобой очень внимательно наблюдают. Кстати, Леонид Максимович, что-то ваш парень долго не появляется. Как бы не случилось чего. – Сейчас разберусь, – пообещал Погодин и позвонил по телефону. – Ну? Как там? Без осложнений обошлось? – и, выслушав ответ, хмыкнул: – Ну и рвачи! Черт с ними! Плати! – а отключив телефон, сказал Гурову: – Все в порядке. Ее отвезли действительно в районную психушку, и врачи там пообещали глаз с нее не спускать. Но заломили за это столько! – Он покрутил головой. – Да, Москва деньги любит! – Я взяток не беру, – на всякий случай предупредил Гуров. – Да знаю я, – отмахнулся Погодин. – Говорили уже. – Так, что у нас дальше, – начал вслух рассуждать Лев Иванович. – Лариса Петровна изолирована. Сотового у нее нет, компьютера – тем более, позвонить со стационарного телефона ей, будем надеяться, в больнице не дадут. Брат без нее из страны не уедет – ему деньги нужны. Если уж раньше, чтобы жить безбедно, он ей клиентов поставлял, то работать сам явно не привык, а она, выйдя замуж за Савельева, деньжат ему наверняка постоянно подбрасывала. Вывод: он будет ее искать – как-то же они связывались, и, скорее всего, по телефону. Предположим, она, выходя в туалет, звонила ему. Не исключено, что и сегодня отзвонилась, чтобы сказать, в какой клинике она будет, еще не зная, что ее план провалится. Где ее сотовый? – У моих ребят, – ответил Леонид Максимович. – Надо будет отдать его нашим специалистам, пусть пробьют все исходящие и входящие на него звонки, и, глядишь, выйдем на номер Григория, а там уже проще, через вышку сотовой связи можно будет определить, где он находится, но это требует времени. Я так думаю, что искать сестру Григорий будет через ту частную клинику, куда она собиралась. Свяжется с врачом, и тот скажет ему, что ее забрала обычная «Скорая», ну а дальше по схеме. – Васильев может заплатить врачу, который здесь был, чтобы тот выяснил, куда сестру Григория отвезли, – ему же это сделать проще. А еще Гришка может сам позвонить по «03» и попытаться узнать то же самое, – предположил Погодин. – Это зависит от того, сколько у него денег и захочет ли он тратиться, – возразил Гуров. – Я уже приказал заблокировать все пластиковые карты, которые оформлялись на Кольку и эту стерву нашей конторой, и со счета ничего не переводить без согласования со мной, – сообщил Леонид Максимович. – Черт! – воскликнул Гуров. – Так здешний врач говорил же с теми, кто приехал, и мог выяснить у них, куда ее повезут, – вы же, Леонид Максимович, от него свои планы не скрывали. И нельзя исключить, что Лариса Петровна могла заранее дать ему телефон брата, чтобы тот позвонил ему и все рассказал – она ведь уже знала, что вы здесь, и вполне могла предположить, что ее план сорвется. Уж в том, что вы ее ненавидите, она не сомневалась. Вот и получается, что при любом раскладе Григорий очень быстро выяснит, где она, и попытается ее оттуда вытащить – он же брат и вполне может попробовать забрать сестру, чтобы она, например, долечивалась у него дома или еще где-то. – Короче, как я понял, нужно устроить засаду возле больницы, – кивнул Погодин. – Сейчас распоряжусь, – он вскочил с места, быстро вышел из кабинета, а, вернувшись, сказал: – Все, ребята уже поехали, и фотография этой гниды у них есть, не ошибутся. Что дальше? – А дальше сплошная головная боль, и вы мне уже не помощники. Нужно будет связаться с американским посольством, объяснить, что по подложным документам двое несовершеннолетних граждан США были незаконно вывезены из России и сейчас находятся на территории Штатов в руках похитителей. Но это даже не мой уровень, этим пусть генерал Орлов занимается. И хотя Шалые могли не знать, что документы подложные, искать их будут со всем тщанием – в Америке с этим делом строго. – А зачем их искать? – неожиданно спросил Погодин. – Я в этом не очень разбираюсь, но они граждане США, вот пусть себе там и живут. Авось не пропадут. Услышав такое, Гуров вытаращился на него, а потом, покачав головой, сказал: – Леонид Максимович, то, что вы, мягко