И действительно, не прошло и пяти минут, как дверца была открыта и Гуров, естественно под присмотром Погодина, выложил на стол все содержимое сейфа. – Ну, если я вам больше не нужен, я поеду, пожалуй, – сказал эксперт. – Я тут на своей, так что ты, Лева, потом Стаса сам в город отвези. Гуров, не поднимая головы от документов, в знак согласия кивнул и тут же услышал, как эксперт удивленно сказал: – Зачем? Я вообще-то на работе. – Погодин явно давал ему деньги. – Куда тебя выдернули в воскресенье. Так что это тебе за беспокойство, – раздался голос Леонида Максимовича. – Детям конфет купишь. – Ну, ладно, – согласился тот и ушел. Погодин же молча сел с другой стороны стола и стал наблюдать, как Лев Иванович читает документы, а там оказалось много любопытного. Это были: двуязычный, русско-английский договор на оказание услуг суррогатной матери с Тамарой Ивановной Шалой, оформленный настолько подробно, предусматривавший все без исключения обстоятельства, которые только могли возникнуть, свидетельство о браке с Ларисой Петровной Васильевой – фамилию она не меняла, завещание и брачный контракт, содержание которых Гуров уже знал. В медицинской карте Савельева наличествовали исчерпывающие сведения обо всех когда-либо перенесенных им заболеваниях, и оформлялась она, судя по дате, явно тогда, когда встал вопрос о детях. Была еще потертая коробка из-под конфет, в которой аккуратно лежали старые, уже пожелтевшие конверты – это были письма родителей Савельева, которые они писали ему в армию, и ничего особо интересного в них не было. А вот в письме какой-то Ф.М. Джулаевой было действительно написано, что родители и сестра Николая Степановича погибли во время погрома в Чарджоу. На старенькой любительской фотографии были изображены, видимо, родители Савельева и его сестра. – Я эту коробку еще с тех времен помню, – подал голос Погодин. – Колька ею страшно дорожит, говорит, что это все, что у него от родного дома и семьи осталось. – Странно, что он фотографию родных на столе у себя не держит, – недоуменно заметил Лев Иванович. – Раньше-то, еще до этой стервы, она стояла, как и та, их первая, – пояснил Леонид Максимович и начал по-хозяйски шарить в ящиках стола, пока наконец не нашел то, что искал. – Вот, – сказал он, кладя перед Гуровым фотографию нескольких молодых и очень просто одетых мужиков на фоне какой-то машины. – Это они все вместе снялись на память, когда свою первую лесопилку поставили. А потом, когда мы все дружно против этой сволочи выступили, он ее убрал. Хорошо хоть, что не выбросил. – А где здесь Савельев? – спросил Лев Иванович. – Вот он, Колька. – Погодин ткнул пальцем в молодого, самой обычной внешности, парня. – Это единственная его фотография, потому что после того пожара, когда ему лицо изуродовало, он уже не фотографировался – стеснялся. – Скажите, Леонид Максимович, а с кем из вас всех Николай Степанович был особенно близок? С кем он дружил? Побеседовать бы мне с ним надо. – Так я же говорил, что с Димкой, – напомнил Погодин. – Сейчас я ему позвоню, потому что он с мужиками вряд ли прилетит – куда ему, болезному? Поговорив с Дмитрием, Лев Иванович призадумался. Как оказалось, с друзьями у Николая Степановича было до армии негусто, то есть совсем не было: то ли в городе его не любили, то ли он сам никого не любил, потому что даже с девушкой по имени Света расстался прямо перед призывом, приревновав ее к другому парню. Ну, с ней-то дело понятное, потому что молодое: характер, амбиции и все прочее, но вот друзья? Не оттуда ли, из далекого Чарджоу, родом ненависть Лариски с братом к нему? Судя по возрасту, ее он действительно мог не помнить, а вот ее старший брат? Но она родом из какой-то деревни Николаевки Тамбовской области, а откуда сам Григорий, пока неизвестно. А вдруг он когда-то переехал в Россию именно из этого туркменского города? Или это вообще вендетта по-среднеазиатски, в смысле, если не можешь отомстить, предположим, погибшему отцу Николая Степановича, то отомсти его сыну? Или у этой ненависти какие-то другие мотивы, в которых предстоит разбираться и разбираться? В общем, работы предстояло – вагон и маленькая тележка. Выписав себе в блокнот все, что могло ему пригодиться в дальнейшем, Гуров собрал бумаги и убрал в сейф, хотя теперь сильно сомневался в его надежности. Себе же он оставил только снимок родных Савельева и групповую фотографию «лесорубов», а потом спросил у Погодина, который все это время просидел тихонько неподалеку от него и, даже если разговаривал по телефону, то шепотом: – Ну, где ваши доморощенные сыщики, которые в прошлом Ларисы Петровны копались? – Звонили они, только вы заняты были, вот я и не стал беспокоить. Сейчас я им звякну, – сказал Погодин. В течение следующего получаса Лев Иванович выслушивал подробности похождений Ларисы Петровны до замужества, от которых его воротило так, что он временами морщился и записывал то, что казалось ему полезным. Закончив, он захлопнул блокнот и спросил: – Так, где компьютер-то? Мне бы там посмотреть кое-что надо. – В пробке ребята с компом стоят, – зло сказал Леонид Максимович. – И как только вы в этой Москве живете? – Дело привычки, – объяснил Гуров и сказал: – Пойду по саду пройдусь – мне многое обдумать надо. – Только пообедайте сначала, а то все уже поели, а вас я тревожить запретил. Гуров поколебался – не очень-то удобно получалось, но потом согласился – есть хотелось страшно. – Что я еще пропустил? – спросил он. – Магнитофон нашли, который горничные в глаза никогда не видели, только в нем кассета чистая – видать, эта паскуда стерла запись, – сообщил Погодин и спросил: – А может, восстановить можно? – Не знаю, – покачал головой Лев Иванович. – Я не специалист. Где у вас тут кухня? – Да уж поешьте вы как человек – в столовой, – предложил Погодин. – Да и потом, чего девчонкам мешать? Они же там сейчас к ужину уже готовят – мужики-то голодные будут. Скоро уже должны быть, – посмотрев на часы, сообщил он. – Они же спецрейс заказали, чтобы всем вместе прилететь. – К ужину? – удивился Лев Иванович и посмотрел на часы – было около пяти. – А я и не заметил, как время пролетело. И как вы обедать уходили – тоже. – А я и не ел – у меня от этих новостей аппетит пропал, – покривился Леонид Максимович. – Вот уж с мужиками и повечеряю. Погруженный в свои мысли, Гуров даже не понимал, что ел, но вот то, что все было очень вкусно, все-таки заметил. Когда он уже допивал чай с необыкновенно вкусной ватрушкой, то обратил внимание, что Олеся как-то странно на него посматривает, а в глазах у нее пляшут смешинки. – У меня что-то не в порядке с внешним видом? – спросил он. Женщина смутилась, но потом все-таки сказала: – Да нет, все в порядке. Просто я разговор один слышала. У друга вашего один тут спросил: «И как ты только работаешь с таким каменным идолом, как Гуров?» – а он жалобно так вздохнул и тоскливо ответил: «Я с ним уже чертову прорву лет мучаюсь. А что делать, если он самый лучший, и выше его – только звезды? Вот и вы терпите, мужики! Не святые, чай! Не все мне одному страдать, а в компании как-то веселее». А вы правда лучший? – Говорят, – пожал плечами Лев Иванович, сразу понявший, что этим спрашивавшим был Погодин. Выйдя в запущенный сад – муж няни, он же якобы садовник, им явно не занимался, – Гуров начал бродить по дорожкам, обдумывая все, что успел узнать к этому моменту, и даже пришел кое к каким выводам, когда его нашел Крячко. – Что? Компьютер привезли наконец? – И это тоже, – кивнул Стаc. – А еще мужики