говоря, не любите Ларису Петровну, понятно, но меня удивляет ваше прохладное отношение к детям вашего друга. – Погодин мельком глянул на него и отвернулся. – Полагаю, что дело тут совсем не в том, что теперь они его наследники, а… – и тут Лев Иванович, вспомнив некоторые высказывания Погодина, все понял и попросил: – Ответьте прямо, они что, не его дети? – Да, хотя Колька действительно вылечился! – Леонид Максимович процедил себе под нос что-то явно непечатное. – Не знаю, как эта стерва все устроила, но Колька не имеет никакого отношения к их появлению на свет. Как только их привезли в Россию, я велел ребятам подсуетиться, ну и выяснилось, что они не от Кольки. Я решил промолчать до поры, все думал, что делать, – мне же докладывали, как он их без памяти любит. Да, я же говорил, что он на детях помешан был, – напомнил Погодин. – А после того, как их якобы похитили, он вообще на живого человека перестал быть похож, почти ничего не ел и не спал, переживал страшно. Да вы сами в больнице видели, до чего он себя довел, просто скелет ходячий. Ну, и как в такой момент я мог сказать Кольке, что эта сука чужих детей ему на шею повесила? Еще кончил бы он себя! А мне самому после такого только пулю в лоб себе пустить осталось бы. Так что нечего их искать! Бог даст, у Кольки в будущем действительно свои дети появятся – ему же еще сорока нет. – Да, светлая личность эта Лариса Петровна, – покачал головой Гуров. – Но вот что меня настораживает: как она могла отдать своих детей совершенно чужим людям? Няня, она же суррогатная мать, – понятно, но у нее же муж есть. А свои дети у них имеются? – спросил он у Тимофеева. – Кажется, нет, – пожал плечами тот. – Все документы по этому делу в сейфе Николая Степановича. – Ну, и где этот чертов специалист по сейфам? – возмутился Лев Иванович и позвонил Крячко. – Да мы тут на въезде в поселок застряли, нас пропускать не хотят, – ответил Стаc. – Ты тоже решил лично в расследовании поучаствовать? Не сидится тебе в кабинете? – укоризненно сказал Гуров. – Ладно, сейчас вас пропустят. Услышав о том, что какие-то охранники не пускают людей, которых они так ждут, Погодин захотел разобраться сам, и Лев Иванович не стал возражать – пусть пар выпустит. И тот выпустил! Забрав у Гурова трубку, он велел Стасу передать свой телефон упрямцу и так того покрыл не по одному разу трехэтажным матом, что трубка, кажется, даже раскалилась. Получив заверение, что машину они пропустят, Леонид Максимович вернул трубку Гурову, причем даже не извинился за свою несдержанность. Через несколько минут со двора раздался дружный мужской смех, больше похожий на ржание, и Лев Иванович, поняв, что это приехал Крячко, только вздохнул. Гуров был профессионалом экстра-класса, превосходным аналитиком, он мог заставить человека вспомнить то, что тот видел лишь мельком несколько лет назад, вытянуть информацию из кого угодно, но вот было одно качество, в котором он Стасу уступал. Дело в том, что Крячко, этот среднего роста крепыш с озорными, веселыми карими глазами, хохмач и балагур, был непревзойденным мастером импровизации и обладал неоценимым, данным не иначе как богом талантом – мог, как горячий нож в масло, войти в любую компанию и мгновенно стать в ней не просто своим, но и ее душой. Вовремя рассказанный анекдот, необидная шутка – и вот все! Стаc уже свой! Лев Иванович такими талантами не обладал. Вот и сейчас, впервые увидев охранников, Крячко уже успел с ними подружиться и при случае сможет узнать у них все, что угодно. И Гуров, хоть и не признавался в этом даже самому себе, завидовал другу пусть и белой, но завистью. Но вот голос Крячко раздался уже из холла: – Хозяюшка! Сухой корочки не найдется, а то так есть хочется, что просто живот подводит. – Так обед же скоро, – ответила ему какая-то из горничных. – Не доживу, – рыдающим голосом произнес Стаc, и женщина засмеялась. В результате Крячко появился в кабинете с куском пирога в руке и, с усилием проглотив то, что уже было во рту, сказал: – Всем привет! Я Стаc Крячко, – и протянул руку Погодину. – Леонид, – представился тот и посмотрел на Крячко не без симпатии, не то что на Гурова. – Здоров, Серега! – обратился Крячко к Тимофееву, но, не получив от того, понуро сидевшего в дальнем углу, никакого ответа, мгновенно понял, что к чему, и покачал головой: – Ясно! Лев Иванович уже жахнул из главного калибра! Он у нас такой! Кроет всех направо и налево, невзирая на личности. Но вообще-то он добрый, это только вид у него суровый, а так – душа-человек. – Стаc! Кончай хохмить, – поморщился Гуров. Он уже понял, что Крячко появился здесь не по собственному желанию, а по воле приславшего его Орлова исключительно для разрядки межличностной напряженности, потому что Петр, знавший Льва Ивановича как облупленного, вполне обоснованно предполагал, что тот уже проявил свой непростой характер вовсю. – Уже и слова не скажи, – вздохнул Крячко. – И ладно бы ведь ругал или поклеп какой возводил, так ведь истинную правду говорю, что бриллиант он чистой воды. – Стаc! – уже угрожающе произнес Лев Иванович. – Молчу! – покорно ответил Крячко и сказал: – Я хирурга привез. Где здесь больной, которому вскрытие требуется? – Вон болезный, – в тон ему ответил Леонид Максимович и кивком указал на сейф. – Доктор, прошу! – Стаc сделал приглашающий жест рукой. Хорошо знакомый Льву Ивановичу эксперт только удрученно покачал головой и в очередной раз поинтересовался у Гурова: – И как только ты, Лева, с этим шутом гороховым столько лет работаешь? – Сам удивляюсь своему терпению, – буркнул в ответ тот. Эксперт занялся сейфом, а Лев Иванович с осуждением спросил у Крячко: – Значит, подальше от начальства, поближе к кухне? – Младшенького завсегда обидеть просто, – ответил ему своим любимым выражением Стаc, который был на самом деле на два года старшего Гурова. – Да вот только вы, господин полковник, будете мысль думать и расклад анализировать, а кто станет ножками бегать? А я – страдалец безропотный. Так уж лучше я с самого начала в курсе дел буду, чтобы ненароком, умишком своим скорбным пораскинув не в ту сторону, вам чего не испортить. А вы мне куска пирога пожалели! – со слезой в голосе сказал Крячко. – Христом Богом тебя прошу, сядь! – рявкнул Гуров. – И расскажи, что успели выяснить. – Докладываю, – обстоятельно начал Стаc. – Пистолетик засветился в начале девяностых в Стародольске – это центр ма-а-аленькой такой области в Центральной России. Запрос мы туда послали, но, сам понимаешь, сегодня воскресенье. Начнут им заниматься завтра, пока дело из архива поднимут, пока то да се… – Не объясняй, сам знаю, – перебил Гуров. – С «Газелью» что? – По базе ГИБДД была, списанная, приобретена пенсионером, видимо, для дачных нужд, а уже он продал ее полгода назад по доверенности сам не помнит кому. В розыск ее объявили, – продолжал Крячко. – Теперь по мужику. Ориентировки составлены и к вечеру, я думаю, будут у всех на руках. Вроде все. А теперь скажите мне, бестолковому, что вообще происходит. Может, и я на что сгожусь? – Может, и сгодишься, – продолжил Гуров цитату из старого фильма и призадумался, решая, чем бы ему Крячко озадачить, да вот только поручить ему сейчас было нечего, кроме… – Стаc! Надо дом обыскать. Крячко и здесь не сдержался: – А еще море ложкой вычерпать! Лева, я в этих хоромах до утра копаться буду! – Стаc! Когда-нибудь я тебя убью, – устало произнес Гуров. – Не-а! – уверенно ответил тот. – Ты меня любишь. – А я наступлю на горло своим чувствам, – раздражаясь уже всерьез, сказал Лев Иванович. – Короче, вот Леонид Максимович объяснит тебе, что нужно найти, а ребята-охранники тебе помогут. И сгинь с глаз моих! Поняв, что Гурову действительно погано и хохмить больше не стоит в целях сохранения, если не собственного здоровья, то дружеских отношений точно, Стаc больше ничего не сказал, а подошел к Погодину, о чем-то с ним пошептался и вышел. Лев Иванович же повернулся к возившемуся с сейфом эксперту и стал ждать, когда тот закончит. Почувствовав его взгляд, тот успокаивающе сказал: – Сейчас открою, совсем чуть-чуть осталось.