приехали. Так что пошли знакомиться, Лева. – И ты с ними всеми, конечно, уже успел подружиться, – съехидничал Гуров. – Ну, должен же кто-то из нас двоих заниматься public relations, – пожал плечами Крячко. – Сложные слова ты выучил, – подколол приятеля Гуров. – Долго тренировался выговаривать? – Пошли! Каменный идол! – хмыкнул Стаc. Они направились к дому, и Лев Иванович предупредил Крячко: – Скажи сам Погодину, что за столом я с ними сидеть не буду. Они обязательно выпивать начнут, а мне, сам знаешь, нельзя. Я лучше в ноутбуке поковыряюсь, а потом с ними побеседую, если вопросы появятся. – Нелюдимо наше море, – фальшиво пропел Крячко. – Стаc! – Гуров даже остановился. – Ты пойми: Погодин мне не нравится, и ничего я с собой поделать не могу! Да и не хочу! А остальные наверняка ничем не лучше, чем он! Вот и все! – Знаешь, Лева, – Крячко тоже остановился и обернулся к нему, – на тебя не угодишь! Они простые русские му-жи-ки! Да, в отличие от тебя они в театры не ходят, книг не читают, нож и вилку правильно держать не умеют, но они нормальные, честные работяги! И что бы ни было у них в прошлом, то давно быльем поросло! И деньги свои они не украли, никого не обманули, на большой дороге не стояли! Они в любое время года и при любой погоде вкалывали – лес валили! А вот как твой разлюбезный Болотин первоначальный капитал сколачивал, большой вопрос! Так что фильтруй базар, как теперь говорят интеллигентные люди! И сейчас, когда одного из них тронули, они все на его защиту горой встали! А вот с попустительства твоего разлюбезного Болотина ни в чем не повинного мальчишку в «черную» зону закатали! И если бы не ты, то он там все три года как миленький отсидел бы! Не хочешь с ними за одним столом сидеть? Так ты со своей замороженной вежливостью и высокомерием им тоже не больно-то симпатичен! И вообще, тебе не кажется, что ты зазвездился? Что ты всех остальных людей начал за недалекое быдло держать? Короля, конечно, играет свита, но ведь, знаешь, мне и надоесть может распевать тебе дифирамбы да исправлять твои косяки! Вот плюнем мы с Петром, он уйдет на пенсию, я в отставку, а ты сиди себе перед зеркалом, изображай короля и наслаждайся собственным отражением. Как ни разозлился Гуров, услышав такое от своего лучшего друга, но в глубине души он понимал, что Стаc во многом прав. Он попытался свести все к шутке и скрепя сердце сказал: – Ладно, извини. Это у меня весенний авитаминоз. Но шутка не удалась. – Он у тебя круглый год, – раздраженно заметил Крячко, но несколько успокоился. – Да сяду я с ними за один стол. Сяду! – необдуманно ляпнул Гуров. – А вот одолжений и снисхождений им от тебя не надо! – опять окрысился Стаc. – Вот ты всегда говорил, что, несмотря на папу-генерала, сам себя создал, только забывал добавить при этом, что квартиру с машиной тебе именно он на блюдечке преподнес. А они с нуля все начинали, у них вообще ничего не было! Совсем! И они действительно сами себя создали! Так что они ничуть не хуже тебя, а в чем-то и лучше! – Все! Проехали! – взорвался Лев Иванович. – Я плохой, они хорошие! И давай на этом успокоимся! Надоел тебе такой друг, как я, так я и не навязываюсь! Но работаем мы пока вместе, чтобы Петра не подвести. И поэтому тебе прямо сейчас задание. Вот! – Он вырвал из блокнота те листки, где записывал информацию о прошлом Ларисы Петровны, и отдал их Крячко. – Здесь указаны данные людей, с которыми жена Савельева, до замужества понятно, встречалась. Тебе нужно будет их всех обзвонить и выяснить, что они о ней помнят, что думают, и какой она им показалась. В общем, выяснить о ней все, что они знают, а потом мне рассказать. И из-за разницы во времени звонить тебе придется ночью – уж извини. Можешь получить подтверждение этого задания у Погодина, если стал мне не доверять. – Да в курсе я уже, что это за особа, – ответил Стаc, убирая листки. – Все сделаю. Только я с работы звонить буду, а то разорюсь на межгороде со своей-то зарплатой. Дальше они шли молча, и каждый переживал в душе одновременно и обиду на другого, и злость на себя за то, что наговорил лишнего, – все-таки так серьезно они не ругались еще никогда. Но и сделать первый шаг к примирению никто из них не спешил. В доме было не протолкнуться от людей, потому что прилетели не только друзья-компаньоны Савельева, но и их охрана. Все это были, как на подбор, мужики крупные, основательные, серьезные и, видать, жизнью крепко битые, взгляды у них, во всяком случае, были совсем непростые, цепкие, внимательные. Оставалось только удивляться, как Савельев смог не просто сколотить такую команду, но и возглавить ее. – Здравствуйте, я Гуров, – назвался Лев Иванович. В ответ мужики представились, причем никто из них с рукопожатиями к нему не лез, а просто назвали имена: Виктор, Александр, Алексей, Андрей, Валерий, Юрий и Дмитрий. Услышав последнее имя, Гуров очень удивился и посмотрел на Погодина. – Да вот не утерпел Димка, прилетел все-таки, – объяснил тот. – А ты думал, что я буду дома отсиживаться, когда Колька раненый в больнице лежит? – возмутился Дмитрий и негромко покашлял. Вид у него действительно был не слишком здоровый. – Не бойтесь, я незаразный, – сказал он Льву Ивановичу. – Просто надышался тогда во время пожара какой-то гадостью, вот с тех пор и мучаюсь. – Да я ничего и не подумал, – пожал плечами Гуров и предложил: – Вы ужинайте без меня, потому что я ел недавно, а я пока делом займусь. А как закончу, с вами побеседую – вдруг кто-то из вас что-то полезное вспомнит. Он ушел в кабинет и начал изучать содержимое компьютера, а также флешки, на которой была переписка Григория, по всей видимости, с Шалыми – адрес, по которому был установлен компьютер в Америке, Ежик записал Льву Ивановичу на отдельном листке. Не сказать, чтобы Гуров обнаружил много для себя полезного, но кое-что нашлось, и он это выписал себе в блокнот. Закончив, он вышел из кабинета и нашел всю дружную компанию, включая Крячко, в столовой, где они, хоть и закончили ужинать, по-прежнему сидели вокруг большущего стола и очень умеренно пили, но при этом никто не курил, что показалось Льву Ивановичу сначала странным, но он подумал, что они просто не хотели дымить при Дмитрии, у которого больные легкие. Но потом вспомнил, что Погодин и раньше не курил, да и у самого Савельева в кабинете пепельницы не было, но выяснять, чего это они все такими поборниками здорового образа жизни оказались, не стал – не до того было. Гуров смотрел на собравшихся и думал, как же к ним обращаться. «Господа»? Но это им явно не подходило. «Товарищи»? Ну, какие же они ему товарищи? «Мужики»? Это они приняли бы как должное, да вот только у самого Гурова язык не поворачивался его говорить – не любил он это обращение. И он пошел окольным путем: – Леонид Максимович, мне нужно собрать в одном месте всех охранников, работающих в этом доме, и горничных. – Не вопрос, – заверил его тот и посмотрел в сторону сидевшего у стены парня, который тут же поднялся и вышел. – А что случилось? – Надо выяснить у них кое-что, – неопределенно ответил Гуров. Как он и ожидал, всех согнали в ту же столовую, и прислуга теперь выжидающе смотрела на него. Он сел в кресло возле стены, чтобы видеть их всех, и произнес: – Олеся мне сказала, что Лариса Петровна получала модные журналы и каталоги, а вот другая почта была? – Нет, хозяин все деловые документы в офисе получал, – уверенно ответил один из парней. – Вспоминайте как следует, – настойчиво попросил Гуров. Все задумались, а потом Галина неуверенно сказала: